Его величество Человек - Файзи Рахмат - Страница 59

• Предыдущая
• 59/64
• Следующая

Поднявшись на борт самолета, Махкам-ака еще сильнее сконфузился, увидев, что в креслах сидят озабоченные, усталые офицеры с толстыми портфелями.

В такое важное общество Махкам-ака еще никогда не попадал. «Ну и Аксакал! Поразительный человек Аксакал!» — не переставал повторять про себя кузнец во время полета.

До города Махкам-ака доехал на попутной машине. Все то же... Да и странно было бы, если бы что-нибудь изменилось в мирном городе за двенадцать дней. Знакомая площадь была пуста, только на трамвайной остановке, на скамейке, съежившись от холода, несколько человек ждали первого трамвая. Махкам-ака подошел к ним и тоже присел на краешек мокрой скамьи.

Подняв воротник, кузнец зарылся в него лицом, собираясь вздремнуть.

—Амаки, а трамвай во сколько пойдет? — спросил вдруг кто-то совсем рядом.

—Скоро пойдет,— ответил Махкам-ака, и голос того, кто спрашивал, показался ему знакомым.

Он оглянулся. За скамейкой, опершись на костыли, стоял Батыр. Непроизвольно взгляд Махкама-ака скользнул вниз, к ногам юноши. На одной ноге штанина ниже колена болталась свободно. Махкам-ака вскрикнул: «Батыр!» —и бросился к сыну.

Потом трясущимися от волнения руками Махкам-ака пытался снять со спины сына вещевой мешок. Пальцы никак не могли схватить лямки...

Наконец появился первый трамвай. Отец и сын сели в вагон.

Мехриниса не стала убирать посуду после завтрака, а вслед за Батыром быстро прошла в комнату. Сейчас было самое время поговорить с сыном; муж ушел на работу, дети разбежались кто куда, посторонних тоже не было. Лишь бы только никто не помешал. Мехриниса прикрыла за собой; дверь и минутку постояла, любуясь сыном.

Батыр одевался, собираясь уходить. Он понял, зачем пришла и так решительно встала на пороге мать. Батыр упорно избегал этого разговора. Поговорить с матерью резко, попросить ее не вмешиваться в его личные дела он не мог: боялся обидеть. Но при мысли согласиться на предложение матери, его охватывал ужас. Перед глазами тотчас появлялась грустная Салтанат, перебирающая на груди бусы.

Батыр сделал над собой усилие и, скрывая раздражение, спокойно спросил:

—Что, ойи?

—Что ж ты так мучаешь меня? — горько сказала мать.

Батыр рассмеялся.

—Еще смеется...— Мехриниса укоризненно покачала головой, сердясь на сына.

—Ойиджан, сказать вам правду? Что мне делать, если ни одна из тех девушек, о которых вы говорили, мне не по душе?

—Тогда найди сам такую, которая была бы по душе,— не отставала мать, умоляюще глядя на Батыра.

—Вы же все время меня торопите,— смиренно возразил Батыр.

—Сколько можно выбирать! Скоро три месяца, как ты вернулся. Стыдно мне. Одни говорят так, другие эдак...— Мехриниса чуть не заплакала, вспомнив дошедшие до нее слухи о том, что Батыра она не женит, потому что он ей не родной.

«Был бы свой — позаботилась бы, давно бы женила»,— болтали злые языки.

Батыр привел в доказательство своей правоты самый веский, как ему казалось, аргумент:

—Не дело думать о женитьбе сейчас, когда идет война. Мои сверстники сражаются, утопая в крови, а я...

—Ты тоже сражался, утопая в крови, сынок.— Мать бросила взгляд на пустую штанину сына.

Батыр умолк. Стало жалко Мехринису — она ведь действительно хотела ему добра.

Батыр обнял мать и, касаясь губами ее уха, прошептал:

—Я женюсь, когда найду девушку по душе.

—Ну, ладно,— сдалась Мехриниса,— я тебя и не уговариваю жениться на первой встречной, но надо искать. Искать,— по слогам произнесла она.— Ведь девушка сама не спросит: «Я тебе нравлюсь?» Я тоже схожу сегодня в один дом. Там есть девушка. Все ее хвалят.

—А кто она? — равнодушно спросил Батыр просто для того, чтобы поддержать разговор.

—Дочь врача, который меня лечил. Сама тоже пошла по медицинской части... Медсестра.

Батыр молчал. Черные тени легли у него под глазами, точно он устал от этого разговора.

—Ох...— Мехриниса присела на курпачу.— Почему ты такой нерешительный, а?

—Ну, сходите посмотрите,— махнул рукой Батыр.

—Пойду. Сердце мое чует — придется она тебе по душе. А потом, Батырджан, сынок, нехорошо, что ты так часто бываешь на кладбище.

Батыр вздрогнул. Посмотрел в глаза матери. Расстегнул воротник гимнастерки.

—Ну, ну...— Он запинался, не зная, что сказать.— Память о матери... навещаю...

—Очень хорошо, что ты радуешь дух покойной сестры. Но ведь те, кто видят, говорят и другое.

—А что в этом плохого? Верно, я навещаю и могилу Салтанат...

—Неплохо, конечно, но все же... Один раз навестил, и достаточно. Говорят, ты ходишь туда часто. Говорят, на могиле все время появляются цветы. Разговоры эти дошли до Кандалат-биби, не поверила она, сама пошла и увидела. Это разбередило ее рану...

—Она обиделась? — заволновался Батыр.

—Да нет, на что обижаться? Не то совсем... Кандалат- биби только-только начала забывать свое горе. Ей ведь очень тяжело, сынок. Недавно она опять заходила...

—И что сказала?

—Просто плакала... «Не суждено было, что ж поделаешь»,— несколько раз повторила бедняжка.

«Да... значит, и мать уже свыклась с тем, что дочери нет в живых... Один я не могу в это поверить!» — чуть было не вырвалось у Батыра. Нервничая, он прошелся по комнате и остановился перед Мехринисой.

—Ойиджан! Теперь вам, наверное, понятно все. Что мне делать, если ни одну из тех девушек, с которыми вы меня знакомили, я не могу сравнить с Салтанат? Ну, скажите сами! Салтанат погубила себя из-за меня, только из-за меня!

—Неужели же ты должен теперь всю жизнь мучиться в одиночестве? — в отчаянии воскликнула Мехриниса.

—Это было бы самое правильное,— глядя в сторону, твердо произнес Батыр.

—Эй, эй, раскайся, задумай доброе, сынок. Вот я потому и говорю: не ходи часто на кладбище. Икбал-сатанг и так распространяет слухи, что теперь ты из любви к Салтанат дал обет безбрачия.

—Не говорите мне про вашу Икбал,— с неожиданной злобой отвечал Батыр.— Как увижу, хочется задушить ее, подлую...

—Ты с ней не связывайся. Это не такая женщина, чтобы ее можно было одолеть,— предупредила Мехриниса и испуганно посмотрела на дверь, точно боялась, что Икбал-сатанг уже стоит на пороге.

—Знайте, мама, что если даже когда-нибудь я женюсь, то невесте заранее поставлю одно непременное условие.

—Какое условие?

—Чувства к Салтанат, память о ней я буду хранить до конца жизни.

—Опомнись, сынок! Разве можно, чтобы девушка, собирающаяся стать женой, услышала от жениха нечто подобное! — всплеснула руками Мехриниса.

—Пусть лучше заранее услышит,— стоял на своем Батыр.

Мехринису охватила тревога. В глубине души ее восхищала такая цельность характера, но от жалости к Батыру сжималось сердце.

—Сынок, еще раз подумай обо всем хорошенько. Обещаешь?

—Обещаю,— чтобы успокоить мать, согласился Батыр.

Мехриниса не уходила. Она неслышно двигалась по комнате, вытирая пыль и поглядывая на сына.

—Ойи,— сказал Батыр спустя некоторое время,— а тетя Ксения была права. «Каждой матери хочется женить сына, устроить его счастье,— говорила она.— Вот приедешь, мать начнет готовиться к твоей свадьбе».

—Женщина всегда поймет женщину,— улыбнулась Мехриниса.— Эй, Батыр, приедет ли она, если пригласим на твою свадьбу?

—Шутить-то она всегда шутила: «Пригласи меня на свою свадьбу». А так... Не знаю.

—Пригласим. Пусть приезжает. Сначала аллах, а затем твоя тетя Ксения помогли тебе остаться в живых.

—Правда... Если бы не она... Не только мне — всем нам семерым не подняться бы без нее.— Батыр задумался, вспоминая тяжелые дни.— Тетя Ксения потом всегда смеялась: «Будь у меня дочь, никуда бы я тебя не отпустила. Если бы захотел уехать, привязала бы, все равно увела б в зятья».

—Сразу видно — хорошая она женщина.

Глава двадцать седьмая

• Предыдущая
• 59/64
• Следующая