Белые дюны - Севела Эфраим - Страница 2

• Предыдущая
• 2/8
• Следующая

Недалеко от берега пылает костер. На огне в чугунном котле закипает уха. Вкруговую залегли рыбаки. В песке — ящик водки. Пьют из одного стакана. Выпив, передают соседу, и старый рыбак, вроде тамады, наливает Олегу и Феде. С рыбаками на равных пьют две девчонки, что сидели с журналистами в клубе. Пьют и хихикают. Ибо здесь столичные гости — Олег и Федя, и им лестно их внимание.

Старый рыбак (гостям). Вот так мы, ребятки, живем. Работаем и… пьем. Денег хватает. А вот жизни — никакой. То ли дело у вас, в столице…

Федя. В столицах, отец, денег — дефицит. Не разбежишься на городском жаловании.

Старый рыбак. А ты смекай. К чему я клоню? У вас — жизнь, у нас — деньги. Парень ты холостой. Возьми мою дочку, вези в столицу. Любую — на выбор. Пусть поживет барыней. А я тебя озолочу. Мне куда деньги-то девать?

Олег. Ох, мудр ты, старик. А что, идея очень даже прогрессивная. Ты не ему — мне свою дочь отдай.

Старый рыбак. Бери, ежели свободен. Ну, выбирай!

Девчонки хихикают, смущенно прячут глаза.

Олег. Не могу сделать выбор. Обе хороши.

Старый рыбак. Отдал бы обеих. Чтоб ни одной не было завидно. Да не магометанин я. У нас, у православных, одна жена положена.

Девчонки по очереди опорожнили стакан с водкой и захохотали, прикрывая разгоревшиеся лица руками.

Вдали слышна пьяная песня рыбаков. А здесь — пустынно. Никого, лишь вода серебрится под луной, набегая на песок.

Обе девушки — дочки рыбака — у самой кромки воды со смехом сбрасывают с себя платьишки и остаются нагими, как мать родила. С хмельными визгами и хохотом бросаются в море и бегут по мелководью туда, где глубоко.

Из дюн возникают Олег и Федя. И, на ходу раздеваясь, раскидывают по песку свои вещи и устремляются за ними. Девчонки визжат.

А потом при лунном свете они, как дикие козы, носятся нагишом по дюнам, а Олег и Федя, как фавны, преследуют их. Хохот. Ликующие вопли. Яркая луна. Золотой песок. Серебристое море. Песня рыбаков. Морщинистые, дубленые ветром лица, скульптурные головы в бликах от костра. Древняя Эллада. Время мифов и легенд.

Сквозь щели в крыше лунные полосы вырывают из душистого мрака то мужской торс, то женскую грудь, то бедра. И Олег и Федя любятся с девчонками друг у друга на виду. Хохот, стоны.

Потом мужчины, не одеваясь, сидят снаружи у раскрытых дверей сеновала. Перекур. А в глубине — разметались во сне обе девчонки.

Олег. Полюбуйся, Федя. Дети природы. Насладились и спят безмятежно. Я им завидую.

Федя. А я — нет. Они еще не произошли. Протоплазма, амебы. Цивилизация их своим крылом не коснулась.

Олег. И слава богу. Оттого им так легко, так радостно. Как мотыльки порхают они по жизни, радуются солнышку, луне, морю, росе, цветам. А мы? Кто мы? Самоеды. Как кислоты наглотались. Копаемся в себе, пока не проковыряем в душе дырку. Во всем ищем смысла, которого нет. А они не утруждают свои звонкие головки пустыми поисками. Живут, как живется. И рады! Вот в чем смысл. И это, Федя, дороже всего.

На застывшем, как зеркало, море вырисовываются в тумане рыбацкие лодки. Серебрится рыба в сетях, бьется на дне лодок. Рыбаки в высоких сапогах тянут сети. Среди них обе девчонки, обутые так же. И тоже работают, не уступая мужчинам. В одной из лодок — Олег и Федя. Федя фотографирует. Олег с похмелья жует соленый огурец. Девчонки, завидев, что на них направлен объектив, хохочут, скаля белые крепкие зубы.

Олег. Хороши, канашки. Ты какую ночью?

Федя. А кто разберет? Пожалуй, левую… Нет, правую.

Олег. Правую я… А может, и левую. В любом случае, мы с тобой, Федя, породнились.

Чайки с криками носятся над сетями.

Над водой — полупрозрачной кисеей навис туман.

Валя одна у воды. Нагая. Спиной к нам. Оглянулась по сторонам и пошла в воду, грациозно ступая стройными ногами.

Федя затаился за дюной и прилип к фотокамере. Щелк. Щелк. Щелк.

Валя плавно входит в туман, и ее тело постепенно растворяется в нем.

Федя восхищенно качает головой и, закрыв колпачком объектив, припускается бегом от моря.

Федя пробегает мимо бронзовых львов, стерегущих ступени мотеля, взбегает по наружной лестнице.

Федя выходит из-за ширмы с еще влажными фотографиями в руках. Подсаживается к лежащему в постели Олегу, раскладывает фотографии на простыне: Валя входит в воду, полувидна в тумане.

Олег. Все! Больше сомнений нет. Идем на абордаж. Это уже дело нашей чести. Ты ведешь артподготовку, я — вхожу в прорыв.

Валя держит в руках фотографии, на которых она, нагая, входит в воду. Федя заглядывает через ее плечо и при этом ловит выражение ее лица.

Федя. Редкая удача. Хоть на выставку посылай.

Валя. Глаза у вас есть, но вот что касается совести…

Федя. Милая Валечка, не смог устоять. Шел мимо, увидел и остолбенел. Вы были так выразительны, как скульптура… И свет божественный… Рука невольно потянулась к аппарату.

Вал я. Я это все конфискую. (Складывает фотографии и кладет их в карман.) У вас ни одной не осталось?

Федя. Все принес. Слово джентльмена.

Валя. Где негатив? Джентльмен…

Федя. И негатив принес. Возьмите. Мой коллега, Олег, тоже в восторге от этих фотографий.

Вал я. Значит, у этих фотографий уже были зрители?

Федя. Что вы, Валечка? Олег — святой человек. Честно сознаюсь, он-то и велел мне отдать вам все экземпляры и негатив в придачу. А то, говорит, мы с тобой больше не друзья.

Валя. С чего это он так за меня заступается?

Федя. А он такой. Кодекс чести. Теперь такие редко встречаются. А кроме того… вы ему тоже приглянулись, как и мне, но он это скрывает. А я человек прямой. Что на уме, то и на языке.

Федя (вбегая в комнату). Старик, все в ажуре!

Олег. Но, но… Не говори «гоп»! Я — суеверный.

Федя. Да клюнула, говорю тебе! Я ей мозги проел. Кап-кап, кап-кап. Мол, я человек грубый, прямой, что думаю, то и говорю, а Олег — иное дело. Замкнут, горд. О своих чувствах — ни слова. Все в душе таит. И оттого страдает. Ты бы поглядел, как она заглотила наживку! Как, мол, Олег, спрашивает. Почему не появляется? А я ей: ревнует ко мне. И, мол, наша дружба с ним дала трещину. Мы теперь — соперники. А она: ребята, не надо ссориться. Прошу вас. А я: столько лет дружили, водой не разольешь. А теперь, видать, врагами будем. Нет, говорит, не надо, я вас помирю! Вот потеха, она нас помирит.

В дверь несмело постучали.

Олег. Не она ли?

Федя. Войдите.

В дверь бочком протиснулись две девчонки-рыбачки. Принаряженные и робеющие.

Первая. Шли мимо. В окне — огонь. Давай, говорю, постучим.

Вторая. Авось, нас еще помнят!

Олег (вскочив с постели и театрально потрясая, раскинутыми руками). Голубушки! Хохотушки! Дочери морских просторов! Мы вас ждали.

Федя (в тон ему). Очи проглядели, дожидаючись!

Девушки смущенно хихикают.

• Предыдущая
• 2/8
• Следующая