Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн - Страница 22
- Предыдущая
- 22/111
- Следующая
«Я рассмеялась. Чему я смеялась? – задумалась Анжелика. – То, что он говорит, – полная чушь».
Но ей хотелось смеяться.
Чуть дальше на небольшом возвышении пытался привлечь к себе внимание публики какой-то старичок с деревянной ногой:
– Приходите посмотреть на краснокожего! Это самое поразительное чудо природы. Вы считаете себя большими учеными, потому что уже видели нескольких людей с черной кожей. Но что теперь может быть банальнее всех этих марокканцев, которыми падишах наводнил нашу страну? А я покажу вам незнакомого человека из незнакомого мира, как я называю Америку, необыкновенную страну, откуда я сам прибыл…
Слово «Америка» задержало Анжелику возле одноногого.
Затейник с деревянной ногой был небритым стариком с красной косынкой на голове. Он не вырядился в драную блестящую мишуру, как это делали другие кукольники или шарлатаны с Нового моста. Зрителей совершенно не привлекала его засаленная рубаха в красную и белую полоску, рваный жилет и едва слышный надтреснутый голос. В ухе старика поблескивало золотое колечко.
– Я бывший моряк, я много-много раз ходил на королевских судах, что бы я только мог порассказать вам про эти неизведанные страны! Но я прекрасно вижу, что вы спешите, дамы и господа. Поэтому я бы хотел лишь показать вам один сувенир, этого поразительного человека, которого там, в Америке, я сам поймал.
Концом палочки он указывал на нечто вроде будки с занавеской вместо двери, что представляло собой весь его демонстрационный инвентарь.
– Человек с красной кожей, дамы и господа, человек с красной кожей!
Анжелика бросила оставшиеся монетки в стоящую перед возвышением плошку. Зеваки последовали ее примеру.
Сочтя, что зрителей достаточно, инвалид театральным жестом отдернул занавеску.
В глубине будки находилась статуя, будто бы сделанная из терракоты. Ее голова и бедра были покрыты перьями.
Статуя шевельнулась и сделала несколько шагов к солнечному свету. В толпе стали перешептываться. Сомнений не было, это живой человек. У него были нос, рот, украшенные кольцами уши, удлиненные глаза с потусторонним взглядом, руки-ноги. Кожа человека имела заметный медно-красный оттенок.
«Но не более чем у некоторых испанских или итальянских горцев», – решили зрители. В общем, кроме торчавших на бедрах и голове перьев, в краснокожем человеке не было ничего необыкновенного.
Насмотревшись и обменявшись впечатлениями от увиденного, люди разошлись, и старый моряк заставил свое чудо уйти в будку. После чего размял табачные листья, свернул их в шарик и принялся жевать.
Анжелика не уходила. Дующий с Сены ветер ерошил ее волосы и создавал иллюзию открытого моря, откуда всплыло это слово: «Америка».
Анжелика задумалась о своем брате Жослене и снова представила себе его отчаянные сверкающие глаза и страстный шепот: «Я ухожу в море…»
Как-то вечером к ним заглянул пастор Рошфор. Дети де Сансе окружили его с полными восторга глазами. Жослен… Раймон… Ортанс… Гонтран… Анжелика… Мадлон… Дени… Мари-Агнес… Как они были прекрасны в своей невинности и неискушенности, эти не знавшие своей судьбы дети де Сансе! Они слушали незнакомца, и его слова смутили их сердце.
«Я всего лишь любопытный исследователь новых земель, жаждущий узнать места, где человек не страдает ни от голода, ни от жажды и чувствует себя свободным. Именно там я понял, что все зло от белого человека, потому что он не только не последовал Слову Господа, но, более того, исказил его. Ибо Господь повелел не убивать и разрушать, а любить друг друга».
Анжелика прикрыла глаза. Когда она снова открыла их, то в нескольких шагах от себя, в толкотне Нового моста, увидела Жактанса, Снегиря, Большого Мешка, Гобера, Красавчика и еще нескольких воров. Они смотрели на нее.
– Сестренка! – воскликнул Снегирь, схватив ее за руку. – А я уж собрался поставить свечку Предвечному в церкви Сен-Пьер-о-Бёф. Мы ведь подумали, что больше никогда тебя не увидим!
– Решили, одно из двух: ты или в Шатле, или в Центральном госпитале…
– Если только тебя не разодрала в клочья чертова собака.
– Отмычка и Трус попались. Нынче утром их повесили на Гревской площади.
Воры окружили ее. И снова она оказалась в плену их ужасных лиц, хриплых голосов пьяниц и цепей «воровского братства» – цепей, которых было не разорвать за один день. Однако с этого дня, который она отныне будет называть «днем баржи с сеном» или «днем Нового моста», в ней затеплился огонек надежды. Она не знала, почему она надеется. Со дна поднимаются не так скоро, как опускаются туда.
– А теперь повеселимся, красотка, – сказал Снегирь. – Знаешь, зачем мы средь бела дня разгуливаем по Новому мосту? Чтобы малыш Флипо показал нам, как мастерски он умеет срезать кошельки.
Флипо, один из живущих в Нельской башне сопляков, ради такого случая сменил свои лохмотья на наряд из лиловой саржи и грубые башмаки, в которых передвигался не без труда. Он даже намотал на шею что-то вроде полотняного воротника, а под мышкой держал плюшевую торбу, в которой у него якобы находились книги и перья. Так он вполне мог сойти за решившего прогулять уроки, чтобы поглазеть на марионеток, сына какого-нибудь ремесленника.
– Послушай меня, сынок. Сегодня надо не только срезать кошелек, как ты это уже делал. Мы поймем, способен ли ты смыться во время переполоха и унести добычу. Понял?
– Угу, – ответил Флипо, выразив таким образом свое понимание задачи.
Затем он несколько раз нервно шмыгнул и утер сопли рукавом.
Сообщники внимательно разглядывали прохожих.
– Ну-ка, вот прекрасный господин, занятый своей хорошенькой дамочкой… Они еще и пешком, какая удача! Ты приметил богатенького господина, прям-таки идущего тебе в руки, Флипо? Вон они остановились возле Большого Матье. Сейчас самое время! На-ка ножницы, сынок, и дуй на дело.
Жактанс торжественно вручил мальчишке остро заточенные ножницы и подтолкнул его в толпу. В это время его сообщники уже смешались со зрителями Большого Матье.
Опытным взглядом Жактанс внимательно следил за движениями своего ученика. И вдруг пронзительно закричал:
– Осторожно, сударь! Сударь, эй! У вас срезают кошелек, ваша светлость…
Прохожие посмотрели в сторону, куда он указывал, и бросились бежать. А Снегирь все надрывался:
– Господин мой, будьте осторожны! Тут какой-то мальчишка вас грабит!
Дворянин схватился за кошелек и нащупал руку Флипо.
– Грабят! – заорал он.
Его спутница испустила пронзительный вопль.
Мгновенно началась полная неразбериха. Люди кричали, сыпали тумаками направо и налево, хватали друг друга за горло и валили наземь, а подданные Каламбредена только усиливали беспорядок своими криками и призывами:
– Поймал!
– Это он!
– Ловите! Уходит!
– Туда!
– Сюда!
Плакали задавленные в сутолоке дети. Женщины теряли сознание. Прилавки были опрокинуты. Красные зонтики улетели в Сену. Чтобы защитить свой товар, торговцы фруктами принялись метать в толпу яблоками и апельсинами.
Разбежались животные собачьего парикмахера и плотными шерстяными мячиками, хрипя и истекая слюной, бросились под ноги дерущихся.
Красавчик переходил от одной женщины к другой, подхватывал за полные талии, обнимал и ласкал их самым дерзким образом под испуганными взглядами супругов, тщетно пытавшихся побить его тростью. Удары сыпались на других, а те в отместку срывали с оскорбленных мужей парики.
Посреди всей этой круговерти Жактанс и его сообщники срезали кошельки, незаметно вытаскивали деньги, опустошали карманы, снимали плащи и драгоценности, а Большой Матье с высоты кафедры, в грохоте своего распоясавшегося оркестра, потрясал саблей и ревел:
– Давай, ребята! Пошевеливайтесь, ребята! Это полезно для здоровья.
Анжелика стояла в отдалении, на ступеньках земляной площадки, ухватившись за решетку. Отсюда она могла наблюдать за зрелищем и смеялась до слез. День завершался просто великолепно. Именно этого ей не хватало, чтобы удовлетворить желание смеяться и плакать, мучившее ее с тех пор, как она пробудилась на барже с сеном от ласк незнакомца.
- Предыдущая
- 22/111
- Следующая