Хозяин жизни и смерти - Сильверберг Роберт - Страница 1

• 1/45
• Следующая

Хозяин жизни и смерти.

Robert Silverberg.

Master of Life and Death (1957). – _

Кабинеты Бюро Выравнивания Населенности, в просторечии именуемого ВЫНАСом, размещались с двадцатого по двадцать девятый этаж Каллин-Билдинга, стоэтажного, чудовищно уродливого здания, построенного в неовикторианском стиле – основном в архитектуре двадцать второго столетия.

Администратор Рой Уолтон даже просил извинения у самого себя, когда утром переступал порог этого безобразного сооружения.

С той поры, как Уолтон занял новую должность, ему удалось переоборудовать только собственный кабинет, расположенный на двадцать восьмом этаже, непосредственно под кабинетом директора Фиц-Моэма. Кабинет администратора был единственным, маленьким оазисом среди безвкусно оформленных интерьеров, оскорбляющих эстетические чувства нормального человека. Ничего не поделаешь, ВЫНАС был очень непопулярным учреждением, хотя и крайне необходимым, и ему, как и городскому палачу несколько столетий назад, власти отвели не очень привлекательное место.

Уолтон снял со стен гофрированные панели из хромированного металла, переливающегося всеми цветами радуги, в окна вставил поляризованные стекла, позволяющие регулировать освещение внутри комнаты, сменил массивные потолочные светильники на малозаметные люминесцентные. Однако, несмотря на подобные преобразования, на всем оставался отпечаток прошлого столетия.

Но ведь иначе и быть не могло – к такому выводу в конце концов пришел Уолтон. Именно идиотизм прошлого столетия породил такое учреждение, как ВЫНАС.

Его письменный стол был уже завален отчетами, но пневмопочта ежеминутно приносила все новые и новые документы. «Быть заместителем директора по административной работе – весьма неблагодарное дело, подумал он. – Ответственность такая же, как и у директора Фиц-Моэма, а вот оклад вполовину меньше».

Уолтон взял один из отчетов, венчавший на уровне глаз кипу ему подобных, тщательно разгладил сгибы на бумаге и принялся читать.

Это была депеша, отправленная Хорроксом, в настоящее время исполняющим обязанности представителя ВЫНАСа в Патагонии, и датированная 4 июня 2232 года, то есть шестью днями ранее. В ней в характерной для Хоррокса манере после многословного и бессвязного вступления говорилось, в сущности, вот о чем: плотность населения в Патагонии намного ниже оптимальной и составляет всего 17,2 человека на квадратную милю; таким образом, эта территория в первую очередь может быть использована для выравнивания плотности населения на планете.

Уолтон в данном случае был вполне солидарен с Хорроксом. Нагнувшись к микрофону диктопринтера, он произнес, четко выговаривая слова: «Докладная записка заместителя директора по вопросу выравнивания… – здесь администратор остановился, вспоминал территорию, доставляющую особенно много забот, – центральной части Бельгии. Не угодно ли заведующему секцией, в чьем ведении находится данная территория, рассмотреть вопросы перемещения излишней части ее населения на рекультивированные участки в Патагонии и промышленного развития вышеназванного региона для облегчения адаптации переселяемых?» Уолтон закрыл глаза, надавил на веки большими пальцами, да с такой силой, что перед глазами заплясали целые снопы ярких искр, – младший администратор пытался отогнать от себя все неприятные мысли о многочисленных проблемах, которые неизбежно возникнут при переброске нескольких сотен тысяч бельгийцев в Патагонию. Он заставил себя, как за спасительную соломинку, держаться за одну из часто повторяемых директором Фиц-Моэмом формул: «Если хочешь остаться в здравом уме, думай об этих людях не как о человеческих существах, а как о пешках в шахматной партии».

Уолтон тяжело вздохнул. Это была самая трудная из всех шахматных задач в истории человечества, и все решения ее – исходя из тех данных, которыми люди располагали сейчас, – через столетие, или даже раньше, непременно приведут к мату. Однако в течение этого времени еще можно будет поддерживать программу выравнивания плотности населения и самим довольствоваться ролью сплавщиков, перебрасывающих бревна посреди бурного потока, пока не пришла настоящая беда.

Теперь необходимо было заняться другим весьма важным делом. Он снова наклонился к микрофону диктопринтера: «Докладная записка заместителя директора по вопросу обработки информации, получаемой от агентов на местах. Необходимо образовать группу из трех умных девушек, которые могли бы составлять резюме докладов и отчетов, отсекая все несущественное или не имеющее непосредственного отношения к рассматриваемым вопросам».

Это было конструктивное решение, которое следовало бы принять давным-давно. Теперь, когда высота пачки документов, лежащих на его столе, едва не достигала метра, такое решение явилось уже просто вынужденной мерой. Одной из главных бед ВЫНАСа была его «незрелость»: Бюро учредили в такой спешке, что большая часть регламента, которым оно должно было руководствоваться в своей деятельности, еще находилась в стадии согласования.

Уолтон вытащил из груды бумаг еще один отчет. На сей раз это оказалась статистическая ведомость Центра Эвтаназии [euthanasia (греч.) л егкая смерть; умерщвление в случае неизлечимой болезни], находящегося в Цюрихе, поэтому он только бегло взглянул на приведенные в ней цифры. В состояние Счастливого Сна за прошлую неделю были препровождены одиннадцать не соответствующих установленным нормам детей и двадцать три такого же рода взрослых.

Предание людей Счастливому Сну – Это было самая мрачная часть программы выравнивания населенности. Уолтон поставил на ведомости свои инициалы, удостоверяющие, что он ознакомился с приведенными в ней данными, наложил резолюцию «Отправить в архив» и сбросил в приемный лоток пневмопочты.

Послышался мелодичный сигнал вызова по интеркому.

– Я занят, – сразу же ответил Уолтон.

– С вами хочет встретиться мистер Приор, – спокойно прозвучал голос секретарши. – По его словам, у него дело чрезвычайной важности.

– Скажите мистеру Приору, что я не стану никого принимать в течение по меньшей мере ближайших трех часов. – Уолтон с грустью посмотрел на растущую груду бумаг. – Скажите, что я смогу уделить ему десять минут… ну, скажем, в час дня.

Уолтон услышал сердитый мужской голос, что-то раздраженно говоривший в приемной, после чего секретарша сказала:

– Он настаивает на том, что должен встретиться с вами немедленно по вопросу об аннулировании ордера на Счастливый Сон.

– Решения о предании Счастливому Сну не подлежат пересмотру, – резко ответил Уолтон. Меньше всего ему хотелось встретиться с кем-нибудь, чьих детей или родителей должна постигнуть такая участь. – Скажите мистеру Приору, что у меня нет ни малейшей возможности с ним встретиться.

Не без удивления Уолтон обнаружил, что пальцы его дрожат, и впился ими в край стола, пытаясь успокоиться. Одно дело сидеть здесь, в этом уродливом здании и визировать документы, касающиеся эвтаназии, и совсем иное – говорить с глазу на глаз с тем, кого непосредственно затрагивают такие документы, и пытаться убедить его в необходимости…

Дверь в кабинет распахнулась настежь.

Перед Уолтоном появился высокий темноволосый мужчина в расстегнутом пиджаке, застывший прямо на пороге в драматической позе. Вслед за ним показались трое мрачных охранников в серых переливчатых мундирах службы безопасности. Все они держали наготове иглопистолеты.

– Это вы администратор Уолтон? – спросил нежданный посетитель сочным, хорошо поставленным голосом. – Мне необходимо поговорить с вами. Меня зовут Лайл Приор.

Трое сотрудников безопасности окружили Приора. Один из них повернулся к Уолтону и произнес извиняющимся тоном:

– Мы очень сожалеем о случившемся, сэр. Он прорвался через охрану и побежал не останавливаясь. Ума не приложу, как ему это удалось, но он добрался аж досюда.

• 1/45
• Следующая