Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2 - Сикибу Мурасаки - Страница 54
- Предыдущая
- 54/86
- Следующая
Тем не менее он продолжал наведываться в Западный флигель и под предлогом обучения юной госпожи игре на кото виделся с ней теперь даже чаще прежнего. Однако он ни на миг не забывал о приличиях, и девушка, сначала робевшая в его присутствии, постепенно успокоилась, привыкла к нему и перестала дичиться. Мило смущаясь, отвечала она на его вопросы и с каждым днем казалась Гэндзи все более привлекательной. Не имея сил расстаться с ней, он старался не вспоминать о принятом было решении.
«Не лучше ли, выбрав юной госпоже супруга, оставить ее здесь. – думал он иногда. – Окружить нежными заботами, а самому встречаться с ней тайком, когда обстоятельства будут тому благоприятствовать. Быть может, мне удастся уговорить ее и удовлетворить свое желание? При нынешней неискушенности юной госпожи в мирских делах почти невозможно принудить ее откликнуться на мои чувства. Но как только проникнет она в душу вещей и не будет причин жалеть ее, меня не остановит самый суровый хранитель застав (224). Лишь бы удалось смягчить ее сердце, тогда как бы ее ни охраняли…»
Право, трудно не осудить его за подобные мысли.
Впрочем, министр не мог не понимать, что, даже если ему удастся осуществить свой замысел, его ждут лишь новые волнения и муки. Словом, найти выход было нелегко. Вряд ли он когда-нибудь бывал в более затруднительном положении.
Тем временем министру Двора стало известно, что не только его домочадцы отказываются считаться с его новой дочерью, но и в мире смеются над ней и злословят. Услыхав от Бэн-но сёсё, что сам Великий министр изволил его расспрашивать, министр Двора сказал:
– Я действительно взял к себе в дом девушку из провинции, о которой до сих пор никто не слышал. Удивительно, что Великий министр, вовсе не склонный к злословию, проявляет такой интерес к нашему дому и пользуется любой возможностью, дабы унизить меня. Впрочем, я почитаю за честь…
– Говорят, что особа, которую поселил Великий министр в своем Западном флигеле, само совершенство. Принц Хёбукё очень увлечен ею и страдает. Полагают, что она необыкновенно хороша собой, – сообщает Бэн-но сёсё.
– А что еще могут говорить о дочери Великого министра? Увы, так уж устроены люди. Скорее всего в ней нет ничего особенного. Обладай она всеми приписываемыми ей достоинствами, мы услыхали бы о ней гораздо раньше. Да, что и говорить, как ни безупречен Великий министр и как ни высоко его положение в мире, он, к сожалению, небогат потомством, и это не может его не волновать. Будь у него дочь от столь почитаемой им супруги, он лелеял бы ее безмерно, и наверняка она выросла бы истинным совершенством, но, увы… От девочки, рожденной госпожой Акаси, можно ожидать многого, хотя положение ее матери и невысоко. Я уверен в необычности ее предопределения. А эта новая дочь, возможно, и не его вовсе. Министр ведь человек со странностями, кто знает, какими соображениями он руководствовался на сей раз. – говорит министр Двора пренебрежительным тоном.
– И все же хотелось бы знать, на ком остановит он свой выбор? Думаю, что успех ждет принца Хёбукё. Они всегда были близки, к тому же принц обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы стать прекрасным зятем, – замечает министр и снова с сожалением вспоминает о собственной дочери. Ведь он и сам мог бы ходить теперь с многозначительным видом, и многие трепетали бы в ожидании его решения. Но как ни велика была его досада, министр не желал отдавать дочь Тюдзё, пока тот не достигнет соответствующего ранга. Разумеется, если бы Великий министр изволил обнаружить свою заинтересованность и лично просил за сына, он немедля дал бы согласие. Но, к величайшему огорчению министра Двора, ни сам юноша, ни его близкие не предпринимали никаких шагов к сближению.
Взволнованный мыслями о дочери, министр тут же, без всякого предупреждения, отправился в ее покои. Его сопровождал Бэн-но сёсё.
Когда они вошли, девушка дремала. В легком нижнем платье, как будто вовсе и не страдая от жары, она лежала, хрупкая и прелестная, Подложив под голову руку, изящные пальчики которой сжимали веер. Сквозь тонкую ткань просвечивало нежное тело. Отброшенные назад волосы, не такие уж длинные и не слишком густые, были необыкновенно хороши. Дамы тоже спали, устроившись за ширмами и занавесями, и проснулись не сразу. Только когда министр постучал веером, девушка подняла голову и устремила на отца невинно-вопрошающий взгляд своих прекрасных глаз. Щеки ее окрасились румянцем, отчего она стала еще миловиднее. Министр был восхищен.
– Разве я не предупреждал вас, что дурно «отдаваться дремоте»? (225) А вы к тому же так легко одеты… Отчего рядом нет никого из дам? Женщина должна быть осторожной, чтобы никто не мог застать ее врасплох. Ничто так не умаляет достоинства благородной особы, как неосмотрительность и легкомыслие. Впрочем, вряд ли кому-нибудь понравится женщина рассудительная и суровая, которая постоянно шепчет молитвы Фудо и делает руками канонические жесты. Или, скажем, женщина, которая всегда, даже с самыми близкими людьми, держится церемонно и высокомерно. На первый взгляд она может показаться благородной, но нельзя не пожелать ей большей мягкости и душевной простоты. К примеру, Великий министр, насколько мне известно, весьма широко подходит к воспитанию своей младшей дочери, которую прочит в государыни. Стараясь обогатить ее ум всеми познаниями, приличными ее полу, он не позволяет ей сосредоточиваться на чем-то одном, одновременно следя за тем, чтобы знания ее ни в коем случае не были поверхностными и неосновательными. По-своему он прав. И все же, поскольку каждый человек и в делах, и в помышлениях своих имеет особые, ему лишь свойственные пристрастия, плоды такого воспитания могут быть совершенно различны. Хотелось бы мне посмотреть, какой будет эта девочка, когда вырастет и появится во Дворце.
Мне так и не удалось осуществить своих замыслов относительно вашего будущего, и остается думать лишь о том, как уберечь вас от всеобщего посмеяния. Увы, я достаточно наслышан о превратностях человеческих судеб. Не прислушивайтесь же к «людским жалобам» (226) и не верьте сладкоречивым любезникам. Во всем положитесь на меня, ибо у меня есть свои соображения, – говорил министр Двора, с невольным восхищением глядя на свою очаровательную дочь.
Девушка же совсем смутилась, со стыдом вспоминая, сколько волнений причинила когда-то своим близким. «Как глупо я себя вела тогда, – думала она. – Ничего не понимала и сидела перед отцом, не чувствуя за собой никакой вины».
Госпожа Оомия постоянно жаловалась на то, что ей не оказывают должного внимания, но девушка не решалась навещать ее.
Еще больше беспокоило министра Двора будущее особы, поселившейся в Северном флигеле его дома. «Я с такой готовностью принял ее, – думал он. – Вправе ли я теперь отказываться от нее только потому, что над ней все смеются? Так поступил бы человек крайне легкомысленный, собственные прихоти превыше всего ставящий». Но не менее нелепо было оставлять ее у себя, ибо люди могли подумать, что он и в самом деле придает большое значение ее воспитанию. «Пожалуй, лучше всего пристроить девушку к нёго Кокидэн, пусть потешит ее дам. Люди считают ее дурнушкой, но ведь они могут и ошибаться», – подумал министр и отправился в покои нёго.
– Я решил отдать на ваше попечение девушку из Северного флигеля, – улыбаясь, говорит он. – Если ее манеры покажутся вам слишком грубыми, попросите кого-нибудь из пожилых дам заняться ее образованием, пусть без стеснения наставляют ее. Надеюсь, вы не позволите молодым дамам насмехаться над ней. Боюсь только, что она слишком своенравна.
– О нет, она вовсе не так дурна, как говорят, – смутившись, отвечает нёго. – Просто Утюдзё и прочие предполагали в ней какие-то особые достоинства и были разочарованы, когда она не оправдала их ожиданий. Незачем поднимать из-за нее такой шум: и ей самой будет неловко и честь семьи может пострадать.
Хотя нёго Кокидэн нельзя было назвать красавицей, было в ней что-то благородное, величавое, а мягкость и нежность черт делали ее похожей на прекрасный цветок сливы, раскрывший в предутренний час свои лепестки. Министра особенно умиляла ее манера с улыбкой прерывать разговор, когда многое еще оставалось недосказанным. Свойство и в самом деле редкое в женщине.
- Предыдущая
- 54/86
- Следующая
