Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн - Страница 32

• Предыдущая
• 32/111
• Следующая

Сквозь зарешеченное оконце проникал серый свет. Невозможно было определить, который час. Одна старуха стащила с ног стоптанные башмаки, вынула из подошвы гвозди и воткнула их обратно остриями наружу. Показав свое странное оружие сокамерницам, она посоветовали им последовать ее примеру, чтобы убивать крыс, которые придут ночью.

Но к середине дня дверь с грохотом отворилась, и солдаты с алебардами вывели узниц. Миновав множество коридоров, они привели их в большой зал, обитый голубыми шпалерами с желтыми лилиями.

В глубине зала на полукруглом возвышении располагалось что-то вроде резной деревянной кафедры под штофным балдахином. Над ней на стене висела картина, изображающая распятого Христа.

За кафедрой сидел человек в черной мантии с воротником, отороченным белым галуном, и в белом парике. Возле него стоял другой, со связкой пергаментов в руках. Это были прево Парижа и его помощник.

Женщин и девиц окружали приставы, унтер-офицеры с розгами и солдаты королевской стражи. Арестанток подтолкнули к возвышению: они должны были пройти перед столом, где секретарь суда записывал их имена.

Анжелика растерялась, когда секретарь спросил ее имя. У нее больше не было имени!.. В конце концов, внезапно вспомнив деревню, расположенную неподалеку от Монтелу, она назвалась Анной Совер.

Заседание прошло стремительно. В тот день тюрьма была переполнена, следовало разобраться поскорее.

Задав несколько вопросов каждой подозреваемой, помощник прево прочел переданный ему список и объявил, что «все вышепоименованные особы приговорены к публичному наказанию плетьми, после чего будут препровождены в больницу Отель-Дьё, где набожные сестры научат их шить, а также молиться Богу».

– Легко отделались, – прошептала Анжелике одна из девиц. – Отель-Дьё – не тюрьма. Это приют для бедных. Нас туда заключают насильно, но охранять не будут. Сбежать оттуда – пара пустяков.

Затем группу из двух десятков женщин отвели в зал на первом этаже, и солдаты выстроили их вдоль стены. Дверь открылась, и вошел высокий дородный военный. Его украшенное черными усами цветущее лицо обрамлял превосходный парик. На жирных плечах едва не лопался голубой мундир с украшенными позументом широкими обшлагами, огромный воротник был стянут шнуром с позолоченными кисточками, а на боку болталась шпага. Анжелика заметила, что он немного похож на Большого Матье, хотя лишен добродушия и жизнерадостности шарлатана. Под нависшими бровями сверкали маленькие злые глаза.

Башмаки на высоких каблуках делали его мощную фигуру еще выше.

– Это начальник стражи, – шепнула Анжелике стоящая рядом девушка. – Настоящий зверь. Его прозвали Людоедом.

Звеня шпорами, Людоед прохаживался перед узницами:

– Ну что, потаскушки, разомнемся немного? Ну-ка, снимайте рубашки. И знайте: кто будет громко кричать, получит больше всех.

Женщины, уже знакомые с наказанием кнутом, покорно снимали корсажи. Те, у кого были рубашки, спускали их с плеч на юбки. Стражники подходили к замешкавшимся и грубо стаскивали с них одежду. Один из них, сдернув с Анжелики корсаж, наполовину разорвал его. Боясь, как бы не заметили, что у нее за пояс заткнут кинжал, она торопливо сама оголила спину.

Начальник стражи прохаживался перед строем, разглядывая стоящих перед ним женщин. Он останавливался возле молоденьких, и в его поросячьих глазках загорелся огонь. Наконец он властно указал на Анжелику.

Заговорщицки гоготнув, один из стражников вывел ее из строя.

– Довольно, уводите весь этот сброд, – приказал офицер. – И чтобы у них кожа лопнула. Сколько их?

– Два десятка, сударь.

– Сейчас четыре пополудни. Чтобы к закату закончили.

– Хорошо, сударь.

Стражники увели женщин. Во дворе Анжелика заметила повозку, груженную связками розог, которая должна была следовать за достойным жалости кортежем к предназначенному для публичных наказаний месту возле церкви Сен-Дени-де-ла-Шатр. Дверь закрылась. Анжелика осталась наедине с начальником стражи. Она бросила на него удивленный и беспокойный взгляд. Почему она не разделяет участи своих подруг? Неужели ее снова отведут в камеру?

В зале с низкими сводами и сырыми стенами стоял ледяной холод. Хотя снаружи было еще светло, в помещении уже царил полумрак, так что пришлось зажечь факел. Дрожа, Анжелика скрестила руки на груди и обхватила плечи, быть может, не для того, чтобы защититься от холода, а чтобы прикрыть грудь от тяжелого взгляда Людоеда.

Покашливая, он тяжелыми шагами приблизился к ней:

– Ну, моя козочка, хочешь, чтобы с твоей хорошенькой белой спинки содрали кожу?

Анжелика молчала, и он приказал:

– Отвечай: хочешь?

Разумеется, Анжелика не могла сказать, что хочет. Она решила отрицательно покачать головой.

– Отлично, сейчас мы это уладим, – ласково продолжал военный. – Жалко было бы испортить такую аппетитную курочку. Может, договоримся?

Взяв Анжелику снизу за подбородок, он заставил ее приподнять голову и восхищенно присвистнул:

– Черт возьми! Какие зеленые глаза! Должно быть, твоя мать пила абсент, когда ждала тебя! Ну, улыбнись же мне.

Его грубые пальцы тихонько ласкали ее нежную шею, поглаживали округлые плечи.

Она отступила, не в силах унять дрожь омерзения. Людоед хохотнул, его живот затрясся. Она пристально смотрела на него своими зелеными глазами. И наконец, хотя он был по всем статьям сильнее ее, начальник стражи первым почувствовал замешательство.

– Мы ведь договорились, не так ли? – снова начал он. – Сейчас ты пойдешь в мои покои. А потом присоединишься ко всем. Но стражники тебя не тронут. Тебя не высекут… Ну, ты довольна, цыпонька?

И он радостно захохотал. Потом решительно привлек к себе и принялся смачно и жадно целовать ее лицо.

Прикосновение этих мокрых губ, воняющих табаком и вином, вызывало у Анжелики тошноту. Пытаясь высвободиться из его объятий, она извивалась как угорь. Портупея и позументы на мундире капитана царапали ей грудь.

Наконец ей удалось вырваться, и она поспешно стала натягивать драную одежду.

– Что это ты? – удивился гигант. – Что с тобой? Разве ты не поняла, что я хочу избавить тебя от наказания?

– Благодарю вас, – твердо сказала Анжелика. – Я предпочитаю, чтобы меня высекли.

Людоед широко раскрыл рот, усы его задрожали, он побагровел, как если бы шею ему изо всех сил стянули завязками воротника.

– Что ты… что ты такое говоришь?..

– Я предпочитаю, чтобы меня высекли, – повторила Анжелика. – Господин прево приговорил меня к наказанию кнутом. Я не должна уклоняться от правосудия.

И Анжелика решительно направилась к двери. Но Людоед мгновенно нагнал ее и схватил сзади за шею.

«О боже мой! – думала Анжелика. – Больше никогда не буду хватать курицу за шею. Это так ужасно!»

Капитан внимательно разглядывал ее.

– Что-то ты не очень похожа на нищенку, – сказал он, немного отдышавшись. – За то, что ты мне только что сказала, я мог бы избить тебя и полумертвой оставить валяться здесь. Но я не хочу тебя портить. Ты красива, хорошо сложена. Чем больше я на тебя смотрю, тем больше хочу тебя. Будет глупо, если мы не договоримся. Я могу оказать тебе услугу. Послушай, не упрямься. Будь со мной полюбезней, а когда пойдешь к своим подружкам… как знать! Может, стражник, который поведет тебя, будет смотреть в другую сторону…

На какой-то миг Анжелика увидела путь к спасению. Перед ее глазами возникли личики Флоримона и Кантора.

Она представила, как над ней склоняется эта грубая красная физиономия. Тело ее взбунтовалось. Это невыносимо! Она никогда не сможет! Тем более что из больницы сбегают… она даже попробует, когда их туда повезут…

– Я предпочитаю Отель-Дьё! – крикнула она. – Я предпочитаю…

Последние ее слова потонули в громовых раскатах брани, которой осыпал ее капитан, тряся так, что она не могла вздохнуть. Широко распахнулась дверь, и он с силой вышвырнул ее в светлый проем:

• Предыдущая
• 32/111
• Следующая