Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн - Страница 5

• Предыдущая
• 5/111
• Следующая

Тут, призывая к заутрене, мелодично зазвонил колокол. Ему отвечали другие, а с кладбища в темное небо вознесся шквал проклятий и сквернословия.

Пора было уходить. Подобно совам и всякой нечисти, боящиеся света воры покинули ограду кладбища Святых Мучеников. В грязном и смрадном свете наступающей зари, окрашенной розовым, точно жидкой сукровицей, перед Анжеликой возник Каламбреден. Он, ухмыляясь, не сводил с нее глаз.

– Она твоя! – прохрипел принц нищих.

Анжелика рванулась и побежала к решетке, но те же сильные руки вновь схватили ее, парализовали движения. Она стала отбиваться. Кто-то сунул ей в рот тряпичный кляп, у нее перехватило дыхание, и она потеряла сознание.

– Ничего не бойся, – сказал Каламбреден.

Он сидел перед Анжеликой на скамеечке, положив тяжелые руки на колени. На полу возле него боролась с тусклым светом дня свеча в богатом серебряном подсвечнике. Анжелика пошевелилась и поняла, что лежит на убогом ложе, заваленном грудой накидок и плащей самых разных сортов и оттенков. Среди них были расшитые золотом роскошные бархатные плащи: в таких, должно быть, молодые сеньоры с гитарами распевали серенады под окнами своих возлюбленных. Другие, удобные и простые, из грубой бумазеи, скорее всего, принадлежали купцам и путешественникам.

– Ничего не бойся, Анжелика, – повторил бандит.

Она посмотрела на него расширенными от изумления глазами. Уж не бредит ли она? Он говорил на пуатевинском наречии, и она прекрасно его понимает!

Бандит поднес руку к лицу, сделал какое-то быстрое движение, и уродливая опухоль исчезла с его щеки. Анжелика испуганно вскрикнула. А Каламбреден уже отбросил свою грязную фетровую шляпу, сдернул спутанный облезлый парик и сорвал закрывающую глаз черную повязку.

– Так это тебя называют Каламбреденом?

Он выпрямился и звучно стукнул себя кулаком в грудь:

– Да, это я знаменитый проказник, король карманников с Нового моста. Да, – помолчав, добавил он, – я многого добился с тех пор, как мы с тобой расстались.

Анжелика смотрела на него, лежа на груде старого тряпья, не в силах пошевелиться. Через оконную решетку медленными завитками просачивался густой, как дым, туман. Возможно, поэтому этот оборванец, этот чернобородый геркулес в лохмотьях, который бил себя в грудь и твердил: «Я Никола!.. Я Каламбреден!..» – казался ей пугающим видением.

Сейчас она потеряет сознание.

Не спуская с нее глаз, Никола принялся мерить шагами комнату.

– Да, – снова заговорил он, – в лесах хорошо, когда тепло. Сначала я связался с контрабандистами, торгующими солью, потом встретился с одной бандой в лесу Меркеров. Она состояла из бывших наемников, крестьян, беглых каторжников и всякого сброда. Банда была хорошо организована, и я решил примкнуть к ней. Мы грабили путешественников на дороге из Парижа в Нант. Но в лесах хорошо, только когда тепло. С наступлением зимы лучше перебираться в город. Не так-то это просто… попытали счастья в Туре, в Шатодене… Вот так мы и оказались у ворот Парижа. Сколько же мы натерпелись от стражи! Тем, кому не посчастливилось удрать, брили брови и половину бороды, и – вали, дружок! Возвращайся в деревню, на свою сожженную ферму, к разграбленным домам или на поле боя. Или в Центральный госпиталь, а то и в тюрьму Шатле. Редко раздобудешь кусок хлеба, который из жалости даст жена булочника. Но я присмотрел неплохие местечки, где можно было переждать зиму: подвалы, ведущие из одного дома в другой, стоки, впадающие во рвы, а главное – ведь дело было зимой! – вмерзшие в лед баржи вдоль всей Сены от самого Сен-Клу. Так, с баржи на баржу, и – гоп-ля! Как-то ночью мы все, словно крысы, пробрались в Париж…

– Как ты мог так низко пасть, Никола? – грустно спросила Анжелика.

Он вздрогнул и склонил к ней свое перекошенное от ярости лицо:

– А ты?

Анжелика взглянула на свое рваное платье. Ее грязные, непричесанные волосы были собраны в узел под чепцом неопределенного цвета. Она носила его, как носят в деревне простые крестьянки.

– Это не одно и то же, – сказала она.

Никола скрипнул зубами и прохрипел, как бешеный пес:

– Ну нет… теперь почти одно и то же, слышишь меня, дрянь?

Анжелика с какой-то блуждающей улыбкой смотрела на него. Да, это он. Она вспомнила, как он стоял перед ней, освещенный солнечным светом, с полной горстью крупной лесной земляники. И сейчас на его лице такое же злое, мстительное выражение… Постепенно она вспомнила все. Тогда, в весеннем лесу, он склонился к ней… Тот по-деревенски неловкий, но уже дерзкий Никола. Разгоряченный, как бычок, и все же прячущий руки за спину, чтобы не поддаться желанию и овладеть ею.

«Сейчас я скажу… В моей жизни не было никого, кроме тебя… Я словно бы не на своем месте, болтаюсь сам не знаю где… Единственным моим прибежищем всегда была ты…»

Совсем неплохо для деревенщины. Однако на самом деле теперь он находился на своем месте – наглый, наводящий ужас главарь столичных бандитов! Вместе с никчемными людьми, желающими отбирать у других, а не трудиться, чтобы заработать… Об этом можно было догадаться еще тогда, когда он бросал свое стадо коров, чтобы стащить завтрак у других пастухов. И Анжелика была его сообщницей!

Анжелика резко вскочила со своего ложа и бросила на него мрачный сине-зеленый взгляд:

– Я запрещаю тебе оскорблять меня! Я никогда не была дрянью с тобой. А теперь дай мне поесть. Я голодна.

Она и вправду ощущала зверский, почти болезненный аппетит.

Похоже, Никола – Каламбреден не ожидал такого отпора.

– Успокойся, – пробормотал он, – я обо всем позабочусь.

Схватив металлический лом, он ударил им в медный гонг, сверкавший на стене, точно солнце. И тут же на лестнице послышался перестук сабо и в дверном проеме появился человек с испуганным лицом. Никола указал на него Анжелике:

– Представляю тебе Жактанса. Виртуозно срезает кошельки. Но главное, месяц назад парень изобрел способ избежать позорного столба. Вот я и держу его здесь для стряпни, пусть ребята на рынке подзабудут чуток его физиономию. А там уж мы нацепим на него парик и айда на темную улицу с ножницами! Берегите кошельки! Что у тебя в котелке, бездельник?

Жактанс шмыгнул носом и провел под ним рукавом.

– Свиные ножки с капустой, – ответил Жактанс.

– Сам ты свинья! – проорал Никола. – Разве такая пища подходит для дамы?

– Почем мне знать, хозяин…

– Я согласна и на это, – ответила Анжелика. От запаха еды она почти теряла сознание. И правда, до чего унизительно, что всякий раз, в самые ответственные или драматические моменты жизни, ее обуревает такой голод! И чем драматичнее события, тем более неистовый голод она испытывает!

Через несколько минут появился Жактанс, неся в руках огромное деревянное блюдо. Перед ним шествовал карлик Баркароль. Кувыркнувшись, он отставил пухленькую ножку и, взмахнув огромной шляпой, отвесил Анжелике уморительный придворный поклон. Его уродливое лицо выражало сообразительность и было не лишено некоторой привлекательности. Возможно, поэтому, несмотря на его уродство, Анжелика сразу почувствовала симпатию к нему.

– Я вижу, ты доволен своим завоеванием, – сказал Баркароль, подмигнув Каламбредену, – но что скажет Полька?

– Заткнись! – прорычал Никола. – По какому праву ты суешься в мое логово?

– По праву твоего преданного слуги, который заслуживает награды, – весело проговорил карлик. – Не забывай, что именно я привел тебе красотку, которую ты так долго высматривал во всех уголках Парижа.

– Но привести ее на кладбище Святых Мучеников?! Можешь гордиться, ловко придумано! Еще немного, и принц нищих присвоил бы ее себе или ее отбил бы у меня Родогон Цыган.

– Ты должен был заслужить ее, – бросил крошечный Баркароль, которому приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть в глаза Никола. – На черта мне нужен хозяин, который не может сразиться за свою маркизу?! И не забудь, ты выплатил еще не все приданое. Я прав, красотка?

• Предыдущая
• 5/111
• Следующая