Черные звезды (сборник) - Савченко Владимир Иванович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/58
• Следующая

Словом, мы тотчас же прекратили опыт и стали готовить новые препараты: кусочки калия, серы и меди. Загрузили их в мезонатор все вместе, стали облучать. Расплывчатое облачко «медленных» мезонов окутало три маленьких кубика в фарфоровой ванночке синеватым туманным светом. Облучали четыре часа — до конца работы, потом вытащили, чтобы измерить радиоактивность. Но измерять было нечего: образцы остались нерадиоактивными, будто бы и не были под мезонным лучом…

Когда возвращались в общежитие, Яшка хмыкнул и сказал:

— «А ларчик просто открывался», как говаривал дедушка Крылов. То, что вы с Голубом считали вожделенным нуль-веществом, не дающим радиации после облучения, оказалось не мифическим нейтридом, а обыкновенным, вульгарным стабильным веществом. Нуль-вещество — это просто медь, вот и все!

— «Вы с Голубом»? — переспросил я. — А ты разве не считал?

— Я? А что я? — Яшка удивленно и ясно посмотрел на меня своими голубыми глазами. — Я исполнитель. И кто меня спрашивал?

Вот сукин сын!

… Ничего не будет: ни атомных двигателей величиной с мотор, ни ракет из нейтрида, садящихся на Солнце, ни машин из нейтрида, разрезающих горы, — ничего! Зачем же мы с Сердюком лезли в камеру, под радиацию, рисковали здоровьем, если не жизнью? Для того, чтобы хихикал Яшка? Чтобы все скептики теперь злорадно завыли: «Я ж говорил, я предупреждал! Я ж сомневался! Я внутренне не верил в эту научную аферу!» О, таких теперь найдется немало!

10 марта. В лаборатории скучно.

Иван Гаврилович Голуб сидит за своим столом, что- то рассчитывает — весь в клубах папиросного дыма.

Мы с Алексеем Осиповичем Сердюком помаленьку проводим облучения по прежней программе. Якин делает анализы. Исследования нужно довести до конца, план положено выполнять… А на кой черт его выполнять, когда уже известно, чем все окончится?

2 апреля. Сегодня Яшка закатил скандал. Последнее время он вообще работал из рук вон небрежно и вот нарвался на неприятность. Мы дали ему для анализа слиток недавно облученного калия. Он заложил стаканчик, в котором под слоем керосина лежал этот слиток, в свою «горячую» камеру и, посвистывая, начал орудовать манипуляторами… Я сначала увидел только, как из окна «горячей» камеры глянули оранжевые блики. Яшка покраснел и нерешительно вертел рукоятками манипуляторов.

Я подскочил к нему: в камере, в большой чашке с водой метались серебристые, горящие оранжевым пламенем капли расплавившегося калия.

— Ты что?

— Да уронил нечаянно слиток в воду… — пробормотал Яшка. — А красиво горит, правда?

— Дурак! Он же сильно радиоактивный, теперь камера выйдет из строя!…

Я оттолкнул его, попытался выловить горящие капли пальцами манипуляторов, но ничего не получалось. Калий горел.

Подбежала Оксана, увидела пламя и вскрикнула:

— Ой, пожар!…

Подошли Иван Гаврилович и Сердюк. Голуб хмуро посмотрел через стекло: капли уже догорали, в камере все застилал дым.

— Так… — Он повернулся к Якину.

Тот потупился, приготовясь выслушать разнос.

Но Голуб изобрел нечто другое. Неожиданно для всех он заговорил мягким лекторским тоном:

— Калий, молодой человек, имеет удельный вес ноль целых восемьдесят четыре сотых единицы. Если напомнить вам, что удельный вес воды равен единице, то вы легко сможете догадаться, что калий должен плавать в воде, что мы и видим. Существенно также то, что калий, опущенный в воду, бурно реагирует с нею, выделяя из воды тепло и водород. Затем калий и водород загораются, что мы также видим. — Он широким жестом показал в сторону камеры.

Сердюк смеялся откровенно и даже нахально. Оксана, тоже понявшая замысел Ивана Гавриловича, прыскала в ладошку. Яшка стоял красный как рак.

— Поэтому, молодой человек, — закончил Иван Гаврилович, — калий хранят не в воде, а в керосине, в котором он не окисляется и не горит, а также не плавает… Вот так!

Яшка не ожидал, что его так издевательски просто высекут: ему, инженеру, объяснять, как семикласснику, что такое калий! Теперь он был уже не красный, а бледный.

— Спасибо, Иван Гаврилович… — ответил он; голос его дрожал. — Спасибо за первые полезные сведения, которые я получил за год работы в вашей лаборатории…

Это было сказано явно со зла. И все это поняли.

Голуб даже оторопел:

— То есть… что вы хотите этим сказать?

— А всего лишь то, что из всех наших опытов только этот, так сказать, «эксперимент» с калием имеет очевидную ценность для науки, — со злым спокойствием объяснил Яшка.

— Выходит… вы считаете нашу работу… ненужной?

— Уже давно.

На багровом лбу Голуба вздулась толстая синяя жила. Но он начал спокойно:

— Я здесь никого не держу… — И тут он не выдержал и заорал так громко и неприятно, что Оксана даже отступила на шаг: — Вы можете уходить! Да! Убирайтесь куда угодно! Возвращайтесь на школьную скамью и пополните свои скудные знания по химии! Да! Никогда я не наблюдал ничего более постыдного, чем эта защита собственного невежества! Вы оскорбили не меня, вы оскорбили нашу работу!… Уходите! — Голуб постепенно успокаивался: — Словом, я освобождаю вас от работы… За техническую неграмотность и за порчу камеры. Можете искать себе другое, более теплое место в науке. — Он повернулся и пошел к своему столу.

Яшка, несколько ошеломленный таким оборотом дела, вопросительно посмотрел на нас с Сердюком. Я молчал. Сердюк, отвернувшись, курил. Яшка нерешительно кивнул в сторону Голуба и, ища сочувствия, с ухмылкой проговорил:

— Вида-ал какой? Дай прикурить, — и наклонился к папиросе Сердюка.

Сердюк зло кинул окурок в пепельницу. Под его скулами заиграли желваки. Он повернулся к Яшке:

— Иди отсюда! А то так «дам прикурить»!… Паникер!

Якин снова вспыхнул как мак и быстро пошел к двери.

— Краснеет… — сказал Сердюк. — Ну, если человек краснеет, то еще не все потеряно…

И Яшка ушел. Пожалуй, если бы Сердюк наподдал ему разок-другой, я не стал бы за него заступаться…

16 апреля. Итак, исполнился год с того дня, как я в Днепровске. Снова апрель, снова веселые зеленые брызги на ветках деревьев. Тогда были мечты, радостные и неопределенные: приехать, удивить мир, сделать открытие. Смешно вспоминать… Все вышло не так: я просто работал. Итогов можно не подводить, их еще нет. А когда будут, то обрадуют ли они нас?

Голуб последнее время изводит себя работой и сильно сдал: серое лицо, отечные мешки под глазами, красные веки. Он все пытается точно рассчитать «задачу о нейтриде».

Яшка уже устроился. Как-то я столкнулся с ним в коридоре.

— Порядок! — сообщил он. — Буду работать у электрофизиков. Там народ понимающий: работают, «не прикладая рук», а между тем в журналах статейки печатают — то о полупроводниках, то о сверхпроводимости… Ребята неплохие. Смотри, Колька: не прогадай вместе со своим Голубом, ведь тебе тоже пора сколачивать научный капиталец. А там, в семнадцатой лаборатории… словом, неужели ты не чувствуешь, что природа повернулась к вам не тем местом? Впрочем, пока!… Я побежал…

Нет, Яшка! Научного ловчилы из меня не получится. «Сколачивать научный капиталец»… Чудак! Пожалуй, он просто сильно обижен Голубом (оба они тогда зря полезли в бутылку) и теперь ищет утешения в цинизме. Бравирует.

… В науке, как и в жизни, вероятно, следует всегда идти до конца. Идти, не сворачивая, каким бы этот конец ни оказался. Пусть мы не получим нейтрид — все равно. Зато мы докажем, что этим путем получить его невозможно. И это уже не мало: люди, которые начнут (пусть даже не скоро) снова искать ядерный материал, сберегут свои силы, будут более точно знать направление поисков. И наша работа не впустую, нет… Нейтрид все равно будет получен — не нами, так другими. Потому что он необходим ядерной технике, потому что такова логика науки. А научные «кормушки» пусть себе ищут Якины…

Мы медленно идем по программе: приближаемся к облучению самыми медленными, тепловыми мезонами.

• Предыдущая
• 9/58
• Следующая