Большой Кыш - Блинова Мила - Страница 61

• Предыдущая
• 61/67
• Следующая

Гнус помрачнел:

— Я знал, что этим кончится! Знал, что когда-нибудь кто-нибудь да скажет мне об этом. Но как же ты, Сяпа, не понимаешь? Если я все Гнусенку отдам, то стану ему совсем не нужен. Он уйдет, и я никогда его больше не увижу! Вот список вещей составил. Из семидесяти девяти пунктов. На всю осень хватит, до самой спячки. Пусть пилит. Что с него взять — кышонок! — Гнус застенчиво вздохнул.

Сяпа остановился в растерянности. Первый раз в жизни он не знал, что посоветовать. Герой не должен бояться трудностей, он должен действовать. Но как? Ощущение собственного бессилия не давало ему сосредоточиться. Оно выводило Сяпу из себя.

— Так, — сердито сказал он, — отдавай барабан и толкай катушку. А барабан мой больше не бери. Ни-ког-да!

— А в чем дело-то? — не понял Гнус.

— «В чем, в чем»… Ноешь и ноешь… Я, может, тоже темноты боюсь, а с барабаном меня как-то больше.

Впереди блеснул свет. Тоннель поднимался на поверхность, и кыши припустили к выходу.

— Ух ты! — закричал Сяпа, выскочив из сырого подземелья на солнышко. — Вот мы и дома. Слушай, Гнус, а чего это ты за мной увязался?

— Надеюсь… Вдруг Гнусенок к вам убежал? — Гнус потупился. — Знаешь, Сяпа, ты про то, что я трус, не говори никому, засмеют.

— А чего тут смешного? Мне тоже в детстве снился сон, будто я — чайник с трещинкой. И вот-вот рассыплюсь на мелкие кусочки.

— Да? — заинтересовался Гнус.

— Помню, когда Ась узнал об этом, то взял меня за лапу и привел в лощину, где пряталось Эхо. И велел мне для начала поныть. Нытье — первое лекарство от страха. Ты же знаешь.

— А второе?

— А второе — Смех. Не зря его Цап на елку загнал. Чтоб боялись. Ась велел мне для разминки покричать барсуком, потом похрюкать кабанчиком и попыхтеть ежиком. И только после этого я на чистом кышьем выложил Эху свой сон.

— И что?

— Они с Асем так хохотали, что меня чуть не стошнило. А что смешно, то не страшно.

— Верно! Чего страшного в чайнике? А трещинка? Ее же не видно. У каждого есть скрытые недостатки! — Гнус ласково похлопал Сяпу по плечу, которого вдруг осенило:

— Знаю! Знаю, как тебе помочь! Ты достаточно погнусил в детстве, но сейчас рассуждаешь очень здраво! Пора бы кышам перестать называть тебя Гнусом. Это имя тебе больше не подходит. Неправильное имя притягивает несчастья. И отталкивает гнусят. Я стану звать тебя Негнус. С таким именем ты точно понравишься своему Гнусенку!

— Думаешь? — улыбнулся Негнус.

Тут из-за камешка вынырнул Бибо.

— Ой, Сяпонька, — обрадовался он, — это ты? А мы тут желуди закапываем. На счастье. — И вдруг, встрепенувшись, гаркнул на весь лес: — Эй, пушистохвостые, все сюда — Сяпа вернулся!

Отовсюду стали выскакивать кыши. Они радостно лобунились с Сяпой и Негнусом, чесали их за ушами, хлопали по спинкам. Веселью не было конца. Потом, окруженные друзьями, путешественники отправились в Сяпину хижинку: слушать рассказы героя. И тут вдруг кто-то сказал:

— Мы опять все вместе, только Бяки нет с нами.

Все, кроме Сяпы, продолжали считать Бяку погибшим от зубов гигантской медведки. А Сяпа был уверен, что Бяку слопал юркий горностай. Так или иначе, но Большой Кыш ушел на луну. Кышам стало грустно и неловко. Холмичи молчали, а Сяпа горестно поскуливал.

Пришла осень.

Черная туча и Королева молний.

Все на спасение Тукиного Дуба.

Красота спасет Дуб.

Осень пришла незаметно.

Пришла и все переменила по своему вкусу. В воздухе запахло арбузом. Небо стало холоднее, прозрачнее. Нежарким солнцем в бесконечных далях высветились желтые, багряные, коричнево-лиловые цвета. Загорелся золотом папоротник. Алые пятна ирги, клена, рябины, боярышника заспорили с сочной зеленью елей и сосен. В роще перелетные птицы допевали прощальные песни. В лесу пахло сыростью, грибами и прелой листвой. На упавших березах рыжели бороды опят. Во мху сопливились белые грузди, в молодом березняке розовели полосатые волнушки.

Только с приходом осени Закон позволял кышам есть грибы. Во всех хижинках варилась грибная душистая похлебка, пеклись сочные пампушки с грибами.

С холодами начался листопад. Первыми сбросили листья береза и ясень. Тукин Дуб, стоящий на вершине холма, чуть в стороне от рощи, решил, как всегда, зимовать в листве, гордо хрустеть на ветру ржавыми, заиндевевшими завитками и скинуть их лишь ранней весной. Может, такое упрямство передалось Тукиному дереву по наследству? Или же это была семейная традиция? Как знать… Но Тука рассудил по-своему: Дуб поступает так из гордости, не желая стоять нагим у всех на виду. «Пусть зимует одетым! Хоть не простудится», — переживал за Дуб Тука. А еще кыш боялся появления черных осенних туч. Они приносили грозы. В грозу молнии могли ударить в Дуб и погубить его.

Но осени без гроз не бывает…

Когда к холму подошли армады тяжелых туч, кыши попрятались по хижинкам. Тука, Хнусь, Бибо и Люля устроились чаевничать у Сяпы, в домике под липой. Троих пригласил Сяпа, Люля явился сам. После чая всем, кроме Люли, захотелось поучиться сложной настольной игре в капельки-бульки. Сяпа хорошо знал правила и с радостью принялся растолковывать их друзьям. Бибо, как ни старался, ничего не понял. Он надулся и стал собираться домой. Тука с Хнусем, у которых игра только-только начала складываться, наперебой уговаривали его остаться. Люля попытался рассорить кышей, но у него ничего не вышло.

За окнами быстро темнело. Вдруг раздался сильный раскат грома! Другой, третий… Холм задрожал.

— Ой-ой-ой! — вскрикнул Тука, побелев, как меловой камешек. — Пришла большая туча! Из нее скоро появится Королева молний и станет стрелять огнем в Мое Дерево! На то она и Королева, чтобы выбрать самый красивый Дуб. Она убьет его! И это станет нам последним наказанием за погибшее яйцо и разбуженного Хнуся.

Кыши подбежали к окошку. За ним было черным-черно.

— Что же делать? — прошептал осипшим от страха голосом Люля. Его шерстка встала дыбом.

— Встать спиной к спине и держать оборону. Мы сильны, когда вместе. Мы спасем Тукин Дуб!

— Да, да! — завопил Люля. — И меня спасем тоже! Мне, как и Дубу, угрожает опасность! Я тоже самый красивый! Не отдавайте меня жестокой Королеве, которая уничтожает все самое-самое! Пульнет в самый красивый Дуб, отстрелит от него здоровенный кусище, и, тот, в угоду королевским капризам, треснет меня, самого розового и самого пушистого, по моему гениальному темени! И что тогда? Тогда я погиб! — Чтоб отвести беду, Люля поморгал левым глазом, затем правым, поскакал на одной лапке, потом на другой, залез под стол и жалобно пискнул оттуда:

— Все на защиту Люли, будущего предводителя кышьего племени! Будущий предводитель в опасности!

Но, не усидев под столом, трусишка, дрожа хвостом, вскочил, заметался по кухне, бросился вверх по лестнице на чердак, где зарылся в сено и там затих.

Времени успокаивать Люлю не было, надо было спасать Тукино дерево. Своих друзей нельзя позволять обижать, даже коронованным особам, — это Закон.

— Может, позвать Ася? — предложил Бибо.

— Нет, — сказал Хнусь, — мы сами защитим наш Дуб!

Кыши сосредоточенно полобунились, надели соломенные плащики, котомки с камешками, чтобы их не унес ветер, и вышли из дома.

За дверью бушевала гроза. Небо пестрело, как лоскутное одеяло: грязные тучи на голубой лазури, белые пятна высоких облаков и желто-красные листья. Все это кружилось в каком-то диком танце, то открывая, то закрывая солнечный диск. Было невозможно отличить блики солнца от брызг молний. Ветер в неуемном исступлении рвал с деревьев листву и, закручивая в спирали, уносил целыми охапками в поднебесье. Иглы холодного дождя кололи кышам носы, пробирались под плащики, но отважные спасатели упрямо карабкались вверх по холму, туда, где, вцепившись в землю корнями, гордо стоял Тукин Дуб.

• Предыдущая
• 61/67
• Следующая