Горы Маджипура - Сильверберг Роберт - Страница 12
- Предыдущая
- 12/36
- Следующая
Затем сам Тойкелла сошел с трона и прыгнул в шеренгу танцовщиц. Он был колоссального роста, вдвое выше любой из женщин, и его блестящая бритая голова возвышалась над ними, словно горная вершина.
Монументальная грудь правителя по-прежнему оставалась открытой, но вечером он нацепил капюшон из меха черного хайгуса, который завязывался вокруг шеи и болтался у него на спине. Шкуры хайгусов использовались вместе с рогами и всем остальным: из меха сверкали злобные красные глаза, а тройной ряд острых игл угрожающе торчал вдоль мускулистых плеч короля.
— Эй-йя! — гудел Тойкелла. — Хэлга! Шафта скепта гарта блан Он танцевал среди женщин, топая ногами, высоко выбрасывая вверх руки, вопя и завывая.
А те кружились вокруг него, и уже казались не забавными, а странно привлекательными; они вторили его первобытному топанью и прыжкам собственными яростными, дикими движениями. Это зрелище внушало благоговение, казалось одновременно и нелепым, и пугающим.
Харпириас никогда еще не видел ничего подобного.
Но вот король, кажется, позвал Харпириаса: согнувшись в талии, он делал манящие движения согнутыми пальцами.
Неужели это возможно? Означали ли эти жесты приглашение подойти?
Харпириас бросил вопросительный взгляд на Коринаама, и тот кивнул, подтверждая догадку.
— Он приглашает вас потанцевать вместе с ним, — сказал метаморф. — Это огромная честь.
Это означает, что он считает вас почти равным себе.
— Почти равным?! Здорово!
— Вы должны идти танцевать.
— Не сомневаюсь, что должен. Да. Да, разумеется, я буду танцевать.
Харпириас поколебался всего секунду, внимательно присматриваясь к движениям короля, впитывая странный, противоречивый ритм. Затем вышел на середину зала.
Женщины отступили в тень. Он остался один на один с королем, который возвышался над ним подобно титану.
По голому блестящему телу Тойкеллы ручьями тек пот. Он радостно улыбался во весь рот — Харпириас впервые заметил, что в передние зубы короля вставлены сверкающие драгоценные камни: рубин, изумруд и еще какой-то третий камень более темного цвета, — и три раза хлопнул в ладоши. Очевидно, это послужило сигналом музыкантам: вместо дикого завывания, гудения, грохота и визга послышалась совершенно другая музыка — медленная и тягучая, по-змеиному плавная мелодия, тихая, навязчивая и странная.
Король, высоко подняв плечи и держа перед собой сдвинутые ладони, производил загадочные движения пальцами и одновременно невероятно грациозно, легкими, почти невесомыми шагами двигался по широкому кругу вокруг Харпириаса. Это было похоже на танец охотника, подстерегающего добычу.
Харпириас, который не имел представления, как именно ему следует танцевать, секунду оставался неподвижным, глядя на Тойкеллу застывшим взглядом человека, постепенно впадающего в транс. Но вот он тоже начал двигаться, почти помимо своей воли: поначалу лишь сгибая и разгибая пальцы, потом медленно поднимая и опуская плечи и, наконец, копируя королевские мелкие, деликатные шажки на цыпочках, он тоже начал описывать круг, только в противоположном направлении, навстречу Тойкелле.
Долгие секунды они ходили кругами, выслеживая друг друга: громадный великан и человек намного ниже его ростом, более компактный, — а темп и громкость музыки все нарастали. Вскоре ее бурная интенсивность уже почти сравнялась с той, что сопровождала танец женщин.
Следуя за музыкой, Харпириас ускорял шаги.
Тойкелла, по-прежнему улыбаясь, тоже двигался все быстрее. Харпириас рассмеялся. Теперь стало невозможным сохранять прежнюю утонченность движений. Он прыгал и подскакивал, топал ногами и хлопал в ладоши.
— Эй-йя! — крикнул король. — Халга!
— Эй-йя! — отозвался Харпириас. — Халга!
— Шифта скепта гарта блан!
— Шифта скепта!
— Гарта блан!
— Шифта скепта гарта блан!
Харпириас рывком откинул назад голову, высоко вскинул руки, подтянул почти до груди одно колено, затем второе. Он выл и ревел. Он топал и хлопал. И теперь видел, что другие тоже присоединяются к танцу: сначала некоторые из женщин, затем тот богато разодетый человек с раскрашенным лицом, который разговаривал с Коринаамом у входа в долину, а за ним другие мужчины, тоже ярко раскрашенные — возможно, выдающиеся воины племени. Даже несколько скандаров в конце концов вышли танцевать, однако гэйроги не присоединились к танцующим, и Коринаам тоже не рискнул выйти в круг.
Казалось, они уже много часов кружатся по комнате, словно толпа обезумевших лунатиков… но музыка внезапно смолкла на полуноте, как будто все музыканты исчезли в одно мгновение, и единственными звуками, раздававшимися в комнате, были смех и хриплое дыхание.
Король, который стоял рядом с Харпириасом, когда оборвалась музыка, повернулся к нему. Горящие глаза человека-великана светились от счастья.
Он протянул к Харпириасу огромную лапу, сгреб его в охапку и с сокрушительной силой прижал к себе. Нескончаемо долгую секунду Тойкелла держал гостя в своих объятиях. Исходящий от короля запах вызывал головокружение: вонючая смесь пота, животного жира, толстого слоя красок и отвратительных духов.
Затем Тойкелла отпустил Харпириаса, еще раз широко улыбнулся и хлопнул себя по лбу жестом, походившим на салют. Харпириас, с такой же улыбкой, повторил королевский жест.
Танец привел его в сильное возбуждение. После долгих и мрачных месяцев ссылки он снова почти стал самим собой. К своему изумлению, он обнаружил, что Тойкелла к тому же обладает своеобразным очарованием и кажется ему приветливым, веселым старым тираном. По-видимому, он Тойкелле тоже понравился.
"Да, — подумал Харпириас, — мы станем лучшими друзьями, он и я. Будем вместе сидеть допоздна и пить — что, интересно, они здесь пьют? — и будем рассказывать друг другу истории из своей жизни. Да-да, друзьями.
Закадычными приятелями".
Теперь, наконец, настало время пира.
Король угощал Харпириаса из собственных рук — очевидно, высокая честь, но несколько сомнительная, так как дипломатическая вежливость теперь обязывала Харпириаса есть все, что предлагал ему Тойкелла. Если бы ему позволили выбирать по своему вкусу, он предпочел бы менее широкий ассортимент, так как почти все, что стояло на столах, судя по виду и по запаху, едва ли можно считать съедобным. По большей части это было мясо — жаркое и рагу и зажаренные на вертеле полоски, залитые густым, остро пахнущим соусом. Было также несколько видов супов — то есть Харпириас надеялся, что эти жидкости и есть супы, а не нечто более угрожающее — и горы жареных орехов, и пюре из разнообразных овощей, и нечто, напоминающее ободранные корни, запеченные и обугленные. Любимым напитком короля было, по-видимому, какое-то горькое, противное пиво серовато-черного цвета, которое неприятно пузырилось и бродило в чашках.
Харпириас ел что мог — там отщипывал кусочек, тут мужественно заталкивал что-то себе в рот — и с отчаянием запивал все это большими глотками пива. По-видимому, эти люди любили полусырое и жирное мясо, к тому же такое жесткое, что даже такой опытный охотник, как Харпириас, с трудом его прожевывал. Все соусы были для него слишком острыми, а многие овощные блюда имели такой привкус, будто уже прокисли или забродили. Но он старался изо всех сил. Он понимал, какой жертвы потребовало от отиноров такое изобилие на столе, если учесть, что они жили в стране, большую часть года покрытой снегом, где не знали земледелия, где каждый кусочек пищи приходилось с огромным трудом отвоевывать у не слишком-то щедрой природы Король подавал ему все новые и новые порции. Харпириас смеялся и протестовал, потом стал отщипывать по крошке и, улучив момент, когда Тойкелла смотрел в другую сторону, отдавать почти нетронутые тарелки слугам.
Вечер казался бесконечным.
В зал вошли три клоуна и устроили длинное и непонятное представление, состоящее из шуток и неуклюжего жонглирования, над которым король хохотал до слез Снова плясали женщины, затем танцевала группа мужчин.
- Предыдущая
- 12/36
- Следующая
