Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн - Страница 38

• Предыдущая
• 38/111
• Следующая

– Могу ли я прийти в особняк Суассон на улице Сент-Оноре?

– Приходите, – сухо отвечала графиня. – Я распоряжусь.

Господин Буржю, хозяин харчевни на улице Валле-де-Мизер, как раз приступал к первой пинте вина, вспоминая веселенький мотивчик, который прежде в этот час обычно мурлыкала мамаша Буржю, когда увидел входящую во двор странную компанию.

Кучка оборванцев – две женщины и трое детей – следовала за лакеем из богатого дома, в вишнево-красной ливрее, который толкал груженную дровами и одеждой тележку.

Довершала картину очень довольная такой прогулкой обезьянка, сидящая на пожитках и строящая рожи. Один из мальчишек держал в руках скверную скрипку и радостно пощипывал ее струны.

Господин Буржю вскочил, стукнул кулаком по столу и бросился в кухню, чтобы как раз застать там Анжелику, передающую Флоримона на руки Барбы.

– Это еще что?! – заплетающимся языком вне себя от изумления проговорил он. – Еще скажи, что и этот твой! А я-то считал тебя разумной, порядочной девушкой.

– Господин Буржю, выслушайте меня…

– Не желаю ничего слушать! Превратить мою таверну в приют! Я опозорен!

И, сорвав с головы поварской колпак, хозяин побежал за стражей.

– Пусть малыши побудут в тепле, – сказала Анжелика Барбе. – А я пока затоплю камин в комнате.

Потрясенному и возмущенному лакею госпожи де Суассон пришлось по расшатанной лестнице тащить дрова на восьмой этаж в каморку, где не было даже постели с пологом.

– И посоветуй госпоже графине каждый день посылать мне то же самое, – сказала Анжелика, выставляя его вон.

– Знаешь, красотка, что я думаю… – начал лакей.

– Даже знать не хочу, мужлан, и запрещаю тебе мне тыкать! – резко оборвала его Анжелика тоном, который никак не вязался с ее рваной одеждой и коротко стриженными волосами.

Спускаясь по лестнице, лакей, так же как господин Буржю, полагал себя опозоренным.

Через некоторое время по лестнице поднялась Барба, неся Кантора и Флоримона. Лино и Флипо изо всех сил дули на весело потрескивающие поленья. В каморке стояла удушающая жара, и щеки у мальчишек уже раскраснелись.

Барба сказала, что хозяин все еще злится.

– Оставь малышей нам, теперь здесь тепло, – сказала Анжелика, – а сама иди занимайся своими делами. Барба, ты не сердишься, что я пришла к тебе с малышами?

– О госпожа! Для меня это большое счастье!

– И этих несчастных детей тоже нужно приютить, – сказала Анжелика, указывая на Розину и двух мальчишек. – Знала бы ты, где они были!

– Госпожа, моя бедная комната в вашем распоряжении.

Со двора донесся вопль:

– Ба-а-а-рба!

Орал господин Буржю. Его крики разносились по всей округе. Мало того что дом заполонили нищие, так к тому же еще и служанка совсем сбрендила. Дотла спалила вертел с шестью каплунами… А что за снопы искр летят из трубы?! В камине уже пять лет не разжигали огонь. Все сгорит! Это конец… Матушка Буржю, зачем ты покинула меня?..

Госпожа де Суассон прислала вареного мяса, похлебки и прекрасных овощей. А помимо того, два хлеба и кувшин молока.

Розина сходила во двор за водой и поставила ведро на огонь. Анжелика искупала малышей, надела на них новые рубашонки и завернула в теплые одеяльца. Никогда больше они не испытают голода, никогда больше они не испытают холода!

Кантор сосал подобранную в кухне куриную косточку и что-то лепетал, суча ножками. Флоримон еще не совсем пришел в себя. Он засыпал и с криком просыпался вновь. Он дрожал, и Анжелика не знала, от лихорадки или от страха. Но после горячей ванны он обильно вспотел и уснул спокойным сном.

Анжелика выставила из комнаты Лино и Флипо и тоже вымылась в лохани, которую обычно использовала для своего туалета скромная служанка.

– Какая ты красивая! – сказала ей Розина. – Я тебя не знаю, но ты, наверное, одна из женщин Красавчика?

В знак отрицания Анжелика энергично помотала головой и отметила, что гораздо легче мыть волосы, когда их нет.

– Нет, я Маркиза Ангелов.

– А, так это ты! – воскликнула восхищенная Розина. – Я столько о тебе слышала. Это правда, что Каламбредена повесили?

– Я ничего не знаю, Розина. Ты видишь, мы в простой каморке честной девушки. На стене распятие и кропильница. Не надо говорить об этом.

Анжелика надела рубашку из грубого полотна, юбку и корсаж из темно-синей саржи. Все это тоже притащил в своей тележке лакей. Тонкая талия молодой женщины терялась в складках грубой, бесформенной одежды. Но платье было чистое, и, бросив на пол вчерашние лохмотья, она испытала истинное облегчение.

Из ларчика, который она забрала с улицы Валь-д’Амур вместе с обезьянкой Пикколо, Анжелика достала зеркальце. В этом ларце было много интересных вещиц, дорогих ее сердцу. Например, черепаховый гребень. Анжелика причесалась. Лицо в зеркале, обрамленное короткими волосами, казалось ей незнакомым.

– Это тебя стражники обкорнали?

– Да… Ничего, отрастут. Ой, Розина, а это у меня что?

– Где?

– Да вот тут, в волосах. Взгляни.

Розина присмотрелась.

– Прядь седых волос, – сказала она.

– Седые волосы… – в ужасе повторила Анжелика и в изнеможении присела на постель Барбы. – Но это невозможно! Еще… еще вчера их не было, я уверена.

– А теперь есть. Может, они появились нынче ночью?

– Да, нынче ночью…

Ноги Анжелики дрожали.

– Розина… Я стала старухой?

Встав перед ней на колени, девушка стала внимательно рассматривать ее. Потом погладила по щеке:

– Не думаю. У тебя ни одной морщинки и кожа гладкая.

Анжелика с грехом пополам причесалась, постаравшись спрятать злополучную седую прядь под другими. А затем повязала голову черным сатиновым платком.

– Сколько тебе лет, Розина?

– Не знаю. Может, четырнадцать, а может, пятнадцать.

– Теперь я тебя вспомнила. Как-то ночью я видела тебя на кладбище Святых Мучеников. Ты шла в свите принца нищих с открытой грудью. Зимой. Неужели ты не умирала тогда от холода?

Розина подняла на Анжелику огромные темные глаза, и та прочла в них смутный упрек.

– Ты же сама сказала, не будем говорить об этом, – прошептала она.

Тут в дверь заколошматили Флипо и Лино. Они казались очень довольными. Барба тайком сунула им сковороду, кусок сала и кувшин молока. Они будут печь блины.

В тот вечер не было в Париже веселья, подобного тому, что царило в крошечной каморке на улице Валле-де-Мизер. На сковородке у Анжелики подпрыгивали блины. Лино терзал струны скрипки Тибо Музыканта. Полька нашла инструмент у какого-то столба и вручила его внуку старика. Куда делся во время неразберихи сам старик, никто не знал.

Вскоре в каморку поднялась Барба с подсвечником в руке. В харчевне не было ни одного посетителя, и раздосадованный папаша Буржю запер дверь. В довершение всех несчастий у кабатчика украли часы. Короче говоря, Барба освободилась гораздо раньше обычного. Пока она говорила, взгляд ее упал на странный набор предметов, разложенных на деревянном сундуке, где хранились ее пожитки.

На сундуке оказались две терки для табака, льняной кошелек с несколькими экю, крючок, а посреди всего этого…

– Да ведь… это же часы господина Буржю! – ахнула Барба.

– Флипо! – воскликнула Анжелика.

Флипо потупился:

– Да, это я… Когда я пошел в кухню за тестом для блинов…

Анжелика схватила его за ухо и сильно дернула:

– Если ты снова примешься за свое, мелкий воришка, я тебя прогоню. Можешь возвращаться к Жану Тухляку.

Расстроенный мальчик улегся в углу каморки и немедленно уснул. Лино последовал его примеру. Потом Розина вытянулась поперек соломенного тюфяка и тоже заснула. Спали и малыши.

Не спали только Барба и устроившаяся возле очага Анжелика. Шум с улицы, которую постепенно заполняли выпивохи и картежники, был едва слышен, потому что окно каморки выходило во двор.

– Еще совсем не поздно. На башне Шатле как раз бьет девять, – сказала Барба.

• Предыдущая
• 38/111
• Следующая