Путешествие в Египет - Дюма Александр - Страница 51

• Предыдущая
• 51/69
• Следующая

Господин де Линан, молодой художник, познакомивший нас с племенем валед-саид, прослышав о нашем возвращении, тотчас прибежал в отель франков и, заявив, что мы должны жить только у него, увел нас к себе.

Когда мы рассказали ему о своем намерении посетить Иерусалим и Дамаск, он, к нашей бурной радости, вызвался сопровождать нас. Поскольку господин де Лииаи уже дважды или трижды объехал всю Сирию, это был самый прекрасный чичероне, которого только можно пожелать. Мы решили спуститься по Нилу до Дамьетты, где нас будет издать Талеб со своими дромадерами, и оттуда, уже отдохнув за время плавания, отправиться через Эль-Ариш в Иерусалим.

В тот же день мы стали готовиться к путешествию. Ничто не охватывает людей так легко и не проходит так быстро, как дорожная лихорадка; едва завладев вами, она уже не отпускает ни па минуту: нужно идти и идти, не останавливаясь, Вечный Жид - это только символ.

Стоял прекрасный вечер, когда мы отправились в путь; в лицо нам дул легкий ветер, но течение и четырнадцать гребцов увлекали лодку вперед. За ночь, наступающую на Востоке внезапно, мы преодолели уже известный нам участок Нила - от Булака до изгиба Дельты. Рассвело. Мы уже плыли по восточному рукаву, более величественному, чем Розеттский; после пребывания в пустыне его берега особенно поразили пас своим плодородием.

Вечером мы стали свидетелями следующей сцены: десятка два обнаженных женщин из прибрежной деревни, вероятно привлеченных пением наших гребцов, бросились в Нил и какое-то время плыли за нашей лодкой. Ночь избавила нас от преследования этих смуглолицых русалок, чьих колдовских чар мы, к счастью, могли не бояться.

На следующий день мы уже были в Мансуре. Этот город, как п пирамиды, воскрешает одну из славных страниц истории, которая не может оставить равнодушной ни одного француза. Так пусть же не сетуют па нас наши читатели за то, что теперь мы отправимся по следам крестового похода Людовика Святого, как прежде - за экспедицией Наполеона. Выступить в крестовый поход было решено в декабре 1244 года. Король Людовик IX уже проявил свое религиозное рвение: откупил у венецианцев терновый венец Христа, полученный ими в залог от Бодуэна; с непокрытой головой и босой, нес он этот венец от Венсена до собора Богоматери в Сомюре, чтобы при всем дворе пожаловать своему брату Альфонсу графства Пуату и Овернь, а также Альбижуа, отвоеванное у графа Тулузского, Он одержал победу над графом де ля Марш, не пожелавшим оказать ему монаршие почести в Тайбуре и в Сенте, но помиловал его, хотя и знал о попытке графини отравить его; наконец, он вынудил Генриха III Английского запросить перемирия, которое обошлось его противнику в пять тысяч фунтов стерлингов.

Итак, все было спокойно и внутри страны, и за ее пределами, когда внезапно в Понтуазе с королем случился новый приступ тяжелой лихорадки; он захворал ею еще во время похода в Пуату. Ему становилось все хуже и хуже, и вскоре уже высказывали опасения за его жизнь. Скорбная весть разнеслась по всей Франции - Людовику едва сровнялось тридцать лет, а после его восшествия на престол все сулило стране благоденствие. Все королевство предалось скорби; в Понтуаз тотчас же съехались сеньоры и прелаты; во всех церквах собирали пожертвования, читали молитвы и устраивали крестные ходы; наконец, королева Бланка отправила своего священника к Эду Клеману, аббату из Сеи-Дени, чтобы тот извлек из склепов мощи блаженных мучеников: это делали лишь в случае национальных бедствий.

Между тем врачебное искусство оказалось бессильно, а молитвы - тщетны; Людовик впал в глубокое забытье, и теперь обе королевы - его мать Бланка и жена Маргарита - должны были удалиться из покоев. По обе стороны королевского ложа остались молиться только две женщины. Вскоре та, что первой завершила молитву, поднялась с колен и хотела прикрыть лицо короля погребальной простыней, но другая воспротивилась, утверждая, что господь не может поразить Францию в самое сердце; а пока они вели этот печальный спор, Людовик приоткрыл глаза и слабым, но внятным голосом произнес:

- Милостью господа мне воссиял свет с Востока и вызволил из объятий смерти.

Обе дамы громко вскрикнули от радости и бросились за королевой Бланкой и королевой Маргаритой, и те с трепетом вошли в комнату, боясь поверить в чудо. Увидев их, король простер к ним руки, а затем, когда стихли первые восторги, велел позвать Гильома, епископа парижского. Как только достойный прелат не мешкая предстал перед больным, тот, почувствовав в себе прилив новых сил, поднялся на постели и попросил принести ему крест, привезенный из святой земли. Все решили, что король еще бредит, но Людовик, видя их заблуждение, протянул руку к епископу, который в замешательстве боялся подчиниться королевской воле, и поклялся, что не будет принимать пищу до тех пор, пока не получит символ крестовых походов. Гильом не посмел ослушаться, и больной в ожидании дня, когда будет в силах водрузить крест на доспехи, велел поместить его в изголовье кровати.

С этого дня король стал выздоравливать. Он отправил христианам Востока послание, призывая их набраться мужества и обещая перейти море, как только соберет свое войско, а пока он передавал им вспомоществование.

Не теряя времени, Людовик начал готовиться к исполнению своего обещания. Одон де Шатеру, кардинал Тускулума, бывший канцлер капитула парижских церквей и папский легат, прибыл во Францию, проповедуя крестовые походы, и из провинций съехалось много сеньоров, воодушевленных не столько религиозным рвением, сколько преданностью французскому королю.

Тогда королева Бланка прибегла к последнему средству предотвратить крестовый поход Людовика. В сопровождении Гильома она пришла к сыну, одержимому своей идеей. Прелат сказал королю, что обет, данный им во время болезни, ни к чему короля не обязывает, но, если у него возникают на этот счет какие- то сомнения, он берется добиться у папы освобождения короля от клятвы. Он напомнил ему положение во Франции, совсем недавно покончившей с войнами, которую Людовик, если уйдет в поход, сделает уязвимой для козней сицилианского короля, мятежников Пуату и недовольных альбигойцев.

Бланка же обратилась к Людовику с такими словами:

- Дорогой сын, прислушайтесь к советам друзей. Не следует целиком доверяться своим чувствам. Вспомните, что сыновнее послушание угодно богу. Останьтесь здесь, от этого святая земля никак не пострадает, вы же пошлете туда войско более многочисленное, чем то, которое намеревались возглавить сами.

- Это не одно и то же, матушка,- возразил Людовик,- и бог ждет от меня большего. Когда земные голоса уже не достигали моих ушей, я услышал глас с небес: "Король Франции, ты знаешь, какие оскорбления были нанесены граду Христову. Ты избран мною, чтобы отмстить за них!"

- То был горячечный бред,- увещевала его Бланка.- Господь не требует нневозможного; вы дали обет, будучи тяжелобольным, и это послужит вам оправданием, если вы не сможете исполнить его.

- Вы полагаете, матушка, что, когда я взял крест, разум покинул меня? Хорошо же. Я исполню вашу волю и расстанусь с ним. Возьмите, отец,- сказал король, снимая крест с плеча и отдавая его епископу.

Епископ взял крест, и Бланка уже хотела заключить сына в объятия, но он остановил ее, улыбаясь:

- Сейчас, матушка, вы не сомневаетесь в том, что у меня нет ни горячки, ни бреда. Но я прошу вас вернуть мне крест, и бог свидетель, я не прикоснусь к еде, пока не получу крест обратно.

- Пусть исполнится воля божья.- сказала королева, забирая крест у епископа и собственноручно возвращая его сыну,- мы лишь орудие провидения господа, и горе тому, кто воспротивится его власти!

Тем временем папа римский направил своих священнослужителей во все христианские страны поднимать их на священную войну; их усердие принесло свои плоды, и в Париж приехало много сеньоров; однако были и другие, испытывавшие торжество при мысли о том, что во время регентства королевы и в отсутствие старших ее сыновей они обретут власть и богатство. Делая вид, будто одобряют крестовые походы, они повсюду твердили, что уместнее будет оставить во Франции нескольких благородных и храбрых рыцарей, чье дело, разумеется, не столь героическое, но не менее полезное для страны, чем дело тех, кому посчастливится сопровождать короля в его паломничестве с оружием в руках. Однако Людовик не поддался на уловки этих пресловутых доброхоте") и пошел па своеобразную хитрость, дабы выявить нерешительных и подстегнуть замешкавшихся. Приближалось рождество, и, по обычаю, в канун его, во время вечерней мессы, король награждал придворных дорогими подарками - плащами, расшитыми одинаковыми узорами. Людовик не только исполнил этот обычай, но вручил больше плащей, чем дарили его предшественники, да и оп сам прежде. Поскольку подарки вручались в ту минуту, когда уже зазвучали колокола И К тому же в полутьме, те, кому достались плащи, стали надевать их второпях, не разглядывая, и заспешили в церковь, и только в храме божьем при свете свечей каждый увидел на своем плече и на плече соседа священное знамение крестовых походов, и, раз возложив его на себя, отказаться от него уже было невозможно. Но ни у кого из новоиспеченных слуг Христовых, несмотря па несколько необычный способ принятия обета, и не возникло мысли отречься от него.

• Предыдущая
• 51/69
• Следующая