Последний сёгун - Сиба Рётаро - Страница 43

• Предыдущая
• 43/60
• Следующая

Между тем в стране назревали бурные события.

Чем дольше исполнял Ёсинобу свой сольный танец, тем отчетливее становилось у него ощущение, что кто-то за его спиной посыпает сцену песком…

Ёсинобу по-прежнему каждую ночь проводил с женщиной. В Киото их было у него несколько. От природы большой любитель женской ласки, он, наверное, был самим собой только в спальне, где мастерски владел своим телом. Только здесь и только в этом смысле он хоть на какое-то время переставал чувствовать себя одиноким. Как известно, более других своих женщин он благоволил к привезенной из Эдо девушке по имени О-Ёси, дочери начальника пожарной команды по имени Симмон Тацугоро. Невысокого роста, смугловатая, с крепкими ручками и шейкой, эта бойкая толстушка с эдосским говором действительно была типичной дочерью пожарного. Только ее тело и спасало Ёсинобу от приступов ностальгии, которые постоянно накатывались на него в Киото. И только с ней, к большой растерянности девушки, он делился своими самыми сокровенными мыслями.

– Сто лучших планов и сотня лучших теорий – ничто против духа времени, – говорил девушке Ёсинобу… Ему вспомнилось темное круглое лицо Симадзу Хисамицу, который на все предложения отвечал молчанием и открывал рот только для того, чтобы сказать «нет». Именно перед Хисамицу развивал Ёсинобу свои планы и теории, а в ответ не приобрел ничего, кроме горечи поражения. А почему? Только потому, что время сейчас работает против сёгуна. Этот бесталанный человечек по имени Хисамицу (а по сравнению с Ёсинобу так оно и было) просто сидит перед огромной ширмой под названием «время», но сидит на нужном месте. И Ёсинобу может перед ним выделывать какие угодно танцевальные па, но Хисамицу, как капризный ребенок, даже не улыбнется!

Ёсинобу, который сам прекрасно умел ловить ускользающие моменты, неподдельно удивился, когда оказалось, что и другие тоже это могут. Строго говоря, по логике истории сегодня как раз Хисамицу должен был быть на месте сёгуна, а он, Ёсинобу – на месте чудовищно ограниченного и консервативного Хисамицу. Но случилось наоборот: именно Ёсинобу, к его величайшему сожалению (а он временами об этом действительно чрезвычайно сожалел) стал сёгуном…

Но как же все-таки быть с Хёго? У Ёсинобу родилась еще одна идея: собрать при дворе (именно при дворе, в логове противников открытия порта) совещание по этому вопросу, пригласить туда всех высокопоставленных придворных и могущественных даймё и единым махом разбить все их доводы.

Ёсинобу немедленно приступил к осуществлению этого плана. Однако из этого тоже ничего не вышло: правитель Сацума сказался больным, Хисамицу по совету Окубо на совещание не явился. Датэ Мунэнари из Увадзима, опасаясь, что именно он станет главной мишенью Ёсинобу, заметался, как флюгер на ветру, и тоже на встречу не пришел. Сюнгаку также поначалу отказался: он чувствовал, что если дело так пойдет и дальше, то с бакуфу надо будет порывать, и как можно скорее. Раньше он действительно искренне поддерживал Ёсинобу, но сейчас начинал опасаться, что если будет делать это и впредь, то неминуемо запачкается в той грязи, которой со всех сторон поливали господина. Короче говоря, Сюнгаку, хоть и с опозданием, но примкнул к руководителям других кланов, которые полагали, что пора потихоньку освобождаться от объятий дома Токугава и создавать новую систему, основанную на полной независимости кланов – только так можно было должным образом ответить на происходившие в стране перемены. Поэтому Сюнгаку пришел к выводу, что сейчас самое время отложиться от Ёсинобу, иначе его родной клан Фукуи в провинции Этидзэн с доходом в 320 тысяч коку постигнет весьма и весьма печальная участь.

Впрочем, на этот раз под напором Ёсинобу, который требовал немедленно явиться во дворец, слабовольный Сюнгаку в конце концов сломался и – единственный из крупных даймё – пришел на совещание. От императорского двора в нем принимали участие регент Нидзё, Правый и Левый министры, два бывших канцлера, пять Главных советников и еще двое придворных. Сама встреча проходила в Покое Тигра императорского дворца исключительно жарким днем двадцать третьего числа пятого лунного месяца (25 июня). Начавшись, согласно дворцовому протоколу, после захода солнца, в восемь часов вечера, совещание затянулось более чем на сутки, и закончилось лишь в одиннадцать часов вечера следующего дня. По ходу встречи было несколько перерывов, в том числе для сна, однако сверх того председательствовавший на совещании Ёсинобу не дал никому отдохнуть ни минуты, укоряя участников, которые пытались под разными предлогами улизнуть из дворца, в том, что они «не хотят пожертвовать своим отдыхом в столь опасное для империи время».

Ёсинобу давно понял, что единственный способ справиться с неуправляемыми придворными и даймё – это запереть всех в одной комнате и давить на них до победного конца. Эта тактика принесла успех и на этот раз. В течение более чем двадцати часов он говорил не переставая, не давая противникам ни мгновения передышки, так что, в конце концов, даже потерял голос. К завершению собрания все безмерно устали и не имели уже ни сил, ни желания спорить с Ёсинобу. В конце концов к одиннадцати часам вечера вторых суток совещания его участники полностью капитулировали перед Ёсинобу: порт Хёго было решено открыть.

Благодаря этому решению бакуфу удалось в последний момент ускользнуть от смертельной опасности и еще на некоторое время продлить свое существование. Естественно, такой исход встречи никак не мог порадовать противников сёгуната, которые продолжали вынашивать планы ликвидации военного правительства. Причем более, чем на объективные обстоятельства, они обозлились на Ёсинобу. Так, Сайго Ёсиносукэ из клана Сацума понял дело так, что «пока Ёсинобу жив, молодому императору угрожает смертельная опасность» и пронес это убеждение до конца своей жизни.

Были и более глубокие оценки. Один из лидеров клана Тёсю, Кидо Дзюнъитиро (он же Такаёси, он же Кацуракогоро) говорил своим советникам, что «судя по его смелости и коварству, Ёсинобу действительно новое воплощение Токугава Иэясу. Он наш явный враг, и если и Сацума, и Тёсю не бросят все свои силы на борьбу с этим врагом, то скоро непременно окажутся на краю пропасти». Впрочем, Кидо явно завышал возможности Ёсинобу, когда считал, что «он может обновить систему государственного управления в районе Канто, и тогда бакуфу не только не распадется, но и, напротив, обретет второе дыхание». Однако даже такая завышенная оценка лишний раз свидетельствовала о том, какие серьезные опасения испытывали противники Ёсинобу…

После открытия порта Хёго в Сацума и Тёсю в пожарном порядке началась разработка совместных планов борьбы против сёгуната. В это же самое время Ивакура Томоми с группой придворных приступил к подготовке проекта секретного императорского указа о запрете бакуфу; остановить бурный рост популярности Ёсинобу теперь могли только самые решительные меры.

Ёсинобу чувствовал, что окопавшиеся в столице сацумцы вынашивают тайные планы свержения бакуфу. Более того, он почти определенно это знал: политическая система сёгуната славилась своей мощной разведкой. Свои осведомители были и у охранявшего Киото клана Аидзу, и у частей Новой Гвардии; часто пользовался агентурной информацией и помощник Ёсинобу Хара Итиносин. Словом, казалось, что разведка сёгуната отслеживает любые, даже самые малые, действия сацумцев. Однако даже такая густая агентурная сеть не заметила, как при посредничестве Сакамото Рёма, самурая из Тоса, год назад сложилась тайная антисёгунская коалиция кланов Сацума и Тёсю. Впрочем, последующие маневры Сацума навели на мысль о существовании такого союза даже тех, кто не знал истинного положения вещей.

Уже для Яманоути Ёдо из Тоса, который после завершения переговоров о судьбе порта Хёго вернулся в свой клан, было очевидно, что «сацумцы втайне протянули руку Тёсю, и не исключено, что скоро в Киото начнется вооруженное восстание. А это значит, что дни бакуфу сочтены».

• Предыдущая
• 43/60
• Следующая