Черный свет (сборник) - Мелентьев Виталий Григорьевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/124
• Следующая

Он уже так уверился в невиновности Лены, в собственной неотразимости, что даже сам не заметил, как у него появилась сила воли, решимость и даже, кажется, способность мыслить логически. Он уже решил, что нужно одернуть Женьку, довольно вредного третьеклассника, который явно не умеет вести себя в приличном и солидном обществе. Но Женька наконец добился своего. Он закричал:

— Валька Башмаков тебе записочки писал! И ты ему писала! Я сам видел. Он тебе и стишки переписывал. И провожать ходил…

Вася обмер. Ну ладно — записочки, стишки там, песенки… Ну, бывает. Ну, кто не поскользнется… Но — провожать! Да, тут все понятно.

Все исчезло — и сила воли, и убеждение в невиновности Лены. Осталось одно презрение к этой девчонке, которая так натурально умеет врать. Вася был горд и неприступен, и Лена, взглянув на него, поняла это. Она вдруг бросилась в дальний угол машины, закрыла лицо руками и заплакала. Еще минуту назад Вася попытался бы ее успокоить, но сейчас он отвернулся. В его глазах еще светилось презрение. Женька понял это по-своему. Он опустил свои исцарапанные, в коричневых, подживающих рубцах колени и не очень уверенно сказал:

— Разревелась… Пусть не задается… Машины ей не нравятся!

Вася молчал. Он сложил руки на груди и независимо смотрел в окно. И тут только он заметил, что электронка стоит на месте, дедушка обернулся и, улыбаясь, посматривает на них. Он улыбался так хитро, так понимающе, что Васе опять показалось, что перед ним когда-то знакомый круглолицый Женька Маслов. И он невольно испугался, что тот Женька обязательно отмочит какую-нибудь шутку, после которой придется краснеть. Поэтому Вася покраснел заранее и предупреждающе сказал:

— Ладно, Женька, брось…

Он обращался к дедушке, но откликнулся маленький Женька:

— А чего бросать? Я правду сказал…

— Врешь! Врешь! — Лена сорвалась с места и мокрой от слез рукой залепила Женьке звонкую оплеуху. — Все врешь, противный мальчишка!

Прежде чем Женька смог опомниться, щека у него побагровела, нос стал розовым. А Лена, выпрыгнув из машины, убежала в дом.

Вася посмотрел ей вслед. Конечно, Валька Башмаков — неприятность, но нужно признать, что затрещину Лена залепила звонкую и умелую.

«Можно сказать, со знанием дела», — с уважением подумал Вася и вдруг опять понял, что он очень несчастный человек.

Вечернее освещение масловской квартиры поразило Васю. Ему показалось, что в комнатах каким-то невероятным образом застряли разные кусочки дня.

В прихожей был яркий, но не резкий летний полдень, когда тонкие облака покрывают небо и оно едва голубеет. И глаза можно не щурить.

В другой комнате остался вечерний час — свет был золотистый, богатый и какой-то весомый. Кажется, что его можно набрать в руки и подержать. Обстановка словно выступила вперед, стала красивее. Даже в углах комнаты, как при закате, переплетались багровые, синие и оранжевые тона, незаметно для глаза дополняя друг друга.

В третьей комнате стоял рассвет. Но не южный — быстрый и буйный, больше похожий на закат, а северный, летний. В нем преобладали нежно-зеленые и едва розовые тени. Свет был такой спокойный, такой радостный и добрый.

Вася заглянул в темный кабинет Женькиного отца и удивился еще сильнее. В кабинете стояла настоящая, живая ночь. Было очень темно. И все-таки в кабинете был свет — тихий и успокаивающий, как летней ночью у моря или реки, когда яркие звезды мерцают над головой и их лучики перекрещиваются и едва заметно вздрагивают и в воздухе и на воде. И кажется, словно света нет, неоткуда ему взяться, и все-таки все светится, все живет своей особой, таинственной жизнью.

Пораженный этой тихой, лучистой темнотой, Вася постепенно стал понимать, что в комнатах нет ни одной лампочки, ни одного источника света. Лучилось все: стены, потолок, вещи, карнизы, двери, рамы окон. И каждый из этих предметов светился по-своему, едва-едва отличаясь от окружающих, а все вместе образовывали этот общий необычный свет.

«Но ведь этого мало для освещения», — подумал Вася и снова пошел по комнатам.

Оказалось, что лампы были, но они прятались в углах, за вещами, в карнизах и незаметно бросали свой необыкновенный свет.

Снова и снова переходя из вечера в полдень, а из полудня в раннее утро, Вася думал, что как было бы красиво жить в его время, если бы люди по-настоящему занялись освещением. Как красиво, сказочно красиво стало бы в комнатах и домах, на улицах и в парках…

Пока он думал об этом, возившийся возле стены Женька удовлетворенно сказал:

— Ну вот! Луна поймана!

Вася даже вздрогнул — так неожиданно было восклицание. Он подошел к Женьке и увидел, что матовый экран в стене, слегка пульсируя, светился. В его глубине стояли какие-то странные машины. Поразило не то, что они двигались, а то, что они были в ясно осязаемой глубине экрана.

— Странно… Даже не как в кино, — сказал Вася.

— Ну, в кино и не такое увидишь! — беспечно ответил Женька. А Вася подумал, что отстал он здорово: полвека назад в кино можно было увидеть только то, что было давным-давно. Но то, что будет когда-нибудь, — этого он не мог бы увидеть ни за какие деньги…

Сзади неслышно подошел дедушка, повертел круглые ручки под экраном, и пульсация исчезла. Удивительные машины словно приблизились.

— Почему кажется, что они в глубине? — спросил Вася. — Просто как живые…

— Так, видишь ли, теперь телевизоры не только цветные — они еще стереоскопические. В твои годы даже стереокино создать как следует не могли, а сейчас даже телевизоры стереоскопические.

Дедушка придвинул поближе кресло. Женька и Вася уселись рядом и уставились в экран.

— Перед тобой, — откашлялся дедушка, — лунный пейзаж сегодняшнего дня. Ты, конечно, помнишь, как люди и машины попали на Луну — сам же модель лунохода делал.

— А ты — недоделал, — шепнул Вася, и Маслов так же шепотом ответил:

— Так я же объяснил почему… Биомеханика заела.

Вслух он продолжил:

— Таким же порядком люди, а главным образом, автоматические приборы обследовали и другие планеты и с помощью проб и специальных спектрографических и других анализов открыли на планетах залежи всяческих нужных нам полезных ископаемых. Чего ж им пропадать даром? Организовали на этих планетах полуавтоматические рудники и металлургические комбинаты и добывают то, что нужно. Ракетопланами вывозят добытое, а на планеты посылают обслуживающий персонал, чтобы они там следили за работой автоматов, регулировали и все такое прочее, потому что как говорится: на автомат надейся, а сам не плошай.

Дедушка не успел закончить. Там, на Луне, возле домика, что стоял у машин, показался человек в прозрачной оболочке, как будто его упаковали в целлофан. Сквозь эту поблескивающую на солнце оболочку была видна даже его одежда. В руках он держал чемоданчик и самый обыкновенный раздвижной гаечный ключ. Лунный человек шел осторожно, выбирая место для своих сапог с необыкновенно толстой подошвой.

— Что это он так? Словно он слепой идет? — спросил Вася.

— Чудак, у него ж сапоги на свинцовой подошве! — ответил Женька. — Как у водолазов.

— А зачем? — удивился Вася.

— Ты что? Забыл, что на Луне человек весит в шесть раз легче, чем на Земле. А сила у него остается прежняя. Значит, если он шагнет, как на Земле, так он знаешь как подпрыгнет? А потом шлепнется: радости мало. А когда на сапогах подошвы свинцовые, он ходит как на Земле.

Человек обошел домик и стал осматривать самую большую машину. Он по очереди снимал огромные кожухи, легко перекладывал их с места на место, как будто они были сделаны из бумаги. Вася сразу догадался, что лунному человеку делать это было нетрудно: ведь на Луне все весит в шесть раз меньше, чем на Земле. Значит, алюминий наверняка весит столько же, сколько бумага.

• Предыдущая
• 24/124
• Следующая