Его величество Человек - Файзи Рахмат - Страница 45
- Предыдущая
- 45/64
- Следующая
—Умерла!— вздохнула дежурная медсестра в ответ на вопрос Мехринисы.
—Бедняжка! Хоть бы глаза открыла, чтобы в последний раз взглянуть на дочерей,— заплакала Мехриниса.
Махкам-ака насупился, опустил голову, подбородок у него задрожал.
—Теперь надо думать о ее детях. Придется разлучить их: большую в детдом, маленькую в Дом ребенка,— озабоченно сказала медсестра.
—Нет-нет, не трогайте детей! — запротестовала Мехриниса.
—Шестерым нашлось у нас место, этим тоже найдется угол и кусок хлеба,— поддержал жену Махкам-ака.
Махкам-ака задумался.
—А что же сделают с ее телом?— спросил он у медсестры.
Та молча пожала плечами. Махкам-ака и Мехриниса посмотрели друг на друга. Думали они сейчас об одном и том же.
—Ее дочери у нас. Близкие мы ей, мы и похороним ее,— сказал Махкам-ака.
—Пойдемте в таком случае к начальнику. Это необходимо оформить.— Медсестра зашагала по коридору, ведя супругов к кабинету полковника.
Махкам-ака, словно одурманенный насваем[58], сидел на краю супы, углубившись в свои мысли. Мехриниса только собралась открыть рот, чтобы вывести мужа из оцепенения, как во двор вошла женщина-почтальон. Дети с шумом окружили ее.
—Это вам.— Почтальонша вручила Мехринисе пачку писем.— А это перевод. Распишитесь на обороте, вот здесь.
—Перевод?— удивилась Мехриниса и взглянула на извещение.— От Терещенко,— прочитала она вслух.— Ой, это ошибка! Это не нам.
—Здесь ваши имя, фамилия и адрес указаны правильно.— Почтальонша еще раз перечитала извещение.
Махкам-ака торопливо перебирал конверты. Нет, от Батыра опять ничего не было. Он разочарованно посмотрел на жену.
—Прочитайте, дада, письма ведь с фронта! — Ребята столпились вокруг отца.
—Минутку, дети. Сейчас почитаем.
—Убей, не пойму, кто такой Терещенко. Пятьсот рублей! — продолжала недоумевать Мехриниса.
—Наверное, это все же ошибка, жена. Перепутали на почте. С какой стати незнакомый человек будет посылать нам деньги?
—Завтра схожу на почту, объяснюсь. А письма от кого?
Махкам-ака распечатал конверт, начал читать, медленно, негромко:
—«Уважаемые Махкам-ака, Мехри-апа! Мы, группа бойцов, несказанно обрадовались, узнав, что вы усыновили сирот, воспитываете их. Мы почтительно склоняем голову перед вашим благородством. Воины нашего подразделения поклялись и дальше беспощадно громить фашистов, наносить им сокрушительные удары. В атаку мы пойдем с вашими именами на устах. Желаем вам доброго здоровья. Детям, которых вы взяли на свое попечение, мы желаем вырасти настоящими советскими патриотами, такими же добрыми людьми, как вы сами...» — Ого, смотри, мать, тридцать один человек подписался,— гордо сказал Махкам-ака, откладывая письмо в сторону.
Дети заговорили шумно и оживленно.
—Понимаете, они кричат имя дады, а потом прибавляют «огонь!»,— объяснял Остап.
—Что ты, совсем не так: они произносят имя дады, когда поднимаются в атаку,— с видом знатока спорил Витя.
—Имя мамы тоже повторяют, да, Остап-ака?— спросила
Леся.
—А танкисты как?— не мог понять Абрам.
—Командир им дает команду: «За Махкама-ака, за Мехри-апа, вперед!»— выкрикнул Сарсанбай и, высоко подняв
руки, побежал по двору.
Дети расхохотались. Не удержались от смеха и Мехриниса с Махкамом-ака.
—Ну, теперь почитаем другие письма.— Махкам-ака распечатал второй конверт. «Дорогие, милые мои! Не удивляйтесь, что с этими словами обращается к вам незнакомая женщина. Я горжусь, что у меня такие соотечественники. Его величество Человек — так хочется назвать мне каждого из вас.
Сын мой был бригадиром в колхозе, дочь работала бухгалтером, зять — трактористом. Молодые, счастливые, цветущие... На другой же день после того, как фашисты заняли нашу деревню, на моих глазах застрелили всех — сына, дочь, зятя... Еще около ста односельчан убили вместе с ними. До сих пор не могу прийти в себя. Неделю я была без сознания, а когда открыла глаза, увидела, что меня перенесли в землянку. Осталась я из всей семьи одна... Только через четыре месяца встала на ноги.
За всю свою жизнь я и мухи не обидела, и курочки не вспугнула. А сейчас, если б хватило у меня сил, душила бы фашистов собственными руками. Но я стара. Только и осталось мне, что слать на фронт письма: «Родимые, отомстите фашистам за смерть моих близких, за страдания детей и стариков». Увидев в газете вашу фотографию, порадовалась всем сердцем. Низко склоняюсь перед вашим величием, дорогие мои. Молящаяся денно и нощно за ваше здоровье Прасковья Маслова...»
—О чем она пишет, ака?— приставала Леся к брату, не понимая еще сурового смысла письма незнакомой женщины. Помрачневший Остап молчал.
—Разве не слышала? Застрелили у бабушки сына, дочь и зятя,— раздраженно отозвался Витя.
—Маму Абрама тоже застрелили,— вмешалась в разговор Галя.
—Хватит об этом,— прервал ее Витя тоном взрослого.
—Ну дада, прочитайте другое, хорошее,— беззаботно ласкалась к отцу Леся.
Махкам-ака взглянул на девочку. Вроде бы из письма она ничего не поняла, но все же уловила, что оно о чем-то страшном.
—Ладно, доченька. Посмотрим, что здесь,— сказал Махкам-ака и распечатал еще один конверт.— «Уважаемый Махкам-ака! Я был в одной роте в вашим сыном Батыром...»
—От Батыра-ака?!— воскликнул Абрам.
—Погоди-ка, сынок.— Мехриниса подошла к мужу, уставилась на него испуганными, немигающими глазами.
— «За короткое время мы стали близкими друзьями... Нет, близкими друзьями — это не точно,— продолжал читать Махкам-ака.— Я рос сиротой. Нет у меня, как у Батыра, любящей матери, заботливого отца, которые писали бы мне, справлялись о моем здоровье. Здесь, в огне боев, мы с Батыром поклялись стать назваными братьями, не разлучаться всю жизнь». Помнишь, Батыр писал нам про этого парня,— напомнил жене Махкам-ака.
—Читайте, пожалуйста, дальше,— торопила мужа дрожащая Мехриниса.
Махкам-ака поправил очки, посмотрел сквозь стекла на притихших детей.
—«Во время очередного боя мы переправлялись через реку. И в воде и на берегу Батыр был рядом со мной. Фашисты напали на нас внезапно, из засады. Бой был коротким, но тяжелым; мы попали в окружение. Вот тогда-то я и потерял Батыра из виду. Пять недель прошло, пока мы вышли из окружения. . Батыра с нами не было. Возможно, он раньше меня оказался у наших. В гибель его я не верю. Очень прошу, пришлите мне адрес Батыра, если он вам известен. С солдатским приветом Виктор Кисляков».— Дочитал письмо Махкам-ака каким-то потухшим голосом.— Остальные потом. Идите поиграйте!— вставая, сказал он детям.
Они почувствовали перемену в настроении родителей и разошлись, с тревогой поглядывая то на отца, то на мать.
Мехриниса стояла совершенно убитая, в лице ни кровинки. Махкам-ака, пытаясь казаться спокойным, заговорил с ней увещевающим тоном, точно с ребенком:
—Возьми себя в руки! Дети видят... Этот солдат, Виктор, он только что вышел из окружения. Откуда ему знать, что с Батыром? Может быть, Батыр давно воюет в другом месте?..
—Наивный вы человек! Они же были вместе! Если Виктор вышел из окружения, а Батыр нет, значит, он...— Мехриниса не решилась произнести страшные слова и закрыла лицо руками.
—На войне чего только не бывает!— тщетно пробовал успокоить жену Махкам-ака.
—Если Батыр сумел выбраться, то почему не пишет?
Махкам-ака не нашелся что ответить. Он глядел на жену и молчал.
—Напишу сегодня же Виктору. А плакать пока подождем,— наконец вымолвил кузнец после долгой паузы.
Глава двадцать вторая
Горькая участь осиротевших детей, их тяжкие мытарства связали семью Махкама-ака и Мубаракхон тесными узами. Услышав речь этой женщины еще при первом посещении детского дома, Махкам-ака проникся к ней большим уважением, а доверительная беседа с Мубаракхон еще больше расположила к ней кузнеца.
- Предыдущая
- 45/64
- Следующая