Судьба и грехи России - Федотов Георгий Петрович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/198
- Следующая
В теме истории с проблемой культуры неразрывно связан у Федотова образ человека. Человек является первой и необходимой предпосылкой культуры. Более того, человек — судьбоносец культуры. Лики времен Федотов прозревает в лицах людей.
Бросая общий взгляд на творчество Федотова, мы видим, что оно концентрировано в сфере истории, акцентировано на проблеме культуры и актуализировано в образе человека. Смысл истории в мире, судьба культуры в истории, образ человека в культуре — вот предельно общая формула философского миропонимания Федотова. Но в эту абстрактную формулу подставляется одна конкретная величина — Россия. С Рос-
==16
сией навсегда обручен Федотов-мыслитель и Федотов-человек. Россия была живым предметом его мысли, страсти, тоски и надежды. Однако прежде, чем попытаться изобразить историософский портрет и показать душевное лицофедотовской России, нужно погрузиться во внутреннюю атмосферу его сознания, выяснить фундаментальные посылки и первоначальные интуиции его мышления.
Свой первый теоретический шаг Федотов делает как историк-медиевист. Но в этом еще «школьном» движении уже обнаруживается нечто характерное для Федотова вообще. Прежде всего, наш исследователь избирает в истории явления духовные, устремляется в пневме культуры. Его мысль тяготеет к грозовым слоям пневмосферы, где духовное достигает высокой степени религиозного напряжения. Однако Федотов не удовлетворяется только «чистым» духом и даже в разряженных потоках самосознания пытается дышать дыханием земли.
В своей ранней статье Федотов прослеживает эволюцию христианского сознания бл. Августина по его переписке(1). И здесь молодой историк, показывая переход Августина от экстатического искания истины к систематической разработке философских основ, заявил о себе главным образом как исследователь самосознания европейской культуры, при этом проявив очень характерную чуткость к столкновению христианских элементов с античными традициями и внимание к практической работе церковного строительства, в которой преодолевается дуализм «Христа и Платона». Знаменателен и способ, каким Федотов выражает свои наблюдения: говоря об одном, касаться многого, «больше высказывать, чем доказывать, еще больше предполагать доказанным».(2) Все это вошло в «канон» философско-исторической поэтики Федотова.
В процессе изучения средневековья ясно очерчивается эрудиция русского мыслителя — эрудиция христианская, европейская, гуманистическая. Мысль Федотова прошла сквозь дисциплину школы и сама для многих стала школой мысли. В исторических штудиях Федотов выработал сознательные установки и подходы к культуре. Он пленен единством великолепной культуры Европы. Корни этого единства Федотов видит в средневековье. Но средневековье он берет не само по себе, а в потенциях Ренессанса и нового времени, где Федотову дороги прежде всего «гуманизм и евангелизм» — христианство с воскресшим образом Христа. Поскольку Ренессанс связан с возрождением личности в самом широком смысле слова, постольку Федотов ищет следы и симптомы личностного самосознания в глубине средневековья.(3) Вообще, все средневековье мыслится русским историком на путях к Ренессансу. Главное, что он оттуда выносит, — это идеалы гуманизма. Масштабом гуманизма Федотов будет мерить и Россию. Под гуманизмом же он понимал только одно: «гуманизм есть культура человека как творческой личности»(4). Это определение покрывает все — от Петрарки до Бердяева. Гуманизм для Федотова ядро классической европейской культуры, которое разрушено современным капитализмом. У Федотова мы можем почувствовать культурную тоску по гуманизму.
Методология познания средневековой истории через анализ самосознания культуры привела Федотова к специфической постановке ряда
________________________
1 Федотов Г. П. Письма бл. Августина (Classis prima) // К 25-летию учено-педагогической деятельности И. М. Гревса. Сб. ст. его учеников. СПб, 1911. С. 107-138.
2 Там же. С. 138.
3. Федотов Г. П. Абеляр. Пг„ 1924. С.10.
4 Федотов Г. П. Новый Град. Нью-Йорк, 1952. С 269.
==17
сквозных для его творчества проблем. Русский мыслитель ставит перед собой цель изучать преимущественно идеалы, а не действительность (1), точнее, действительность в идеалах. В поле внимания Федотова оказался большой корпус религиозной литературы — жития святых. . Первоначально феноменсвятости он рассматривает, обращаясь к меровингской эпохе, этому «золотому веку агиографии» (Мабильон). В дальнейшем святость cтанет важнейшей культурологической темой размышлений Федотова на русском материале. Важно то, что анализ даже одного распространенного мотива меровингской агиографии — «чуда освобождения»—служит для Федотова ключом к ответу на целый комплекс социальных вопросов. Русский мыслитель выдвигает проблему отношений между государством и церковью, которая Формулируется им весьма характерно: «Меровингское государство перед лицом Церкви(2).Юридическая постановка проблемы здесь отклоняется и церковно-государственные отношения берутся только так, «как принимало их церковное сознание»(3). Подобные ограничения типичны для федотовского подхода к явлениям культуры. В его основе лежит принцип: бытие преображается в сознание,сознание перерождается под. влиянием бытия.
Положительные воззрения на историю и культуру наиболее полно развернуты у Федотова не в рамках методологии академических штудий, а в форме свободной публицистики, когда он выходит на простор религиозной и философской мысли. Мысль эта в России, особенно в начале XX века, насквозь пронизана эсхатологическими предчувствиями, апокалипсическими настроениями и профетической устремленностью. Революция и мировые войны чрезвычайно усилили переживания конца истории и культуры. Гибель людей, сословий, классов, старого государства, идеалов в революции вызывала чувство реальности конца, и многому действительно приходил конец. Русская религиозность всегда отличалась особой эсхатологической напряженностью —стихийной и сознательной. Среди русской эмиграции « апокалипсический соблазн» очень части овладевают умами до помрачения. Федотов тоже остро переживает печную эсхатологическую тему христианства и в перспективе эсхатологии мыслит культуру(4). Но его позиция чужда экстремизма и пессимизма.
Эсхатологические волнения XX века подняли из недр религиозного сознания самые древние представления о конце истории. Но, будучи модернизированными, они часто утрачивали характер страстных переживаний и становились явлением умозрительной спекуляции и искусственного нагнетания. Однако, когда конец скоро всерьез приближается, мысль об ускорении конца невольно отодвигается. Федотов попытался выработать оптимально жизненное понимание эсхатологии. На вулкане второй мировой войны русский философ хочет остаться в истории и культуре, а не идти вместе с разрушителями и социальными нигилистами.
В историософии Федотова эсхатологическое самосознание выделяет несколько типов «идеи конца». Для нашего мыслителя несомненно, что «Благая весть» Евангелия была вестью о конце этого мира и о пришествии Царства Божия(5). Современные настроения в предчувствии мировой катастрофы лишь оживили исконный слой христианства. Но судьба христианской эсхатологии была осложнена греческой мыслью, которая великую эсхатологию Израиля подменила малой. Аскетика и мистика
________________________
1 См.: Федотов Г. П. Чудо освобождения // Сб. статей в честь Н. И. Кареева. Л„ 1925. С. 73.
2 Там же. С. 72.
3 Федотов Г. П. Чудо освобождения. Л., 1925. С. 273.
4 См.: Федотов Г. П. Эсхатология и культура // Новый Град. 1938, № 13. С. 45-46.
- Предыдущая
- 7/198
- Следующая