Последний сёгун - Сиба Рётаро - Страница 26

• Предыдущая
• 26/60
• Следующая

Двадцать шестого дня десятой луны (6 декабря 1863 года) из Цукидзи вышел в открытое море и взял курс на запад принадлежавший бакуфу пароход «Банрю-мару» («Свернувшийся дракон»). Ёсинобу снова направлялся в Киото. Казалось, судьба к нему благоволила: в восьмом лунном месяце, пока он был в Эдо, в результате разнообразных политических интриг удалось вытеснить из Киото войска Тёсю и семерых наиболее радикальных сторонников этого клана из числа придворных аристократов, и при дворе практически не осталось сторонников «изгнания варваров».

Но Ёсинобу ждала другая напасть – самураи клана Сацума. Сражаясь рука об руку с воинами из Аидзу, сацумцы изгнали из Киото войска Тёсю, но затем именно их лидеры заняли в Киото все важнейшие посты. Казалось, что в Японию вернулись старинные времена вражды Тайра и Минамото![87]

Практически сразу после того, как Ёсинобу выехал в Киото, в эдосский дом Хираока Энсиро в отсутствие хозяина пришли Сибусава Эйдзиро и его двоюродный брат Кисаку. Потерпев неудачу со своей затеей поднять армию на борьбу за изгнание варваров, братья хотели теперь добраться до Киото и там, в столице, понять, что им делать дальше.

В пути им бы очень не помешало свидетельство о том, что они временно служат у Хираока Энсиро. Хираока согласился дать такую бумагу, причем предупредил, что за ней можно будет прийти и в том случае, если сам он будет в отъезде. Друзья так и поступили, получили документы и отправились в Киото. Добравшись до столицы, они поселились на постоялом дворе в квартале Дзюдзуя, по соседству с храмом Хигаси Хонгандзи, в котором жили многие самураи из дома Хитоцубаси, и сразу же дали о себе знать Хираока.

С этого дня они могли свободно заходить в Хигаси Хонгандзи как обычные воины дома Хитоцубаси. Хираока изо всех сил стремился увеличить число самураев этого дома, поскольку, как известно, глава Хитоцубаси не был настоящим даймё, потому что у него не было ни одного настоящего вассала. Несколько самураев из Эдо, две сотни человек охраны, предоставленных бакуфу, да десяток ратников из дома Мито – вот и вся людская сила дома Хитоцубаси. Как говорил Хираока, «нет у нас ни солдат, ни людей».

«Да, шаткие времена настали», – размышлял, в свою очередь, Сибусава. Совсем непростые времена, если на службу с радостью берут таких, как он, бывших крестьян, которые к тому же замышляют поднять вооруженное восстание против бакуфу и вышвырнуть из страны иностранцев!..

Хираока много рассказывал Сибусава о привычках своего хозяина. Любимым блюдом Ёсинобу была свинина. И как же может человек, которому из открытого порта Иокогама специально присылают эту свинину, говорить о том, что он твердый сторонник изгнания варваров, оскверняющих Землю Богов – Японию?[88]

– А что тебя удивляет? – отвечал на это молодому человеку Хираока Энсиро, который вслед за Ёсинобу тоже приобщился к новым веяниям. – Он и ездить верхом обожает!

Действительно, Ёсинобу каждое утро еще затемно седлал европейским седлом своего коня по кличке «Хидэн» («Вспышка молнии») и два-три часа скакал верхом. Ёсинобу настолько понравилась европейская техника верховой езды, что он даже попросил проживавшего в Киото господина Киси, командующего кавалерией бакуфу и правителя Осуми, поделиться с ним секретами этого искусства, и, как говорили, быстро превзошел мастерством своего наставника.

Словом, в том, что касается кухни или верховой езды, Ёсинобу склонялся к западным веяниям – что, конечно, никак не радовало сторонников изгнания варваров.

Любил Ёсинобу и фотографироваться. Так, на память о въезде в Киото он заснялся в официальной позе на фоне десятка европейских винтовок. Разглядывая эту фотографию, Хираока заметил:

– Да, если бы эту картинку увидели наши «борцы с варварами», то подняли бы бо-о-льшой шум! Но ведь только четырехфунтовыми орудиями горной артиллерии да винтовками и можно спасти империю![89] – И, продолжая рассматривать фотографию, не смог удержаться от похвалы обожаемому Ёсинобу: – Нет, ну разве не орел наш хозяин?!

Сибусава много размышлял о том двойственном положении, в котором он оказался. С одной стороны, бывший крестьянин собирался, что называется, «изгонять варваров, бороться с бакуфу». С другой – он же идет на службу в дом Хитоцубаси! Впрочем, под влиянием рассказов Хираока Сибусава все более склонялся к мысли просто отдать все свои силы служению конкретному человеку – Среднему советнику Хитоцубаси. «Откроют страну, закроют страну – все равно, наверное, никто, кроме Ёсинобу не сможет спасти Японию и вывести ее из нынешней неразберихи», – полагал Сибусава. Было у него и еще одно простое соображение. Став самураем дома Хитоцубаси, на который сейчас смотрит, без преувеличения, вся Япония, ему будет гораздо легче прославиться на всю страну! И Сибусава решил принять предложение Хираока – стать самураем этого дома.

Однако оставалась еще одна сложность: как крестьянина его нельзя было формально представить хозяину – Ёсинобу. Но хитрый Хираока и тут нашел выход. Сначала он, Хираока, сам переговорит с господином о Сибусава. А потом можно будет воспользоваться тем, что Ёсинобу каждое утро совершает конные прогулки, дождаться хозяина в Мацугасаки и, выбежав навстречу, упасть ему в ноги.

«Ну прямо „Тайкоки“![90]– подумал Сибусава, но уже на следующее утро решил этот план осуществить.

Местность под названием Мацугасаки («Сосновый мыс») находилась к северу от столицы, примерно в половине ри севернее Симогамо[91]; она получила свое название оттого, что здесь на холмах зеленел хвоей сосновый бор. Каждое утро Ёсинобу проделывал верхом немалый путь из южной части столицы через центр до этого пригорода. Его свита состояла из полусотни всадников и двадцати пеших воинов. Кавалеристы, вооруженные винтовками, были лучшими преподавателями и ассистентами Школы воинских искусств Кобусё[92] – своего рода военной академии правительства. Сейчас, наверное, это были самые надежные телохранители во всей кавалерии бакуфу, а, может быть, во всех правительственных войсках вообще, исключая, разве что, отряды Новой Гвардии.

Сибусава и Кисаку еще до рассвета укрылись в зарослях бамбука и стали ждать появления Ёсинобу и его спутников. Наконец, когда небо на востоке посерело, они услышали топот копыт, который, казалось, сотрясал всю землю. Сибусава с братом выбежали из укрытия, но было уже поздно: кавалькада успела проскакать мимо.

«Ну и резвые же кони у господина!» – подумал Сибусава и стал ждать нового появления хозяина. Впрочем, и во второй раз им тоже не повезло, и тогда на третьей попытке Сибусава изо всех сил устремился вдогонку за всадниками, крича и размахивая руками. Всполошившаяся охрана споро вернулась и окружила братьев плотным кольцом. Вытащив меч из ножен, Сибусава бросил его на землю, упал на колени и совершил глубокий поклон в сторону Ёсинобу. Тот, натянув поводья, с размаху ударил юношу плеткой. Сибусава показалось, что от господина исходит какое-то сияние; мелькнула мысль, что перед ним буквально исторического значения личность. Словно во сне, Сибусава приблизился к Ёсинобу, словно во сне, обратился к нему со словами приветствия. Ему изо всех сил хотелось сказать что-то очень важное, что-то отвечавшее всей значимости момента. Он и проговорил какие-то слова, но потом не мог вспомнить из них ни единого… Когда он умолк, Ёсинобу кивнул в знак согласия, сказал, что переговорит с Хираока, повернул коня и ускакал прочь. Все произошло очень быстро, но именно в этот момент Сибусава понял, что он готов отдать жизнь за этого человека.

Зайдя на следующий день к Хираока, Сибусава обнаружил, что пунктуальный Ёсинобу уже все решил. Юноша был принят на службу во внутреннюю стражу с двойным окладом жалованья – четыре коку. Кроме того, на время постоя в Киото ему положили еще и денежное довольствие в размере четырех рё одного бу в месяц[93].

• Предыдущая
• 26/60
• Следующая