Континент Евразия - Савицкий Петр Николаевич - Страница 74

Каждая из этих зон образует сплошную широтную полосу. Общее широтное членение русского мира подчеркивается еще и преимущественно широтным простиранием горных хребтов, окаймляющих названные равнины с юга: Крымский хребет, Кавказский, Копетдаг, Парапамиз, Гиндукуш, основные хребты Тянь-Шаня, хребты на северной окраине Тибета, Ин-Шань, в области Великой китайской стены. Последние из названных нами хребтов, располагаясь в той же линии, что и предыдущие, окаймляют с юга возвышенную равнину, занятую пустыней Гоби. Она связывается с туркестанской равниной через посредство Джунгарских ворот.

В зональном строении материка Старого Света можно заметить черты своеобразной восточно-западной симметрии, сказывающейся в том, что характер явлений на восточной его окраине аналогичен такому же на западной окраине и отличается от характера явлений в срединной части материка. И восточная и западная окраины материка (и Дальний Восток, и Европа) — в широтах между 35 и 60 град. северной широты в естественном состоянии являются областями лесными. Здесь бореальные леса непосредственно соприкасаются и постепенно переходят в леса южных флор. Ничего подобного мы не наблюдаем в срединном мире. В нем леса южных флор имеются только в областях его горного окаймления (Крым, Кавказ, Туркестан). И они нигде не соприкасаются с лесами северных флор или бореальными, будучи отделены от них сплошною степно-пустынною полосою. Срединный мир Старого Света можно определить, таким образом, как область степной и пустынной полосы, простирающейся непрерывною линией от Карпат до Хингава, взятой вместе с горным ее обрамлением (на юге) и районами, лежащими к северу от нее (лесная и тундровые зоны). Этот мир евразийцы и называют Евразией в точном смысле этого слова (Eurasia sensu stricto). Её нужно отличать от старой "Евразии" А. фон Гумбольдта, охватывающей весь Старый материк (Eurasia sensu latiore).

Западная граница Евразии проходит по черноморско-балтийской перемычке, т. е. в области, где материк суживается (между Балтийским и Черных морями). По этой перемычке, в общем направлении с северо-запада на юго-восток, проходит ряд показательных ботанико-географических границ, например, восточная граница тиса, бука и плюща. Каждая из них, начинаясь на берегах Балтийского моря, выходит затем к берегам моря Черного. К западу от названных границ, т. е. там, где произрастают еще упомянутые породы, простирание лесной зоны на всем протяжении с севера на юг имеет непрерывный характер. К востоку от них начинается членение на лесную зону на севере и степную на юге. Этот рубеж и можно считать западной границей Евразии, т. е. ее граница с Азией на Дальнем Востоке переходит в долготах выклинивания сплошной степной полосы при ее приближении к Тихому океану, т. е. в долготах Хингана.

Евразийский мир есть мир "периодической и в то же время симметрической системы зон". Границы основных евразийских зон со значительной точностью приурочены к пролеганию определенных климатических рубежей. Так, например, южная граница тундры отвечает линии, соединяющей пункты со средней годовой относительной влажностью в 1 час дня около 79,5 %. (Относительная влажность в час дня имеет особенно большое значение для жизни растительности и почв.) Южная граница лесной зоны пролегает по линии, соединяющей пункты с такой же относительной влажностью в 67,5 %. Южной границе степи (на ее соприкосновении с пустыней) отвечает одинаковая относительная влажность в 1 час дня в 55,5 %. В пустыне она повсюду ниже этой величины. Здесь обращает на себя внимание равенство интервалов, охватывающих лесную и степную зоны. Такие совпадения и такое же ритмическое распределение интервалов можно установить и по другим признакам (см. нашу книгу "Географические особенности России", часть 1, Прага 1927). Это и дает основание говорить о "периодической системе зон России-Евразии". Она является также системою симметрической, но уже не в смысле восточно-западных симметрий, о которых мы говорили в предыдущем, но в смысле симметрий юго-северных. Безлесию севера (тундра) здесь отвечает безлесие юга (степь). Содержание кальция и процент гумуса в почвах от срединных частей черноземной зоны симметрически уменьшаются к северу и к югу. Симметрическое распределение явлений замечается и по признаку окраски почв. Наибольшей интенсивности она достигает в тех же срединных частях горизонтальной зоны. И к северу, и к югу она ослабевает (переходя через коричневые оттенки к белесым). По пескам и каменистым субстратам — от границы между лесной и степной зонами симметрично расходятся: степные острова к северу и "островные" леса к югу. Эти явления русская наука определяет как "экстразональные". Степные участки в лесной зоне можно характеризовать, как явление "югоносное", островные леса в степи суть явления "североносные". Югоносным формациям лесной зоны отвечают североносные формации степи.

Нигде в другом месте Старого Света постепенность переходов в пределах зональной системы, ее "периодичность" и в то же время "симметричность" не выражены столь ярко, как на равнинах России-Евразии.

Русский мир обладает предельно прозрачной географической структурой. В этой структуре Урал вовсе не играет той определяющей в разделяющей роли, которую ему приписывала (и продолжает приписывать) географическая "вампука". Урал, "благодаря своим орографическим в геологическим особенностям, не только не разъединяет, а, наоборот, теснейшим образом связывает "Доуральскую и Зауральскую Россию", лишний раз доказывая, что географически обе они в совокупности составляют один нераздельный континент Евразии". Тундра, как горизонтальная зона, залегает и к западу, и к востоку от Урала. Лес простирается и по одну и по другую его сторону. Не иначе обстоит дело относительно степи и пустыни (эта последняя окаймляет и с востока и с запада южное продолжение Урала — Мутоджары). На рубеже Урала мы не наблюдаем существенного изменения географической обстановки. Гораздо существенней географический предел "междуморий", т. е. пространств между Черным и Балтийским морями, с одной стороны, Балтийским морем и побережьем северной Норвегии — с другой.

Своеобразная, предельно четкая и в то же время простая географическая структура России-Евразии связывается с рядом важнейших геополитических обстоятельств.

Природа евразийского мира минимально благоприятна для разного рода "сепаратизмов" — будь то политических, культурных или экономических. "Мозаически-дробное" строение Европы и Азии содействует возникновению небольших замкнутых, обособленных мирков. Здесь есть материальные предпосылки для существования малых государств, особых для каждого города или провинции культурных укладов, экономических областей, обладающих большим хозяйственным разнообразием на узком пространстве. Совсем иное дело в Евразии. Широко выкроенная сфера "флагоподобного" расположения зон не содействует ничему подобному. Бесконечные равнины приучают к широте горизонта, к размаху геополитических комбинаций. В пределах степей, передвигаясь по суше, в пределах лесов — по воде многочисленных здесь рек и озер, человек находился тут в постоянной миграции, непрерывно меняя свое место обитания. Этнические и культурные элементы пребывали в интенсивном взаимодействии, скрещивании и перемешивании. В Европе и Азии временами бывало возможно жить только интересами своей колокольни. В Евразии, если это и удастся, то в историческом смысле на чрезвычайно короткий срок. На севере Евразии имеются сотни тысяч кв. км лесов, среди которых нет ни одного гектара пашни. Как прожить обитателям этих пространств без соприкосновения с более южными областями? На юге на не меньших просторах расстилаются степи, пригодные для скотоводства, а отчасти и для земледелия, при том, однако, что на пространстве многих тысяч кв. км здесь нет ни одного дерева. Как прожить населению этих областей без хозяйственного взаимодействия с севером? Природа Евразии в гораздо большей степени подсказывает людям необходимость политического, культурного и экономического объединения, чем мы наблюдаем то в Европе и Азии. Недаром именно в рамках евразийских степей и пустынь существовал такой "унифицированный" во многих отношениях уклад, как быт кочевников — на всем пространстве его бытования: от Венгрии до Маньчжурии и на всем протяжении истории — от скифов до современных монголов. Недаром в просторах Евразии рождались такие великие политические объединительные попытки, как скифская, гуннская, монгольская (XIII–XIV вв.) и др. Эти попытки охватывали не только степь и пустыню, но и лежащую к северу от них лесную зону и более южную область "горного окаймления" Евразии. Недаром над Евразией веет дух своеобразного "братства народов", имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов различнейших рас — от германской (крымские готы) и славянской до тунгусско-маньчжурской, через звенья финских, турецких, монгольских народов. Это "братство народов" выражается в том, что здесь нет противоположения "высших" и "низших" рас, что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что здесь легко просыпается "воля к общему делу". История Евразии, от первых своих глав до последних, есть сплошное тому доказательство. Эти традиции и восприняла Россия в своем основном историческом деле. В XIX и начале XX в. они бывали по временам замутнены нарочитым "западничеством", которое требовало от русских, чтобы они ощущали себя "европейцами" (каковыми на самом деле они не были) и трактовали другие евразийские народы как "азиатов" и "низшую расу". Такая трактовка не приводила Россию ни к чему, кроме бедствий (например, русская дальневосточная авантюра начала XX в.). Нужно надеяться, что к настоящему времени эта концепция преодолена до конца в русском сознании и что последыши русского "европеизма", еще укрывающиеся в эмиграции, лишены всякого исторического значения. Только преодолением нарочитого "западничества" открывается путь к настоящему братству евразийских народов: славянских, финских, турецких, монгольских и прочих.