Легенда о воре (ЛП) - Гомес-Хурадо Хуан - Страница 12

• Предыдущая
• 12/124
• Следующая

Через некоторое время из двери высунулся Монардес и попросил кипяток, а когда его принесли, снова заперся с больным. Час спустя он открыл дверь. Под глазами у него пролегли темные круги, а сердце колотилось.

- На сегодня достаточно.

- Как он себя чувствует? - спросила встревоженная Каталина.

- Сейчас он спит. Приготовьте постель и для бедного старика, - велел лекарь, отказавшись дать рабыням какие-либо другие объяснения.

Работа в таверне была совершенно изнурительной.

Тем не менее, гордость не позволяла Санчо сдаться. А также неопределенное будущее, которое ждало его на улицах, без работы и без единой души, которая бы за него заступилась. Иногда он заставал врасплох мучимых голодом уличных беспризорников, глядящих сквозь окна запавшими глазами. Все они были истощенными, бедно одетыми детьми, похожими на безвестных призраков с выпирающими костями. Как-то раз он не выдержал этих взглядов и высунулся из-за двери "Красного петуха" с корзиной хлеба, который дети в мгновение ока выхватили у него из рук. Кастро устроил ему за это приличную взбучку, но мальчика это не волновало.

Трактирщик частенько его поколачивал, обычно награждал подзатыльником или пинал под зад. Не слишком сильно, но унизительно.

- Пошевеливайся, парень, - говорил он, качая головой и глядя на посетителей, которым хотел угодить. Те обменивались с Кастро понимающими взглядами и хохотали, демонстрируя наполовину прожеванную еду во рту и проливая на пол вино.

Санчо сжимал зубы и ждал.

Не прошло и недели, как он возненавидел Кастро всеми фибрами души. Ненависть отступала лишь тогда, когда они садились за стол. Каким бы он ни был мерзавцем, трактирщик всё же оказался великолепным поваром и кормил его, не жадничая. Когда они ели в тишине, уставившись в свои тарелки и работая ложками, Санчо был настолько благодарен возможности наполнить желудок и немножко посидеть, что почти чувствовал признательность к Кастро. Но как только они возвращались к работе и вкус еды вытеснялся треском оплеух и издевательским хохотом, в его сердце снова пробуждалась злость.

Ночами он спал на полу кухни, на нескольких старых одеялах, и ему снилось море и Индии. Он воображал, как зайцем пробирается на корабль или поступает на службу юнгой, хотя давным-давно брат Лоренсо объяснил ему, что первых с корабля вышвыривали, а вторые, наоборот, никогда в своей жизни его уже не покидали. Он видел слишком много измученных моряков, блуждавших по улицам Севильи, чтобы понять, что это не лучший путь. Чтобы пересечь мир, нужно было иметь профессию или состояние, и то, и другое он мог получить в качестве ученика банкира. Его не волновало, что большая часть религиозного севильского общества с неодобрением смотрела на это ремесло, считая его формой ростовщичества.

Когда он просыпался, гнетущее зрелище хлипких столов и земляного пола перечеркивало его мечты. В конце зала находилась маленькая деревянная лестница, которая вела в покои второго этажа. Три комнаты соединял узкий коридор. Ближайшую к лестнице занимал Кастро. Средняя была свободна, там трактирщик держал всякую рухлядь. В третьей жил человек, благодаря которому жизнь Санчо изменится навсегда.

Первый раз он увидел постояльца "Красного петуха" спустя два дня после начала работы в таверне. Кастро не говорил о нем раньше и не слишком много рассказал в ответ на вопрос мальчика.

- Он ирландец, скрывается от преследования этих проклятых еретиков англиканцев. Не знает языка христиан, платит мало и с опозданием, нужно быть святым, чтобы терпеть его пребывание здесь.

Он выпятил грудь, ожидая, что мальчик похвалит его за чувство сострадания. Но Санчо, всё тело которого было усыпано свидетельствами милосердия трактирщика, оставил эти слова без внимания.

- Думаете, он сражался против англичан? - изумленно спросил он.

- Какого дьявола ты задаешь столько вопросов? Марш мыть посуду, паршивец! - выругался в ответ Кастро, пнув ушат с грязной водой, где они споласкивали посуду.

С этой минуты в Санчо вспыхнуло любопытство, и он с огромным интересом начал изучать заморского гостя. Тот был среднего роста, молодой и красивый, хотя спереди его волосы уже начали редеть, образуя небольшой каштановый островок там, где у других обычно висела челка. Он носил простую скромную одежду светло-коричневых цветов, столь выделявшихся на фоне строгого черного, что был в моде у кастильцев и андалузцев. Он никогда не носил на виду шпагу или другое оружие, но всегда имел при себе свечи и листки бумаги, которые уносил в свою комнату. Он мог сидеть в ней взаперти пару дней или, наоборот, столько же не приходить ночевать. Входя, он приветствовал их наклоном головы и исчезал наверху.

Каждый день, кроме одного.

Он вернулся в середине дня, когда таверна была почти пуста и Кастро дремал за стойкой. Вместо того, чтобы подняться наверх, он сел в конце зала. Заинтригованный Санчо приблизился, и чужеземец подал знак, чтобы тот принес ему выпить.

Стараясь не шуметь, Санчо открыл бочку лучшего вина из Торо. Наполняя кувшин, он внимательно прислушивался к храпу трактирщика, который запретил ему прикасаться к хорошему вину, и последствия могли быть очень неприятными, если бы он проснулся посреди этого процесса. Санчо поставил кувшин на поднос, добавил к нему чистую кружку и вернулся к столу чужеземца.

С тех пор, как Санчо начал им интересоваться, он успел придумать сотню различных теорий, которые бы объясняли, почему такой человек мог находиться в Севилье. Санчо хотел заговорить с ним и вытянуть историю при помощи хорошего вина, может быть, это был бы рассказ о сражениях против еретиков. Но гость не дал ему такой возможности. Он выхватил кувшин и стал пить прямо из него, игнорируя кружку. Кувшин довольно долго оставался в поднятом положении, а жидкость, частично проливаясь, стекала по шее и запачкала алым воротник.

Ошеломленный Санчо наблюдал, как кадык чужеземца поднимался и опускался до тех пор, пока кувшин не опустел.

"Никогда не видел, чтобы кто-то так торопился захмелеть", - пришло в голову Санчо.

Чужеземец громко рыгнул и подал мальчику знак, чтобы тот принес еще вина. Санчо заметил, что его лицо исказила гримаса, а глаза налились кровью, одежда была грязной и вообще он, похоже, не спал несколько дней.

Санчо принес второй кувшин, опасаясь, что чужеземец опустошит его с тем же отчаянием, как и первый, но гость взял его трясущимися руками и налил вино в кружку. Санчо смотрел на него во все глаза, с подносом в руке, ожидая продолжения. Он даже начал что-то говорить, но гость жестом велел ему убраться.

Спустя полчаса постоялец издал первый вопль. Какое-то время он разговаривал сам с собой тихим голосом, тем же теплым и любезным тоном, который Санчо за две недели работы в таверне уже столько раз слышал из уст пьяниц. Впрочем, лишь немногие доходили до крика на других посетителей и влезания на стол.

- Что за чертовщина тут творится? - прогремел голос Кастро.

Физиономия хозяина таверны покраснела, а на щеках отпечатались следы деревянной стойки, на которой он дремал. Он всегда пробуждался после своего короткого полуденного отдыха в дурном расположении духа и, обнаружив стоящего на одном из столов чужеземца, который во всю глотку орет песни, немедленно разъярился.

- Ирландец слишком много выпил, сеньор.

- Если не заткнется, то я ему башку оторву! Он распугает клиентов, - заявил Кастро, уже выбравший приличного размера сковороду и взвешивающий ее в руке.

В это мгновение Санчо вспомнил о торчащей из бочонка с лучшим вином затычке и почувствовал, как забилось сердце. Как он мог быть таким придурком, чтобы решить, будто Кастро ничего не поймет? Хватит и того, что он устроит ему взбучку, когда это обнаружит, и вдобавок чужеземец даже не заплатил. Не лучше будет, если Кастро отколошматит ирландца сковородой, в этом случае тот покинет трактир, и хозяин обвинит Санчо в потере единственного постояльца.

• Предыдущая
• 12/124
• Следующая