Что такое собственность? - Прудон Пьер Жозеф - Страница 87

Приводя эти факты, я нисколько не заподозриваю бескорыстия г. Анфантена, я заявляю вам раз навсегда, сударыня, что я считаю людей гораздо лучшими, чем они на самом деле.

Анфантен сильно убежден в необходимости принципа власти. Он крепко верует в чрезвычайную власть государства и в общественную иерархию. Общественная власть, эта синтетическая сила, составляющая основу его метафизики, ставится им выше и прежде всего. Существование ее священно. Не теряя еще надежды сделаться первосвященником и обратить мир к своей доктрине, он убедился, что для основания нового священства прежде всего необходимы деньги; что с деньгами придет власть, и вследствие этого он и его сообщники поспешили нажиться. Способ наживы не казался им щекотливым, так как он был простым приложением их метафизики; они оказались безупречными как в теории, так и на практике. Я слишком хорошо знаю отца Анфантена; между нами не может существовать ни клевета, ни зависть, ни оскорбление; нас разделяет только война на жизнь и на смерть.

Философия Анфантена состоит в так называемой реализации абстракций. Он большой сторонник правительственного вмешательства, вопреки революции 89–го года, совершившей радикальный переворот в древнем праве и заранее подорвавшей анфантеновский синтез.

По принципам 89–го года человек — свой собственный господин, свой собственный руководитель, свой собственный судья и исповедник; я, в своей теории труда, обмена и кредита, объяснил, каким образом он, в силу взаимности, становится своим собственным заимодавцем, заказчиком, патроном, работником и слугою.

Анфантен понимает дело иначе: во всех этих случаях он признает необходимым существование третьей силы, разрушающей свободу, равенство и автономию; понятно, что им не забыто и право платежа за подобное вмешательство. Что такое, по его мнению, судья? Поставленный свыше посредник, изрекающий права сторон, истолкователь их договора, получавший за это в былые времена подарки. Я же говорю, что судья имеет власть от призывающих его сторон, что всякий человек подсуден и что, в сущности, судья — простой свидетель, не более.

Англия, Америка, Бельгия, Швейцария — сторонники self–gouvernement[119], весьма счастливо прилагаемое ими на практике. Закон, утверждают они, есть выражение общей воли; он нуждается только в предварительном обсуждении, после чего он и приводится в исполнение властью. Здесь нет надобности в чьем–либо посредничестве. Революция 89–го года говорила то же…………………………………………………………………………………….

Хорош после этого либерализм Анфантена и его школы! Тот же метод приводится им и в его рассуждениях о труде. Формула Сен–Симона: каждому по делам, от каждого по способностям — истолковывается им следующим образом. Кто, спрашивает он, будет судьей способности? Кто сумеет оценить дело? Индивид не способен на это: производитель всегда старается преувеличить достоинства своего труда; покупатель старается, наоборот, понизить ценность. Требуется, значит, третья сила — истолковательница и орган общей воли, которая распределяла бы отправления и вознаграждения, которые оценивала бы способности и заслуги. Так происходило дело в Менильмонтане[120].

Перейдем теперь к самому букету.

Католицизм, признающий необходимость священства, делающий священника посредником между совестью человека и его свободою; судью — посредником между спорящими; банкира —посредником торговли; государя — посредником всех общественных и политических отношений, католицизм никогда не допускал какого–либо посредничества в браке. Священник благословляет брачующихся, но предоставляет им право выбора. Муниципальный чиновник получает заявление супругов, вписывает их в книгу для обнародования их брака, но не смеет коснуться внутренней стороны его.

Воздержанность Анфантена не такова. Мужчина и женщина, говорит он, составляют первые два члена уравнения. Но где же третья сила, долженствующая соединить их? Эту силу составляет общество, государство — в лице правителя или священника. Оно не только подтверждает союз, но даже само заключает его; оно, сообразно теории Анфантена, должно само судить о способности и готовности супругов и о степени их годности; одним словом, оно само должно раздавать жен мужчинам или мужей женщинам сообразно знанию их взаимной симпатии или антипатии; оно должно производить развод в случае исчезновения любви; оно должно заключать новые союзы; заключение и расторжение браков лежит на обязанности священника, определяющего даже их продолжительность. Это должно совершаться таким образом потому, что все относительно; потому, что идеалы изменчивы; потому, наконец, что любовь свободна!

Если посредник, как это было в банке, в торговле и проч., имеет право на вознаграждение, то я представляю каждому думать о последствиях подобных операций. Мы достигли только порнократии; каким же именем назвать это снабжение мужьями и женами? Хорош синтез! Ему можно подобрать подходящее имя только на языке проституции!

Довольно! я достаточно ясно показал вам, что ваша философия и философия Анфантена смесь бреда, хаотизма, умопомешательства, реализации абстракций и отрицания действительности, что вы не понимаете значения слов абстрактный, конкретный, абсолютный, относительный, достоверный, истина, всеобщий, закон, тезис, антитезис, синтезис, идеал, справедливость, прогресс; что ваша философия сводится к смешению понятий, а смешение понятий — к господству фантазии в области права, науки, искусства и нравов, к произволу в управлении, к ажиотажу в делах, к уступкам в справедливости; к проституции и сводничеству в любви; одним словом, к ПОРНОКРАТИИ.

К чему же после этого отвечать вам на вашу критику моей теории брака? Ваши опровержения носят следы умственного расстройства; разве я могу отвечать лицу, не понимающему ни себя, ни других и почти потерявшему сознание?

Вы отрицаете, что супружеский союз составляет юридический орган, первобытный элемент человеческого общества; вы не признаете справедливости; она, по вашему мнению, нечто условное и изменчивое, не живущее в сознании каждого человека и требующее санкции со стороны какой–либо третьей силы.

Вы отрицаете коллективную реальность супружеской пары потому, что рассудок ваш не способен уразуметь коллективного существования; вы превращаете эту пару в какую–то любовную механику! Вы отвергаете неразрывность брака. Брак, как я понимаю его, выражает первобытную хартию совести и должен быть неразрывен, так как совесть непреложна. Обеты составляют символику брака, и человек, овладевая собою, не чувствует уже более надобности в символе. По–вашему, справедливость изменчива; она подчинена идеалу, который также изменчив; с другой стороны, брак, или просто соединение полов, есть орган любви и высочайшее олицетворение вечно изменчивого идеала. Каким же образом признаете вы его неразрывность? Вы делаете по этому поводу весьма странное рассуждение: государство уничтожило постоянные обеты, а неразрывный брак есть постоянный обет, который может дать каждый по собственному желанию, но который не принимается государством. Вы не хотите понять, что вечные обеты в религии установлены ввиду брака, который также вечен.

Вы отрицаете семью. Супруги, по–вашему, не соединяются ввиду закона самоотвержения для осуществления и распространения права, они не составляют юридического учреждения, разрастающегося с рождением детей и их супружествами. Это просто союз любви, над которым господствует третья сила, становящаяся между мужем и женою, союз, не обладающий никакими правами над детьми, которые еще более зависят от этой третьей силы.

Вы отвергаете право наследования, что весьма понятно, так как вы не признаете юридического значения ни брака, ни семьи, ни детей, ни родичей, так как собственность, труд, богатство подчинены третьей силе, стоящей выше человека, гражданина, работника, собственника. Я, старающийся все более и более ослабить действие государства, я нахожу вполне логичным и справедливым переход состояния родителей к детям; лучше, по–моему, подчиниться ошибкам природы, чем произволу администрации. Вы же, придерживаясь правила каждому по способностям, повсюду вводите вмешательство власти.