Дневник Чумного Года - Дефо Даниэль - Страница 33

Плотник взял с собой небольшой чемодан с инструментами: они могли пригодиться и для наемной работы, и им самим. Все деньги, какие у них были, сложили они вместе и отправились в путь. В то утро ветер, как определил моряк при помощи карманного компаса, был северо-западный. Так они и направились, точнее, старались придерживаться северо-западного направления.

Но тут возникло одно затруднение: они отправлялись с того конца Уоппинга, что был ближе к Эрмитажу, а чума особенно свирепствовала теперь на севере города, в Шордиче и приходе Крипплгейт, так что они считали небезопасным приближаться к тем местам; вот почему они двинулись к востоку по Рэтклиффской дороге до Рэтклифф-Кросс[223] и, оставив слева позади церковь Степни и побаиваясь идти от Рэтклифф-Кросс в сторону Майл-Энда, так как им пришлось бы проходить как раз мимо кладбища, а западный ветер дул, как назло, с той части города, где больше всего бушевала чума, повторяю, вот почему, миновав Степни, избрали они окольный путь и, направляясь к Поплару и Бромли, вышли на большую дорогу как раз около Боу.

Здесь сторож, охранявший мост в Боу, должен был бы их допросить, но они вовремя сошли с дороги на узенькую тропинку, ведущую из Боу в Олд-Форд,[224] избежав таким образом расспросов, и направились в Олд-Форд. Констебли, похоже, не так строго относились к тем, кто просто проходил через город и не собирался там останавливаться, так что их не задержали. А боялись лондонцев из-за слухов, которые недавно распространились, а именно: будто городская беднота, доведенная до отчаяния и оголодавшая из-за отсутствия заработков, а значит, и хлеба, подняла смуту, вооружилась и собирается идти грабить близлежащие города; и, право, это звучало не так уж невероятно. Это, как я уже говорил, было только слухом, и, слава Богу, не оправдавшимся. Но несколько недель спустя все чуть было не стало реальностью, когда беднота от обрушившихся на нее несчастий дошла до такого отчаянного состояния, что стоило огромного труда удержать ее от опустошительных набегов на поля и окрестности города; и, как я уже говорил, удержало ее не что иное, как сама чума: она так свирепствовала и бушевала, что тысячные толпы отправились не в поля, а на кладбище; ведь в приходах Кларкенуэлл, Крипплгейт, Бишопсгейт, Святого Гроба Господня[225] и Шордич — то есть в тех местах, где поведение толпы было самым угрожающим, — болезнь так разбушевалась, что даже тогда до самого разгара болезни — за три первые недели августа там погибло не менее 5361 человека, в то время как районов Уоппинга, Рэтклиффа, Роттерхита, как я уже говорил, чума почти не коснулась, а если и коснулась, так только слегка; словом, хотя, как уже говорилось, меры, принятые лорд-мэром и мировыми судьями сильно способствовали тому, что ярость и отчаяние толпы не вылились в разбой и волнения и бедные не начали, попросту говоря, грабить богатых, — повторяю, хотя эти меры и сильно способствовали этому, погребальные телеги пособили здесь еще лучше, потому что, как я уже говорил, только в пяти приходах умерло за двадцать дней более пяти тысяч, так что, вполне возможно, больных в это время было втрое больше: некоторые выздоравливали, а огромное количество людей заболевало ежедневно и умирало лишь спустя какое-то время; кроме того, позвольте заметить, если сводки смертности показывали пять тысяч человек, то убежден, что можно было чуть ли не удвоить цифру: не было никаких оснований доверять этим отчетам или полагать, что при той неразберихе, которой я был свидетелем, они в состоянии указывать точные цифры.

Но вернемся к моим путешественникам. Только здесь их опросили, но так как казалось, будто они пришли скорее из сельской местности, чем из Лондона, то отнеслись к ним благожелательно; с ними поговорили, разрешили зайти в трактир, где находились констебль и охранники, принесли еды и питья, что сильно освежило и подбодрило беглецов; и тут им пришло на ум сказать, когда их будут спрашивать, что они идут не из Лондона, а из Эссекса.

При помощи этого небольшого мошенничества они так расположили к себе констебля из Олд-Форда, что тот выдал им удостоверение, в котором значилось, что они следуют деревнями из Эссекса и не заходили в Лондон; каковое удостоверение, хотя и неверное в части зачисления Лондона в это графство, было формально правильным, так как Уоппинг и Рэтклифф не являлись ни частью Сити, ни его слободами.

Это удостоверение, будучи предъявлено констеблю в Хомертоне, одном из поселков в приходе Хэкни, оказалось весьма полезным, так как на основании его они не только прошли дальше, но и получили удостоверение о состоянии здоровья, составленное по всей форме мировым судьей, который без труда выдал его по просьбе констебля; итак, они миновали далеко растянувшийся (так как он состоял из нескольких самостоятельных деревень) город Хэкни и продолжали свой путь, пока не дошли до большой дороги на север у макушки Стэмфордского холма.[226]

К этому времени они притомились; и вот у проселочной дороги из Хэкни, неподалеку от того места, где она подходит к вышеупомянутой большой дороге, собрались они разбить палатку и остановиться на первый ночлег, что они и сделали, найдя амбар или что-то в этом роде; осмотрев его хорошенько и убедившись, что там никого нет, они разбили палатку, оперев ее об амбар. Сделали они так потому, что ветер дул очень сильный, а у них было мало опыта в такого рода ночевках и в установке палаток.

Тут они и заснули; но плотнику, человеку осмотрительному и угрюмому, недовольному, что они так спокойно расположились в первую ночь, не спалось; и, после безуспешных попыток заснуть, он решил подняться, взять ружье и стоять на часах, оберегая своих товарищей. И вот с ружьем в руках он стал прогуливаться вдоль амбара, который был расположен неподалеку от дороги и отделен от нее живой изгородью. Вскоре после того, как плотник встал на часы, он услышал шум приближавшихся людей; казалось, целая толпа направляется прямо к амбару. Он не стал сразу тревожить товарищей, но через несколько минут шум так усилился, что пекарь окликнул его, спросив, что происходит, и сразу же сам поднялся. Третий, особенно уставший из-за своей хромоты, продолжал лежать в палатке.

Как им и казалось, люди, которых они слышали, шли прямо к амбару; тогда один из наших путешественников крикнул, как солдат на посту:

— Кто идет?

Люди не ответили сразу, но было слышно, что один сказал, обращаясь к кому-то сзади:

— Увы, нас ждет полнейшее разочарование: здесь уже расположились какие-то люди до нас. Амбар занят.

Все остановились, похоже, в испуге; их было человек тринадцать, в том числе и женщины. Они стали совещаться, что делать, и по их разговору наши путешественники вскоре поняли, что перед ними бедные, доведенные до отчаяния люди, ищущие, как и они, крова и безопасности; кроме того, нашим путешественникам не было нужды опасаться, что их потревожат, так как при первом же окрике «Кто идет?» было слышно, как женщины испуганно закричали:

— Не приближайтесь к ним. Почем вы знаете — может, у них чума.

Потом один из мужчин произнес:

— Давайте хотя бы поговорим с ними.

А женщины ответили:

— Нет-нет, ни в коем случае. Пока что нас Бог миловал, давайте же не подвергать себя опасности, умоляем вас.

По этому разговору наши путешественники поняли, что перед ними хорошие, богобоязненные люди, так же, как и они, сбежавшие ради спасения собственной жизни. Их это успокоило, и Джон сказал своему товарищу плотнику:

— Давай-ка тех успокоим, — и окрикнул их: — Эй, добрые люди, мы поняли из вашего разговора, что вы бежите от того же страшного врага, что и мы. Не бойтесь нас: мы всего лишь трое бедняков. Если вы не заразны, никто вас тут не обидит. Мы не в самом амбаре, а в маленькой палатке здесь, снаружи; и мы можем передвинуться: нам ничего не стоит разбить свою палатку в любом другом месте.