Младший сын - Балашов Дмитрий Михайлович - Страница 78
- Предыдущая
- 78/151
- Следующая
– Ну, ето ты загнул, чтобы власть татарская! Власть должна своя, от Бога чтоб, от прадедов, по закону, по ряду…
– А и неважно, как взята власть, важно, как после себя ведут!
– Как так?
– А вот и так! Что Андрей, что Митрий! А коли взял, то и твое, и беречи должон! Ты вон коня купил, тоже не твой был конь, а нонеча пылинки с его сдувашь!
– Дак то купи-ил! Я серебро дал! То и берегу.
– А и на бою взял, тоже беречи будешь! Корысть уж свою соблюдешь всяко.
– То конь, а то человек. Людям-то поболе нать…
– Будет брехать, мужики! Своровано кто станет беречи! Дуром пришло, дуром и уйдет!
– Кабы чужой… Ты сам гришь, по вере… Коли вера своя. Зосима, тот, вишь, веру сменил! У них, у татар, вера своя, дак промеж себя и дружны.
– Кажен народ сам собою. У немцев тоже во Христа веруют, а, гляди, все инакое!
– Ну, у их какая вера!
– А что, митрополита нам из Грецкой земли шлют, и ничо!
– То митрополит, а то царь! Царя чужого посади, тот своих будет беречь преже наших. Не успеешь оглянуться, всюду – у мыта, у торговли, у приказного дела – насадят чужих, тебе уж и ходу никуда!
– То и воюем всякой год язык на язык, и спокою нету! А чтобы едино все устроить!
– Как едино?
– Ну, все! Вместях! Все земли, все языки!
– И ничо не получится! Ну, сам посуди; они вон скот пасут, тут ты пахать затеял. Ему скота уже не выгнать. Или там торговое дело. Тверь с Новым Городом и то промеж себя не сговорят!
– Земли кругом много!
– Много, а мало! Вон деремся, стало, не хватат!
– Мы тут гуторим, братцы, а он тамо лежит, поди волки уж объели…
– Волк осенний не злой!
– Жаль мужика.
– Вестимо, жаль. А кажному свой черед. Все под Богом ходим!
Воротились очередные от коней. Мужики стучали зубами.
– Издрогли!
– Попляши!
– Пусти в середку, падло!
– О чем гуторили без нас?
– Да все про татар! Кто бает, добрые они, кто перебить грозится.
– Перебить можно. Что делать потом? Мы бы счас и без татар с князь Андреевыми ратились, а то с Новым Городом.
– Хозяин нужен.
– Добрый хозяин нужен!
– Где его взять, доброго. Да и доброго-то особо с нами, дураками, нельзя, на шею сядем!
– Чтобы хозяин! Чтобы свое и берег. А уж кто добро бережет, худа не сделает. За хозяином и мужику способнее жить.
– За хозяином мы бы счас по домам щи хлебали!
– А что! И то верно!
– Счас бы бабу под бок… Уснуть бы… С бабой и сон слаще. Угрелся, тово! Тут, под рукой, тепло да мягко, ты ее, понимашь…
– Ну, Парфен, тебя сколь дён не кормить нужно, чтобы ты о бабах забыл?
– А я помру, братцы, а все одно скажу: без бабы не жись!
– Жалко мужика. Мы тут языки чешем, а его, може, и замело снегом-то.
– Оставь…
– Как думашь, усидит Митрий Саныч на столе?
– Боярина спроси. Я что! Только спрашивать будешь, под праву руку не ставай, левой он не так дюж драться, а правой враз сопатку на сторону своротит!
– Спите, мужики, рассвет скоро!
– Поспишь тут, с покойником…
– А не вспоминай, мужики! Не вспоминай!
– Кажется, снег пошел. Что боярина-то нет долго? Его бы не потерять, мужики!
– Федюха, спишь? Тогды тебе нас вести, ты грамотной!
– Тут грамота ни при чем, – нехотя отозвался Федор. – Вон Васюк Ноздря поведет! Он один не перепался, коня привел, а мы все дернули…
Федор еще полежал, чувствуя, как не хочется ему делать то, что нужно было сейчас сделать. Потом сел и сказал решительно:
– Вот что, други. Надо съездить, схоронить хотя, а не воронам кидать!
Он встал и под молчание ратных начал натягивать кольчугу. Уже ступив к выходу, сказал негромко:
– Двоих надо еще. Кто пойдет?
Ратники зашевелились. Поднялся Ноздря, сам уже окликнул Парфена:
– Иди! Неча тут о бабах!
Прочие облегченно засмеялись.
Вышли, разом издрогнув, в темень. Подстыло крепко.
– Куда тут? Глаз выколи!
На тихий свист скоро отозвались из лощинки. Обратав, повели коней.
– И коней сколь дён не расседлывам! – пожалел Парфен. – Тоже и животина мается из-за нас!
Кони тихо ржали, толкались теплыми губами в ладони. Поехали.
– Кажи дорогу! – приказал Федор Васюку. Ноздря поехал напереди. Федор сперва не понимал, где они, откуда и куда едут, но вот миновали лесок, и сразу узналось место, выбеленное теперь молодым снегом. В лощинке остановили. Спешились.
– Вот что! Ты, Васюк, пожди тута, – решил Федор. – А… коли что, подмоги… Давай, Парфен!
Они пошли, сгибаясь, выбрались на подстылое поле. Издали долетел не то свист, не то клекот. Оба, не сговариваясь, кинулись наземь. Полежав, – от стылой земли леденели руки, – Федор шепнул:
– Поползли!
Они проползли чуток, потом привстали, побежали, согнувшись.
– Где-ка его тута найти!
– Найдем!
Смутная тень, не то собаки, не то волка, шарахнулась в темноте.
– Вона!
Мужики подошли к белеющему пятну.
– Татары уже побывали… Ободрали донага!
Труп застыл. Федор подвигал мертвеца за плечи.
– Понесли!
– Давай мне, – сказал Парфен. Взвалил на спину и понес, рысью побежал, уйти скорее с проклятого места. Потом настал черед Федора. Он принял холодную страшную тяжесть себе на спину и, сцепив зубы, побежал. Доволокли до коней.
– Снежок вроде! – говорил Парфен, поглядывая вверх. – Следы заметет. Тута зароем?
– Не, отвезем! – возразил Федор. Васюк молча начал помогать. Тело обернули попоной и перевязали татарским арканом, что был у Васюка. Лошадь захрапела, почуяв мертвеца.
– Ничего, ничего! – успокаивал Парфен, оглаживая морду лошади.
– Трогай!
Уже было думали, обошлось, когда невдали опять пронесся словно орлиный клекот.
– Татары!
Мужики замерли.
– Бросим?
– Трогай!
«Лишь бы не заржал конь», – думал Федор, пока они выбирались из ложка и миновали рощицу. Проехав кусты, вновь остановились. Мутный свет луны пробился сквозь бегущие облака, что-то как словно шевелилось на поле.
– Коли увидят, не уйдем! – прошептал Парфен. Федор не ответил. У него самого мурашки пошли по телу, кольчуга на миг показалась ледяной. Он оглянулся, приметив в стороне кусты, тронул туда, хоронясь в тени крайних дерев. Мужики молча и кучно трусили за ним. Клекот еще раз долетел, уже удаляясь. Пронесло!
Боярин все еще не воротился, и Федор, неволею взявший на себя началованье, велел хоронить. Ратники стали рыть яму. Лопаты не нашлось, в ход пошли топоры и мечи. Выгребали руками и шеломами. Рыли молча, сопя. Наконец углубили подходяще.
– Попону, что ли… Нехорошо нагова хоронить!
Федор уже хотел доставать свою рубаху, когда сзади кто-то сказал:
– Тута рогожи есть! В рогожу свертим, сенца… Сенцо завсегда покойнику кладут.
– Крест-то на ем?
– На ем.
– Дивно, татары креста не тронули!
– А чего им! Медь, не серебро дак.
– Ну! – Федор снял шелом, и все обнажили головы. Он поднял глаза горе и, сурово глядя в темноту, прочел «Богородицу». Потом начал «Со святыми упокой». И тихо, не подымая голосов, вполгласа, мужики подхватили молитву. Кончив, Федор перекрестился, и все перекрестились. Он хотел что-то еще сказать, не нашел слов, вымолвил только:
– Прощай!
Тело, обернутое в рогожу, опустили в яму, на сено. Федор, уже взявшись до конца руководить, первый бросил горсть мерзлого песку. За ним стали кидать все. Перемешанная со снегом земля посыпалась с глухим шорохом. Скоро яму наполнили. Уже тюкал топор – это Васюк, отойдя к деревцам, мастерил сосновый крест. Крест водрузили, притоптали, обровняли могилу и пошли гурьбой обратно в сарай.
– Вот и схоронили мужика! – удовлетворенно переговаривались ратники.
– Все не воронам на расхыстанье!
– А боярин все не едет. Ну, Федор, не воротится, будешь у нас старшой!
Глава 64
Шел снег. Дмитрий подскакал к терему, спешился, отдал коня. Долго околачивал себя на крыльце. Полез внутрь. Обожженное стужей лицо горело. В терему ждал Гаврило с вестями из Орды.
- Предыдущая
- 78/151
- Следующая
