Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич - Страница 29
- Предыдущая
- 29/111
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
29
Слепая
Пойдем скорее!
Веди меня!
Оксана
Куда вести?
В болото, в лес? Постой, постой!
Я поведу тебя в село,
Где все бурьяном поросло,
Где вместо хат — кресты, могилы,
Где поселился друг мой милый
В светелке темной и сырой.
Слепая
Пойдем скорее. Бог с тобой!
Перекрестися!
Оксана
Я крестилась,
Я горько плакала, молилась,
Но бог отверг мои кресты,
Мои сердечные молитвы.
Да, он отверг. А помнишь ты?
Нет, ты не помнишь, ты забыла.
А я так помню, ты учила
Меня, малютку, кровь сосать
Да «Отче наш» еще читать.
Слепая
Оксано, боже мой, молись,
Ты страшно говоришь!
Оксана
Да, да.
Я страшно говорю, так что же?
Ты не боялася сидеть
Осенней ночью у забора
И просидела двадцать лет, —
Пойдем опять туда сидеть.
Пойдем же, мамо, будем петь,
Пока народ не пробудился.
И будем петь, как снарядился
Казак с ордою воевать,
И как покинул он дивчину,
И как другую полюбил.
Ведь это весело — покинуть
В чужой далекой стороне
Листок с любистка на огне.
(Поет тихо.)
«Плыви, плыви, лодочка, за Дунай;
За Дунаем погуляю, молода,
С казаками, молодцами мертвыми,
С казаками-мертвецами».
Чур меня! Чур меня! Чур меня!
Пойдем скорее. Ах, постой!
Я потеряла башмаки.
А башмаки ведь дорогие,
Да ноги жгли мне, все равно
Мне их не жаль, и босиком
Дойдем до гроба…
(Поет.)
«Полетела пташечка
Через поле в гай,
Уронила перышко
На тихий Дунай.
Плыви, плыви, перышко,
Плыви за водой!..»[10]
Я все молчала, все молчала,
А он шептал и целовал.
Сулил манисто с дукачами.
Зачем ты не велела брать?
Ведь им бы можно удавиться.
А знаешь что? Пойдем к реке
Купаться просто, и утонем,
И будем щуками в воде.
И пташкам воля в чистом поле,
И пташкам весело летать;
А мне так весело в неволе
Девичью молодость терять.
Я разве грешница какая?
Отраву, что ли, я варю?
Нет, я не грешница; ты знаешь,
Всему я верила, всему!
Но кто поверил моей вере?
Теперь не то. Летит, летит!
Нет, ты не вылетишь, проклятый.
Я задушу тебя! Держите —
Красный змий! Красный змий!
Он рассыплется… Потом…
Га! га! га!..
И, будто мщение живое,
Она с распущенной косой,
С ножом в руках, крича, летела
И с визгом скрылася в огне.
Вдруг крик пронзительный. Вздрогнула
Слепая молча и, крестясь:
«Аминь, аминь, аминь!» — шептала.
И крик сменил протяжный гул,
Стена упала, гул ревел
И смолк в долине безучастной,
Как в глубине души бесстрастной.
Пожар, лютея, пламенел.
Слепая, бедная, стояла
В дыму и пыли снеговой,
Она Оксаны дожидала
И «со святыми упокой»
Невольно с трепетом шептала.
И не дождалася слепая
Своей Оксаночки; ушла
Из погорелого села,
Псалом любимый напевая:
«Кого, рыдая, призову я
Делить тоску, печаль мою?
В чужом краю кому, тоскуя,
Родную песню пропою?»
Петербург, 1842
ГАМАЛИЯ
«Ой, все нет и нет ни волны, ни ветра
От матери-Украины;
Там идут ли речи про поход на турок —
Не слышно нам на чужбине.
Ой, подуй, подуй, ветер, через море
Да с казацкого поля,
Высуши нам слезы, утоли печали,
Облегчи неволю.
Ой, взыграй, взыграй синевою, море,
Колоти в борт волнами…
Лишь мелькают шлыки — то плывут казаки
К султану за нами.
Ой, боже наш, боже, хоть и не за нами — неси ты их с Украины:
Услышим про славу, казацкую славу,
Услышим и свет покинем».
Вот этак в Скутари казаки стонали,
Стонали, бедняги, а слезы лились,
Казацкие слезы тоску разжигали…
Босфор задрожал — потому не привык
К казацкому плачу: вскипел величавый
И серую шкуру подернул, как бык,
Й дрожь пробежала далеко, далеко,
И рев его к синему морю дошел,
И море отгрянуло голос Босфора,
В Лиман покатило и дальше в просторы,
И в Днепр этот голос волной донесло.
Загрохотал старик, вскипая,
Аж ус от пены побелел:
«Ты спишь? Ты слышишь? Сечь родная!»
И Луг Великий загудел
За Хортицею: «Слышу! Слышу!»
И Днепр покрыли челноки,
И так запели казаки:
«У турчанки — высок терем,
Богата светлица.
Гей, гей! Море, бей!
Выше скал волны взвей! —
Едем веселиться!
У турчанки-басурманки
Дукаты в кармане.
Не дукаты считать,
Едем вас выручать,
Братья христиане!
У турчанки — янычары
Со своим пашою…
Гей, ги! Эй, враги!
Свою жизнь береги —
Мы смелы душою!»
Плывут себе, поют они,
А ветер крепчает…
Впереди их Гамалия
Дубом управляет.
Гамалия, водяные
Взыграли просторы.
Ничего! И лодки скрылись.
Одни волны-горы.
Спит, дремлет в гареме в раю Византия,
И дремлет Скутари. Босфор же не спит,
Он, точно безумный, гнет волны крутые,
Он сон их встревожить желает, кипит.
«Не тебе, Босфору, вступать со мной в ссору! —
Шумит ему море. — Я твою красу
Песками закрою, коль дойдет до спору.
Разве ты не видишь, каких я несу
Посланцев к султану?…» Так море сказало.
(Любило отважных чубатых славян.)
Босфор усмирился. Турчанка дремала.
Ленивый, в гареме дремал и султан.
И только в Скутари очей не смыкают
Казаки-бедняги. Чего они ждут?
По-своему богу мольбы посылают,
А волны на берег бегут и ревут.
«О милый боже Украины!
Не дай погибнуть на чужбине
В неволе вольным казакам!
И тут позор, позор и там —
Встать из чужих гробов с повинной,
На суд твой праведный прийти,
В железах руки принести,
В цепях-оковах перед всеми
Предстать казакам…»
«Жги и бей,
Режь нечестивца-басурмана!» —
Крик за стеною. Голос чей?
Гамалия, глянь, какие
Янычары злые!
«Режьте! Бейте!» — над Скутари
Голос Гамалии.
Ревет Скутари, воет яро,
Все яростнее пушек рев;
Но страха нет у казаков,
И покатились янычары.
Гамалия по Скутари
В пламени гуляет,
Сам темницу разбивает,
Сам цепи сбивает.
«Птицы серые, слетайтесь
В родимую стаю!»
Встрепенулись соколята,
Распрямили плечи,
Давным-давно не слыхали
Христианской речи.
Испугалась ночь глухая,
Тот пир наблюдая.
Не пугайся, полюбуйся,
Наша мать родная!
Темно всюду, точно в будни,
А праздник не малый:
Что ж, не воры у Босфора
Едят молча сало
Без шашлыка! Осветим пир!
До облак из гари —
С кораблями, с парусами
Пылает Скутари.
Византия пробудилась,
Глазищами блещет,
Плывет своим на подмогу —
Зубами скрежещет.
Ревет, ярится Византия,
Руками берег достает;
Достала, гикнула, встает —
И — на ножи валится злые.
Скутари, словно ад, пылает;
Через базары кровь течет,
Босфор широкий доливает.
Как птиц разбуженная стая,
В дыму казачество летает:
Никто от хлопцев не уйдет,
Их даже пламя не печет!
Ломают стены. Золотыми
До верху шапки их полны,
Ссыпают золото в челны…
Горит Скутари. В сизом дыме
Казаки сходятся. Сошлись,
От жара трубки закурили,
На челноки — и понеслись,
Меж волн багровых заскользили.
Плывут себе как из дому,
Будто бы гуляют.
И — конечно — запорожцы,
Плывя, распевают:
«Атаман Гамалия
Стал недаром зваться,
Собрал он нас и поехал
В море прогуляться;.
В море прогуляться,
Славы добиваться,
За свободу наших братьев
С турками сражаться.
Ой, добрался Гамалия
Да самой Скутари,
Сидят братья запорожцы,
Ожидают кары.
Ой, как крикнул Гамалия:
«Братья! Будем здравы!
Будем здравы, хлебнем славы,
Разметем оравы,
Рытым бархатом покроем
Курени дырявы!»
Вылетало Запорожье
Жать жито на поле,
Жито жали, в копны клали,
Дружно запевали:
«Слава тебе, Гамалия,
На весь мир великий,
На весь мир великий,
По всей Украине,
Что не дал ты запорожцам
Пропасть на чужбине!»
Плывут они, поют, плывет
В челне последнем Гамалия,
Своих орлят он стережет;
Догнать не смеет Византия
Казачьи лодки удалые;
Она боится, чтоб Монах
Не подпалил Галату снова,
Не вызвал чтоб Иван Подкова
На поединок на волнах.
Встает волна за волною,
Солнце на волне горит;
Перед ними их родное
Море плещет и шумит.
Гамалия, вот родные
Пред нами просторы…
И не видно лодок, только
Волн живые горы.
вернуться
10
По течению (укр.).
29
- Предыдущая
- 29/111
- Следующая
