Здесь и сейчас - Брешерс Энн - Страница 20

• Предыдущая
• 20/47
• Следующая

В крохотном окошке над письменным столом виден кусочек луны. Окно, похоже, не открывается. Интересно, трудно ли разбить стекло. Видимо, не так-то просто. А если получится, пролезу я сквозь него или нет? Не знаю. Это как втискивать автомобиль в узкую щелку на заполненной стоянке. Попробуй прикинь собственные размеры, чтоб пролезть в узкое отверстие – не так-то просто. Интересно, как скоро прибегут соглядатаи, когда услышат звон разбитого стекла по внутренней связи. Или когда я попытаюсь вывести ее из строя. Впрочем, кроме этой связи и моих очков, в комнате наверняка есть и спрятанная где-то камера с микрофоном.

Мне уже начхать, куда меня пошлют в воскресенье. И что там случится. Этого я не боюсь. Боюсь самого? воскресенья, потому что будет уже 18 мая. И будет поздно.

Принимаю душ, переодеваюсь, но спать не ложусь. Точнее, долго лежу, думаю про Итана. Где он сейчас? Заметил ли, как меня выводили из дому?

В семь утра дверь открывает мистер Роберт и вручает тарелку с яйцами и тостом. На нем уже галстук. Сегодня он поскромней, синенький такой. Ставлю тарелку на стол. Принимать пищу отказываюсь. И спать тоже не буду. Сидеть здесь – так лучше вообще не жить.

Хочу спросить у него и про «витамины», и про очки, и про планы, которые он всё обещал осуществить, планы предотвращения грядущей катастрофы. Хочу спросить, что на самом деле случилось с моим отцом и каково у него самочувствие, когда он с утра до вечера лжет. А еще хочу заехать ему по морде.

Но я остаюсь сидеть, где сижу.

– Ну что ты корчишь из себя дурочку, а, Пренна?

Сегодня четверг. Я теряю всякую надежду. Все случится уже в субботу. Залезаю на стол, прижимаю лицо к высокому окошку. И с этой позиции я вижу поле, кое-какие деревья, грязную дорогу. Что делать, боже мой, что делать?!

Гляжу на подъездную дорожку. По ней едет какая-то машина, поворачивает на шоссе и исчезает вдали. Звук автомобильного двигателя – единственный, который я здесь слышала. Судя по силуэту сидящего за рулем, это мистер Дуглас.

Но где-то в глубине души затеплилась крохотная искорка надежды. Я снимаю очки и продолжаю глядеть в окно. Я все еще букашка, сидящая в траве, но замечаю, что с каждым часом вижу чуточку дальше.

Вечером снова залезаю на стол и гляжу в окошко, жду, когда появится луна. Темно-синее небо затянуто облаками, хмурится. А если я никогда больше не увижу луны? Стараюсь отогнать отчаяние.

Вдруг вздрагиваю: в окно на меня смотрит чье-то бледное лицо. Нет, это не луна. Лицо приближается. Розовато-бледное лицо Итана. Он прикасается пальцами к стеклу, я вижу пять круглых, белых пятнышек. Прижимаю к ним свои пальцы. Хочется кричать, плакать. Господи, как хочется поскорей выйти отсюда.

Итан машет рукой, чтобы я отошла от окна, и я сразу понимаю, что он хочет сказать. Нельзя привлекать к себе внимание. Я сажусь на кровать. Я практически перестала дышать. Еле-еле различаю, что он там делает почти в полной темноте, но слышу негромкий скрип стеклореза.

Надо что-то предпринять, надо заглушить этот звук, пусть и не очень громкий. Петь или разговаривать нельзя, их это только насторожит: с чего вдруг я заговорила сама с собой? И я делаю то, что и раньше делала в этой комнате. А что я делала? Правильно, сидела и плакала. Начинаю плакать. Артистично шмыгаю носом, всхлипываю. Выходит вполне натурально. Представляю себе, как мистер Роберт воротит нос от динамика интеркома. Любое проявление чувств ему неприятно, ему, видите ли, неловко становится. И то, как они со мной поступают, тоже вызывает у него чувство неловкости, по лицу видно.

Не торопясь, осторожненько Итан вынимает стекло. Слава богу, не разбилось. Я иду в ванную комнату. Поворачиваю кран душа, пускаю полную струю и закрываю дверь, надеясь, что свет и шум в ванной скроет признаки иной деятельности. Крадусь по комнате, карабкаюсь на стол. Итан протягивает руку, я хватаюсь за нее. Как хорошо, что я ничего не ела целых два дня.

Он кладет куртку, закрывая острый край стекла. Берет меня за другую руку, тащит на себя, пока почти все мое тело не оказывается на траве. Я все еще стараюсь не дышать. Осторожно выползаю совсем.

Охваченная тихим восторгом и вместе с тем страхом, я иду за ним через лужайку. Впереди, в нескольких ярдах, вижу деревья. На ходу снимаю очки, ломаю их и швыряю в траву. Эх, надо было оставить в комнате, но не возвращаться же теперь. Не останавливаясь, не снижая скорости, мы идем по лесу где-то около мили.

Итан уже не так крепко держит меня за руку. Проходим еще пару миль. Наконец пересекаем шоссе. Продолжаем идти, пока не выходим к заправочной станции. Ноги мои исцарапаны, саднит ужасно, но душа ликует и поет.

– Машина здесь, совсем недалеко, – говорит он.

Заходим в магазин, Итан берет пару бутылок воды и несколько шоколадных батончиков. Потом идем по дороге к машине, это новенькая «хонда аккорд», у него такой нет.

– Поменялся с соседом, – говорит он. – Так трудней нас будет выследить, если дойдет до этого.

Я киваю. И пока мы не сели в машину, я не чувствую себя в безопасности, молчу и ни о чем не спрашиваю.

– Как ты нашел меня?

Итан поворачивает ключ зажигания:

– После того как умыкнули Кэтрин, я в подошву твоей кроссовки «жучок» воткнул. – (Гляжу на него во все глаза.) – Понимаю. Ты уж прости. Но я был уверен, что они обязательно сделают это.

Я делаю глубокий вдох, медленный выдох. Смотрю на него и чувствую, что сейчас расплачусь.

– Господи… если бы ты только знал, как я тебе благодарна…

Итан сует мне в руку «сникерс», и я, ощущая, как блаженство разливается по всему телу, разворачиваю обертку.

– Может, чтобы их перехитрить, надо научиться думать, как думают они, – говорю я.

– В первый раз я приехал сюда вчера вечером, чтобы оглядеться, понять, что к чему. Прикинул, где они тебя держат, что? понадобится, и вот сегодня вернулся.

– Какой умный! Нет-нет, им до тебя далеко.

– Честно говоря, я ожидал, что они будут более осторожны.

– Просто они представить себе не могут, что кто-то из общины станет рассчитывать на помощь временно?го аборигена.

– Временно?го аборигена?

Прежде я и подумать не могла, что стану употреблять этот термин в разговоре с живым временны?м аборигеном и это может прозвучать столь высокомерно.

– Ну да, такие, как ты, которые всегда здесь жили. В отличие от нас.

В первый раз за четыре года я говорю то, что думаю, не пытаясь лгать или хитрить. Не сочиняю на ходу, не боюсь, как бы не проговориться, как бы не сказать что-нибудь не то. Просто разговариваю.

– А-а, вот почему ты меня сторонилась.

– Да. Нас учат не доверять временны?м аборигенам, запрещают вступать с вами в близкие отношения и рассказывать о себе. Нас держат в изоляции и страхе. Кроме того, они знают, что никто из нашей общины не станет мне помогать. Поэтому они все такие… я бы сказала, самодовольные.

Итан поворачивается ко мне и заглядывает в глаза:

– Так-таки никто из вас нам не доверяет?

Я пожимаю плечами, смущенно улыбаюсь:

– Да нет, нашлась одна дурочка, похоже, поверила, что вас бояться не надо… хотя от этого одни только неприятности.

Итан пользуется моментом и притягивает меня к себе. Облегченно вздохнув, он прижимается лицом к моей шее, и мне хочется, чтобы так продолжалось вечно. Я с наслаждением вдыхаю его запах… но тут же спохватываюсь.

– Ну хватит, у нас с тобой могут быть проблемы, – осторожно отстраняясь, говорю я.

– Что ты имеешь в виду?

– Для меня не совсем хорошо… быть с тобой слишком близко… или еще с кем из ваших…

– Что?

– Ну, быть физически… слишком… в интимном смысле. – Мне вдруг становится стыдно. – Да нет, не в том смысле, о котором ты подумал.

Сидя совсем рядом с Итаном, зная, что за чувство охватывает его, когда он меня обнимает, я стыжусь своих сладострастных мыслей о нем, которые одолевали меня, когда я танцевала с другим парнем.

• Предыдущая
• 20/47
• Следующая