Стихотворения. Проза - По Эдгар Аллан - Страница 26
- Предыдущая
- 26/264
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
26
2
АЛЬ-ААРААФ
Астрономом Тихо-де-Браге была открыта новая звезда, Аль-Аарааф, которая неожиданно появилась на небе, — в несколько дней достигла яркости, превосходившей яркость Юпитера, — и почти вдруг исчезла и вновь не появлялась никогда.
Часть I
Ничто земное, — разве луч
Прекрасных глаз, что, снова жгуч
В глазах цветов, где, нежно-нем,
День всходит из черкесских гемм;
Ничто земное, — разве пенье
Ручья в лесном уединеньи, —
Иль (музыка сердец влюбленных!)
Восторгов зов, столь напряженных,
Что, словно раковины шум,
Их это длится в тайнах дум; —
Не часть земных несовершенств, —
Вся Красота, весь мир Блаженств,
Что есть в Любви, что есть в Саду,
Сполна украсили Звезду,
Ах, — удаленную Звезду!
Для Несэси был год счастливым; мир
Ее тогда вплыл в золотой эфир
И временно близ четырех солнц, пленный,
Кружил, — оаз среди пустынь вселенной, —
В морях лучей, чей эмпирейский свет
Жег душу той, кому запретов нет,
Той, кто, всходя до грани совершенства,
Едва вмещала полноту блаженства.
К далеким сферам путь ведя порой,
Она плыла — туда, где шар земной.
Но ныне, найденной страны Царица,
Забыла скиптр, дала рулю кружиться,
Чтоб в аромате, в свете четверном,
Под гимн планет, спать серафимским сном.
И в дни блаженства, на Звезде Мечты,
(Где родилась «идея Красоты»,
Чтоб, вдаль упав, меж звезд, в лучах наитий,
Как женских локонов и перлов нити, —
С холмов Ахейских просиять), — она
Взглянула в небо, ниц преклонена.
Сонм облаков рдел вкруг, как балдахины,
В согласьи с дивной пышностью картины,
Являл свой блеск, но не мешал являть
Другим вещам их блеск, их благодать;
Гирляндами он ниспадал на скалы,
Влив радуги в воздушные опалы.
Итак, мечты Царицу ниц склонили
К цветам.
Вокруг — вздымались чаши лилий,
Тех, что белели у Левкадских скал, [2]
Чей длинный стебель дерзко оплетал
Шаги беглянки [3] (смертного любившей,
Любовью гордой жизнь свою сгубившей); —
Сефалики, под роем пчел клонясь,
Плели из стеблей пурпурную вязь; —
Цветы, что прежде, в виде гемм чудесных,
Цвели на высших из планет небесных,
Все затмевая прелестью своей,
Чей мед сладчайший, — нектар древних дней, —
Пьянил до бреда [4] (с высоты вселенной
За то их свергли в мир несовершенный,
Где мы зовем их «требизондский цвет»;
На них поныне блеск иных планет;
Они у нас, пчел муча неустанно
Своим безумием и негой странной,
О небе грезят; никнут от тоски
Меж сказочной листвы их лепестки;
В раскаяньи и в скорби безутешной
Они клянут безумства жизни грешной,
Бальзам вдыхая в белые уста;
Так падшей красоты — светла мечта!); —
Никанты, [5] дня святей, что, не желая
Благоухать, жгут ночь благоухая; —
Те клитии, [6] что плачут, смущены,
Солнц четырех свет видя с вышины; —
Те, что родятся на Земле с невольной
Тоской о небе; сердцем богомольно
Льют аромат, чтоб, чуть открыв глаза,
Сад короля сменить на небеса [7]
Те валиснерий лотосы, [8] высот
Жильцы по воле бурных Ронских вод; —
Твоих благоуханий пурпур, Занте, [9]
Isola d'oro, fior di Levante; —
Цветок Нелумбо, [10] чей лелеет сон
В святой реке Индусский Купидон;
Цветок волшебный, дымкой фимиама
Взносящий в небо гимны храма. [11]
ГИМН НЕСЭСИ
«Дух! ты, кто в высоте,
Там, где в эфире ясном
Равно по красоте
Ужасное с прекрасным!
Где твердь завершена,
Где грань орбитам звездным,
Откуда плыть должна
Звезда назад по безднам!
Где твой предел святой,
Незримый лишь кометам,
Наказанным судьбой
За грех пред вечным светом,
Несущим пламя в даль,
Луч алый преступленья
И вечную печаль, —
Вовек без промедленья!
Мы знаем: ты — во всем!
Ты — в вечности: мы верим!
Но на челе твоем
И тень — мы чем измерим?
Друзья весны моей
Хранили убежденье,
Что вечности твоей
Мы, в малом, отраженье [12]
Но, все, как ты решил;
Звезда моя далеко,
И путь ей меж светил
Твое казало око.
Здесь мне мечтой взнестись
К тебе, что — путь единый:
В твою святую высь
Или в твои глубины.
Твой рок мне возвещен
Фантазией священной, [13]
Пока не станет он
Открыт для всей вселенной!»
Царица смолкла, скрыв лицо глубоко
Меж стеблей лилий, пламенного ока
Не в силах снесть (в эфире мировом
Звезда, дрожа, была пред божеством);
Не шевелилась, даже не дышала, —
И некий Голос, высший, слышно стало, —
Грохот молчанья, без границ, без мер,
Что мы признали б музыкою сфер.
Наш мир — мир слов, и мы зовем «молчаньем» —
Спокойствие, гордясь простым названьем.
Все звуки издает в краю людей
(Есть даже голос у земных идей).
Не то в иных возвышенных мирах,
Где голос рока повергает в прах,
Под алый ветер, бьющий в небесах.
ГОЛОС
«Пусть есть миры, орбиты чьи незримы [14]
Что лишь единым солнцем предводимы,
Те, где безумие — моя любовь,
Где гнев мой внятен только через кровь,
Чрез гром, землетрясенья, бури в море
(Путь гнева моего встречать им — горе);
Пусть есть миры, где солнце лишь одно,
Где время помрачать века должно! —
Но на тебе горят мои сиянья:
Неси мирам мои предначертанья;
Покинь покой кристального жилья!
Сквозь небо ты и вся твоя семья,
Как луциолы полночью в Мессине, [15]
К далеким звездам путь вершите ныне!
Святые тайны разглашать в мирах,
Грядущих гордо! Стань и грань и страх
В сердцах, где преступленья, — чтоб созвездья
Не дрогнули в предчувствии возмездья!»
Царица встала. Небосвод ночной,
Шафранный, ярок был одной луной
(Как на Земле, где, в песнях паладина,
Единая любовь с луной единой).
И как луна встает из облаков,
Царица шла от алтаря цветов
К дворцу, на высь, где день мерцал, слабея, —
Еще не покидая Терасеи. [16]
26
- Предыдущая
- 26/264
- Следующая
