Судьба и грехи России - Федотов Георгий Петрович - Страница 11

    Политическая  фронда внутренне была более разнообразна, но, по

________________________

1 Федотов Г. П. Зачем мы здесь? // Современные записки. 1935,   №  58. С. 434.

 2 Там же.

 3 Там же. С. 435.

==25

оценке Федотова, ее значение ограничивалось областью фразеологии. Между  ней .и Россией пролегла пропасть.

    Федотов указывает на психологические перегородки, которые мешали приблизиться к России и тогда, когда лучшая часть эмиграции отбросила грубые схемы и открыла глаза на реальный образ родины. Познание  натыкалось  на  психологическое непонимание, на  моральную невозможность «найти общий  язык с новой Россией». Федотов отмечал отчуждение даже старой интеллигенции в России от современной эмиграции: «Там нас считают не изгнанниками, а дезертирами, уклонившимися от общей части всенародного горя»(1).

    За единым  коэффициентом разноязычия, отвлекаясь от чисто политического содержания, Федотов разделяет политические группировки на три типа по их структуре.

    Представители  первого типа «просто влачат свое дореволюционное бытие». Они отказались от всякой политической активности. Это бесполезные и безвредные клубы ветеранов.    Ко второму типу относятся люди равнодушные к политическим программам, но объединенные на принципах «активизма». Их вдохновляют только методы непосредственного боевого действия, что, по убеждению Федотова, является безумием в политике и ведет к окончательному разобщению  с русским народом.

   Третий тип образуют «пореволюционные» группировки. Федотов сам тяготел к этому типу, и может условно быть назван и был признан создателем одного из вариантов «пореволюционной» идеологии. Но среди «пореволюционной»  эмиграции, наиболее близкой к новым поколениям в СССР, он часто не находил достаточно критического изучения современной России. К тому же у большинства «пореволюционных» группировок он обнаруживал «дух утопизма», указывающий для него на кровную  связь со старой  русской интеллигенцией, с культом кумиров, которые «едва ли найдут почитателей в России»(2).Будущее этих направлений, по мнению Федотова, зависимо от обретения ими трезвой любви к России.

    В целом, не в политической активности видел Федотов заслугу эмиграции, ее призвание, оправдание и дар России. Ум и сердце мыслителя принадлежат делу культуры. В сфере культуры он нашел подлинные достижения и внутреннее оправдание русской эмиграции. Федотов утверждает, что в Советской России «естественное творчество национальной культуры перехвачено», многие потребности человека не могут быть удовлетворены, мысль и совесть заглушаются «в шуме коллективного строительства». И вот русские в изгнании, за рубежом — «для того, чтобы стать голосом всех молчащих там) чтобы восстановить полифоническую целостность русского духа»(3). Задача эмиграции, по Федотову, сохранить самое глубокое и сокровенное в опыте революционного поколения, завещать этот опыт будущему, стать «живой связью между вчерашним  и завтрашним днем России».

    Могла  ли эмиграция осуществить это историческое призвание, эту культурную миссию?

   Федотов отмечает «необычайно  трудные условия, при которых удается здесь дистилляция духовной эссенции»(4). Русская культура за рубежом  оказалась в безвоздушном пространстве. Писателю из России трудно  было   найти  издателей, критиков, читателей. Русский голос,

________________________

1 Федотов Г. П. Зачем мы здесь? С. 438.

2 Там же. С. 439.

3 Там же. С. 440.

4 Там же.

==26

сохранивший свои интонации, звучал часто как глас вопиющего в пустыне, мысль изливалась, не откликаясь, в вечность. Не имея конкретного, постоянного круга читателей, писатель был обречен на культурное  одиночество: «Это одиночество несет с собой неизбежную горечь сомнения в нужности своего дела, иногда чувство, близкое к удушению»(1).

     Одну из причин культурной пустыни вокруг носителей сознания русской эмиграции Федотов видел в ее социальном составе. Основная масса «серьезных читателей» — учащаяся молодежь, учительство и трудовая  интеллигенция — осталась в России. Военные и беженцы, преобладавшие в эмиграции, были потребителями культуры «легкого наслаждения»,  «патриотического лубка» и «интернационального романа-фельетона».  Правда, художественная, философская и научная литература находились  в разном положении.

     Русская наука получила возможность непосредственно войти в рамки европейской и американской культуры. Но «невероятно трудны материальные условия» для пишущих на родном языке, а не всякая научная дисциплина  допускает чужую  языковую  форму. Это относится  прежде всего к «наукам о духе», тем более о своем, национальном духе.  Однако именно с «науками о духе» Федотов связывает культурное значение русской эмиграции.

     В оценке Федотова, с честью выдержала испытание эмиграцией и  возросла духовно русская философия, от которой с XX века неотделимы  русское богословие и историософская мысль. Они творчески продолжили, развивая и углубляя, традицию, прерванную революцией: «Это не линия эпигонов, а сама«акмэ» большого движения»(2). Федотов указывает,  что в первом десятилетии нашего века в России из предпосылок немецкого идеализма и символизма «едва начала складываться совершенно  оригинальная русская школа философии, теоретической и религиозной  одновременно». Были поставлены новые проблемы. Революция не отменила этих проблем, «она просто смахнула их, уведя молодое поколение России в реакционную глушь 60-х годов»(3). Федотов убежден, что в  изгнании совершается эта работа, которая призвана утолить духовный  голод России, здесь он видит пути в русское будущее. Правда, русский  мыслитель сознает отчуждение отцов и детей, невозможность психологически принять в будущем известные моральные и культурно-общественные предпосылки философии  начала XX  века. Однако Федотов  уверен: «Когда пройдет революционный и контрреволюционный  шок,  вся проблематика русской мысли будет стоять по-прежнему перед новыми поколениями России»(4). Сейчас многое склоняет к подтверждению  этого предвидения.

    Таким  образом, русский мыслитель, отвергая дореволюционную традицию в политике, считает ее еще плодотворной в духовной культуре.  Но революция  поставила духовную проблему, которая не стояла перед  дореволюционными  поколениями. Революция вызвала сильнейшую реакцию. Возникает вопрос: «Каков итог собственно духовной реакции на  революцию?» Федотов указывал два возможных типа этой реакции: «или  в виде прямого отрицания, духовной контрреволюции, или в виде того условного приятия революции — по крайней мере ее проблемы, — которое у нас получило несколько странное имя —пореволюционности»(5).

    Нужно  признать, что духовные контрреволюции были иногда весьма - плодотворны в истории. Однако русская реакционная эмиграция имела

________________________

1 Федотов   Г. П. Зачем мы здесь? С. 440.

2 Там же. С. 442.

3 Там же.

4 Там же.

5 Там же.

==27

при  избытке контрреволюционных  настроений удивительно скудный идейный арсенал, Федотов пытается объяснить это. По его мнению, реакция на русскую революцию предшествовала ее торжеству. Революция в России растянулась «чуть не на полтора столетия», медленно созревала, долго жила чужим опытом. Именно поэтому и сопротивление революции  началось давно, и ответ на революцию уже был дан. Для Федотова великие русские «реакционеры» Достоевский, Леонтьев, Розанов и др. — уже давно «пореволюционеры». И революция, и контрреволюция в России живут очень старым запасом.

    Кроме  того, Федотов считал, что европейская духовная атмосфера оказалась чрезвычайно неблагоприятной для духовного творчества русской реакции. Наш  мыслитель убежден: никакая реабилитация капитализма, никакое оправдание погибшей в России хозяйственной системы невозможны,  ибо все живое в Европе отвернулось от «буржуазного» строя.