Здесь и сейчас - Брешерс Энн - Страница 39

• Предыдущая
• 39/47
• Следующая

У Болтоса странный акцент, здесь люди говорят не так, но мне этот акцент хорошо знаком. Смягченное «т», например. Его не учили, как всех нас, произносить этот звук твердо. Противно об этом думать, но Болтос и вправду один из наших, хотя не из наших мест. Понятно, что он рассуждает о будущем, но о каком-то другом будущем, не о том, в котором жила я.

– Так, значит, вы прибыли сюда, чтобы убить ее? – ровным голосом спрашивает Итан. – За этим вернулись из будущего?

– Не я один хотел это сделать.

– А другие, они прибыли вместе с вами?

– Нет. Я здесь один такой.

Итан опускается на корточки, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Я хочу рассказать вам историю, которую недавно услышал от одного человека, моего близкого друга. Вы готовы ее выслушать?

Болтос корчит кислую мину, показывая, что ему не нравится такая перспектива, но выбора у него нет.

– Представьте, что через шестьдесят лет в одном учреждении неподалеку от этого места будет жить больной, сумасшедший старик, – начинает Итан. – И вот он пишет моему другу письмо, в котором умоляет навестить его перед смертью. Мой друг повинуется и находит в заведении безумца, непрерывно несущего какой-то бред и пытающегося выцарапать собственные глаза. Когда-то бедняга был преуспевающим бизнесменом, но вот уже двадцать пять лет он несет этот безумный бред, и никто не желает слушать его. Но мой друг слушает, и старик, бормоча и спотыкаясь на каждом слове, рассказывает ему нечто удивительное. Он сообщает, что явился из будущего. Сейчас он душевнобольной, не помнит ничего, все даты и события перепутались у него в голове, кроме одной. Он помнит сегодняшний день: семнадцатое мая две тысячи четырнадцатого года. Он страшно боится забыть эту дату. Постоянно царапает ее на стенах и на полу. Варварски вырезает на собственной коже. Эта дата преследует его, сводит с ума, потому что, по его словам, в этот день он уничтожил мир. Старик говорит, что долго странствовал, совершал много безрассудных и опрометчивых поступков в жизни, но теперь он понимает: то, что? он сделал в этот день, обернулось катастрофой. А мой друг считает, что у этого человека больная совесть, разум его помутился от сознания содеянного им. В своем безумии старик провидит коренное изменение климата на планете, разрушение полярных льдов, нехватку продуктов питания, массовый голод и разгул анархии. Он утверждает, что возврата к прежнему благоденствию уже не будет. И между прочим, он прав во всем, за исключением одного: все будет гораздо хуже. Через несколько лет после его смерти по всей Земле начнет свирепствовать эпидемия чумы крови. Старик – единственный человек, кто знает, что в будущем, которое он покинул, условия жизни гораздо тяжелее по сравнению с тем, что он видит вокруг. Только он один может сравнивать эти условия в будущем и в настоящем, и он знает, что ответственность за грядущие бедствия лежит на нем. Снова и снова этот человек повторяет моему другу: «Не дай мне совершить это. Умоляю, помоги мне. Если надо, убей меня. Только не дай мне совершить это». – Итан встает и потирает ладони. – Надеюсь, вы догадались, что этот больной безумец – вы и есть.

Вечером мы отправляемся в полицейский участок, чтобы оставить заявление и дать показания. Прикидываемся дурачками: Итан – практикант лаборатории и друг Моны. Мы принесли ей подарки ко дню рождения, а тут ни с того ни с сего ворвался этот идиот, началась пальба и все такое. Преступление на почве страсти? Может, и так. Итан обезоружил его, тот бежать, Итан бросился за ним и так далее. Я делаю признание, что пистолет потом выбросила. Итан помогает мне начертить план того места, чтобы отыскать орудие убийства. Свой поступок я поясняю тем, что не хотела больше никаких убийств. Естественно, мы не несем бредятины про каких-то путешественников во времени, которые хотят уничтожить планету.

Уже поздно, нам до смерти хочется домой. Дежурные полицейские тоже устали, им тоже хочется поскорей все закончить. Они просят явиться в участок на следующий день и дать необходимые показания сотруднику полиции.

Когда мы наконец выходим из участка, я едва держусь на ногах.

– Слушай, Итан, – спрашиваю я, когда мы идем к машине, – а мой отец действительно рассказывал тебе то, что ты говорил Эндрю Болтосу?

– Нет, – отвечает он.

От изумления я даже останавливаюсь:

– Как?

– Понимаешь, кое-что, конечно, рассказал он, кое-что я узнал от тебя, остальное придумал, совсем немного. Но все вместе сложил только сегодня, когда в лесу Болтос говорил, зачем он это сделал. Я не знал, что Болтос из ваших, пока не оказался в лаборатории, и тогда мне все стало ясно. Жаль, что раньше не раскусил. Тогда, может, было бы больше шансов спасти Мону.

Мы проходим мимо машины, идем дальше. Нам надо немного прогуляться под открытым небом. Взявшись за руки, мы молча шагаем по тротуару, темно, улицы уже пусты. Не так-то просто переварить все то, что сегодня произошло.

Я бы шагала вот так, рядом с Итаном, держа его за руку, хоть всю ночь до самого утра. Ну, хотя бы до полуночи. Так мы и делаем. Находим еще одну пустынную игровую площадку, садимся на качели. По небу бегут черные облака. И сквозь них безмолвно пробирается луна, лишь изредка открывая нам свой светлый лик.

– Нам было все известно, мы пытались помешать, и все равно это случилось в точности так, как написано в газете. – Расстроенный голос Итана звучит устало.

– Но это же не так, – отзываюсь я. – Не совсем в точности.

– Ну, какие-то детали… Но главное, то, что повлечет за собой последствия… Это ведь то же самое.

– И здесь ты не прав, – качаю я головой.

Потом молчу несколько секунд, постукивая ногой по металлической перекладине, подбираю нужные слова.

– Дело в том, что в газете было написано… что ты тоже погиб.

Итан смотрит на меня во все глаза, в них немой вопрос.

Делаю глубокий вдох, потом выдох. Каждая мышца в теле дрожит от напряжения.

– Я обнаружила это сегодня утром, ты еще спал, и потом все это время страшно мучилась.

Достаю из кармана сложенную до крохотных размеров газету и протягиваю ему.

– А теперь меня мучит совесть, что я старалась защитить не Мону Гали, а тебя. С тем и направлялась сюда.

Итан внимательно изучает газетный листок, пытаясь в тусклом свете лампы на площадке разобрать мелкий шрифт.

– Черт побери, вот это да… – кивает он наконец. – Ну, слава богу, этого не случилось.

Как это ни странно, но я начинаю смеяться. Во всяком случае, сдавленные звуки, которые я издаю, чем-то похожи на смех.

– Да уж… слава богу.

– Ты молодец, что не сказала мне об этом.

– Правда? А я сомневалась.

– Правда-правда. Впрочем, если бы я был сейчас мертвый, возможно, считал бы иначе.

И снова из груди моей вырывается этот странный сдавленный смех.

Минуту Итан молчит.

– Так, значит, когда ты спрашивала, чего я хотел бы перед смертью, то говорила серьезно? – (Я киваю.) – А я ведь так этого и не получил! – Его негодование несколько театрально.

Я снова киваю, делая вид, что раскаиваюсь.

– Но когда? Сам вспомни, сколько сегодня у нас было событий. Времени не было. Тем более что я собиралась спасти тебя. И тогда это была бы халява.

– Обожаю халяву! – смеется Итан.

И мы снова умолкаем.

– А знаешь, что еще хорошо? – спрашиваю я.

– Что?

– Болтос не уничтожил материалов Моны. Я сама видела, как она загружала свои файлы на тот сервер, который ты ей дал. И теперь они у тебя.

– А ведь верно! – Глаза Итана радостно сверкают. – Это очень хорошо. Это просто прекрасно! Но, господи, какая ответственность. Надо срочно возвращаться домой и раскидать еще по нескольким серверам. Да я просто распечатаю их, на настоящей бумаге!

– Бен Кеноби тобой бы гордился.

На лице Итана сияет довольная улыбка.

– А еще что хорошо, знаешь?

Продолжая улыбаться, он ждет:

– Ну что? Не тяни.

– Болтос не сбежал из страны с фальшивым паспортом. Сейчас он в больнице, а скоро будет сидеть в тюрьме.

• Предыдущая
• 39/47
• Следующая