Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ) - Чернова Ирина Владимировна - Страница 62
- Предыдущая
- 62/107
- Следующая
Михель сел в кресло, заложив ногу на ногу и передо мной замаячила подошва, аккуратно прибитая по краю гвоздиками.
— А ты ничего, симпатичная, — отвесил он комплимент после пристального рассматривания. — Надо же, как помылась да переоделась, совсем по-другому выглядишь!
— Знаю, что врешь, но все равно приятно, — отбрехалась я любимой присказкой, которую выдавала в тех случаях, когда не знала, как отвечать.
— Хм… — Рихтер чуть смутился, но быстро перевел разговор на другое, — давай рассказывай, что с тобой произошло.
— Даже не знаю, с чего и начать, — я нервно почесала нос. — Сколько раз вспоминала все, что было…
— Раз уж я мужчина, то так и быть, начну первым. — Он поудобнее устроился в кресле. — Потом жду такого же рассказа от тебя, учти! Мы тут на равном положении и вдвоем можем попробовать решить этот ребус…один я пока что ни до чего не додумался.
Там, дома, было у меня все, как у всех — в меру учился, в меру болтался, ничем особо себя не утруждая. Да и учился-то тяп-ляп, зато в инете подвисал сутками. Диплом забросил, даже не посмотрел, что там написали — работать мне совершенно не хотелось, кем бы отец не пытался меня устроить. Ах, да, забыл сказать — у отца бизнес есть строительный, на приличную жизнь хватало, вот я и пользовался этим от души, делал только то, что нравилось. А нравилось на хорошей машине рассекать, тусоваться с приятелями, девчонки нравились хорошенькие, чтоб без претензий были и никаких обязательств перед ними, словом, жил, как все мои друзья, не обременяя себя ничем. Отец ко мне сколько раз подкатывался, чтоб я бросал эту жизнь и за ум брался, а я ему в ответ — да что ты, батяня, чтоб я вот также погряз в этой рутине, как ты? Не вздохнуть спокойно, не расслабиться, все этому бизнесу подчинено, ты ж себя уже забыл, а я еще пожить хочу в свое удовольствие…мать тоже все с разговорами да увещеваниями, да еще давай поминать, как они с отцом были нищими студентами и жили на две стипендии да его подработку… мне и слушать даже их тошно было, на фига мне этими мемуарами мозги выносить, когда под окном Ауди трешка новая стоит, да тусовка ждет. Отец по области разъезжал частенько, да на Северо-Запад мотался, контракты у него потянулись приличные, дома стал редко бывать, тут мать меня пилила за двоих, да сестрой потыкала. Та, хоть на пять лет моложе меня, уже у отца работала, хоть еще студенткой была. Вечно серьезная такая, очки на нос нацепит и не подходи близко. — Рихтер вздохнул, воспоминания об оставленной дома семье были для него не пустым звуком, но он не стал заострять на них внимания и продолжал, — да еще с Ольгой начал встречаться, а уж с ней и вообще пошел вразнос. Девчонка она классная — красивая, супермодель, ростом почти с меня, голливудские красотки с ней и рядом не стояли, все вокруг от нее с ума сходили, а я больше всех. Это потом уже понял, что она хорошо просчитала, кого ей надо захомутать, а поначалу повелся, как и все — ну как же, такая красотка и на меня только смотрит! Мать от нее в шоке, Ленка, сестрица, сразу припечатала ее и презирала, а я на дыбы встал, скандал устроил дома, аж стены тряслись, потом в машину прыгнул и к Ольге. Та обрадовалась, давай ворковать, а я ей все и выложил, как есть, что со стариками рассорился из-за нее и теперь из дома ушел. Ольга выслушала все, а потом обозвала меня идиотом, потому что у меня ни денег нет, ни квартиры, только машина, за которую много не выручишь, а жить она должна не на зарплату доярки. Ну, помирились мы вроде, а ведь думаю, права она, денег-то у меня нет, все, что было — отец давал да мать, а я с ними расплевался…пожил я у Ольги неделю, а она мне всю плешь проела, сколько я съел, да сколько ей надо денег на шмотки да на фитнесы. Поперся опять к родакам, тут отец вернулся и они опять за свое — работать приходи, чтоб всю дурь выбить из головы. А как я работать буду, если привык спать до полудня, а до утра тусить с ребятами? Да засмеют они все меня, если узнают про такое! Опять разругался, мать в слезы с корвалолом, отец за стакан было схватился, да ему уже звонят по всем мобильникам сразу, не до меня ему стало, Ленка еще выскочила и давай тоже меня поносить, что я бессердечный эгоист и трутень…ну, я хлопнул дверью, прыг в аудюшку свою, только меня и видели! И вот прикинь, что уехал недалеко, а бак на нуле и прилип я в какой-то глухомани. Тачку бросил, пошел пешком, злой, как черт, где нахожусь — не понимаю. Вроде пригород какой-то, машины мимо летят, а людей нет. Добрел до ларька, хотел дорогу узнать у продавщицы, а там дедок тусуется, что-то выбирает, да так долго, что я оттолкнул его и полез тетку расспрашивать. Дедок постоял, посмотрел на меня, и говорит: «Все твои беды, парень, от того, что живешь ты слишком легко да не ценишь то, что имеешь. Пока так будешь болтаться, не будет у тебя ничего, запомни». Ну, я плюнул на него, выскреб остатки денег да купил бутылку водки, до чего нажраться захотелось. А он не обиделся, оттерся и говорит продавщице: «Вот смотри, Мария, еще один продукт нашей эпохи, пустой, как его карман. Трутень, одним словом. Как ты думаешь, сможет он измениться сам?» Та что-то сказала в ответ, а я уж пробку скрутил и отхлебнул из горла. Стою, вроде и все отпускает, что давило, вроде и мир лучше кажется, еще хлебнул и пошел по дороге, а дедок что-то вслед крикнул, я разобрал только «учись» вроде бы…
Очнулся я в кустах. Голова болит, ничего не соображаю, такой отходняк, что за глоток воды душу готов продать. Начал вспоминать все, что было, а в голове шум стоит, как по железу кто молотит. Вроде все вспомнил, только вот что было после того, как бутылку выжрал — не припомню. Ну, полежал, поспал, а шум все ближе и ближе. Голову подымаю — глазам не поверил! Невдалеке бой идет, на мечах дерутся, орут, вдалеке дым клубами валит, целая баталия! Я давай рассматривать, где кинокамеры стоят, а в мою сторону двое отошли, звенят железом…засмотрелся на них, а один изловчился и второго рубанул сплеча. Кровища хлещет, тот упал, а я вмиг протрезвел и понял, что это никакое не кино, а самая взаправдашняя жизнь и попал я в нее, как муха в паутину. Ну, рубка та закончилась, победившие пошли мертвых обдирать, а я с места тронуться боюсь. Кусты хилые, все видно через них, разве что ползком уйти. А куда уходить? Ну и долежался, что обнаружили меня. Не успел дернуться, как руки заломили да вытащили к ихнему главному. Слышу, говорят что-то между собой, прислушался — а язык-то знаком, я ж в немецкой школе учился и за десять лет все же что-то в голову вдолбили. Не совсем, конечно, тот язык, но понять могу и ответить, чтобы поняли меня, тоже. Командир ихний сперва долго рассматривал меня, а потом без разговоров как врезал в плечо, так я и улетел сразу. А эти вокруг собрались и ржут, да еще ногами топают, цирк им бесплатный! Я поднялся, а мне опять — хрясь! И в рожу…тут я и вырубился. Очнулся — темно, тихо, лежу в сарае каком-то, на сене, голова гудит, что котел, и зуба во рту нет. Это и разозлило меня больше всего — дома я к дантисту ходил регулярно, а здесь меня вмиг беззубым оставят! И ведь что обидно — мелкие они все против меня, на голову ниже или даже больше, а как бьют — не подымешься. Утром выгнали меня из сарая и начали они меня допрашивать. Только я отвечаю невпопад, головой кручу во все стороны и понимаем мы друг друга с Людвигом через слово. Но постепенно он понял, что я не вру ничего, только вот одежда моя его сильно смущала и я начал дудеть, что как по голове ударили, так все и забыл. Но это его не шибко интересовало, а вот рост ему понравился и еще понравилось то, что я был не из тех, кто деревушку ту сжег. Посмотрел он на меня, прикинул что-то, и подозвал одного солдата. Тот выслушал, убежал, а потом приносит мне меч и сам встает напротив. Людвиг сам наблюдал, как я отбиваюсь, поржал от души, как и все остальные, но в целом я ему понравился. Пояснил, что данные у меня хорошие и под его руководством я быстро научусь всему, если отлынивать не буду. Помогло еще и то, что я одно время болтался с реконструкторами и там научился кой-чему… Вот так я и начал свою жизнь в Норсетском герцогстве. Людвиг был командиром небольшого отряда, который болтался по дорогам и за деньги готов был служить кому угодно. Мужики там были самые разные, но объединяло их одно — они были прирожденные вояки, без ножа за угол не отходили и деньги любили не меньше жизни. Обстановка вокруг была — только держи ухо востро. Командир такого отряда не только должен был лучше всех рубиться, но и быстрее всех соображать, куда отступать и с кем заключать контракт, чтобы не остаться в случае чего без головы. Людвиг это неплохо делал и где-то с полгода мы не бедствовали, а даже наоборот. Гоняли они меня так, что места живого не было, один раз я почти три дня отлеживался после того, как Франц отмесил меня. Хотелось все бросить и уйти, да кому я тут нужен? Один, ничего за душой нет, ничего не знаю, в Норсете то ли гражданская война идет, то ли соседи нападают и грабят кого не лень, порядка никакого, только вот так кучкой можно держаться, чтоб не сожрали. Поболтались мы по Норсету, потом хуже стало — началась заварушка с Рейхенским княжеством и всех стали ставить под ружье. Людвиг быстро смекнул, что воевать за Норсет невыгодно и увел нас оттуда в Айзенштадт. Прокрутились мы там недолго, пару раз обозы охраняли, потом на северной границе пристроились — в тех местах есть такой кусочек в горах, Зильдерсберг называется, ты уже наверняка поняла, чем он знаменит, по названию. Серебряные рудники там издревле разрабатывают и жилы там богатые, вот Айзенштадт и Кониц за них и воюют. Точнее, разделили они то место, но каждому же мало, вот и норовят при случае то обоз грабануть, то без продовольствия оставить, чтоб продавать его соседу втридорога. Словом, идет там перманентная война, а недавно еще и Кобург туда потянулся жадными руками, объединившись с Айзенштадтом. Своих там хоронить не хотели никогда, а наемников постоянно заманивали богатыми посулами, ну и попались мы на это. Стали охранять рудники да тех, кто там работал. А работали там каторжники, их туда вместо виселицы ссылали. С ними ухо востро надо было держать день и ночь, чуть зазеваешься, прибьют и не вспомнят, да и соседи чихнуть спокойно не давали, меньше, чем по трое, там по нужде за угол не ходили. Словом, опомнились мы, когда от первоначального отряда только и осталось народу что Людвиг, Франц, Ганс и я. Посидели, посудачили о нашем житье-бытье и порешили уходить оттуда, пока голов не лишились. Бежали ночью, чтобы не сразу хватились, а то за дезертирство могли повесить на первом суку. Уходили через горы, жрать нечего было, холодно, думал, сдохну, не дойду. Но нет, выдержал, а Ганс подхватил простуду и мы оставили его в одной деревне. Наверняка умер от воспаления легких, здесь его не лечат. Вышли мы в Эрсен, едва на ногах стояли от слабости. Пока дошли до жилья, пока отлежались… а тамошний староста не будь дураком, скрутил нас и сдал солдатам. Тут уж совсем небо с овчинку показалось, потому как мародеров нигде не любят, а нас приняли именно за них. Вот лежим мы в камере, небо нам в клеточку, Франц матерится беспрестанно, Людвиг все просчитывает, как бы удрать изловчиться, а я как будто глаза открыл и только сейчас себя со стороны увидел. Грязный, обросший, несет от меня, хуже, чем от свиней в хлеву, и на дворе уже виселицы сооружают. Вспомнил мать, отца, Ленку, аж зубами заскрипел — мне жить осталось с кошкин хвост, а я ведь их и не увижу больше, да и они не узнают ничего обо мне. Попросил у них прощения за все, что делал, думаю, вот хоть бы увидеть их одним глазом только, руку бы матери поцеловал, отца бы обнял, чтобы зла на меня не держали, у Темки, Ленкиного хахаля, прощения бы попросил за все, Ленку бы за косичку дернул и в ухо бы ей попыхтел, как в детстве, когда виноват был перед ней…только все это до меня поздно дошло. Обидно стало — мать с отцом растили меня, тянули, не отказывали ни в чем, а я на все наплевал и через полчаса буду болтаться с веревкой на шее и вываленным языком. Мерзко, видел я повешенных, смотреть тошно на такое. Тут злость появилась — я ж не последний идиот, в голове еще что-то крутится, чего это я так разнюнился и позволил этим аборигенам забить меня? Неужели я не найду выхода отсюда, у меня весь инет за плечами, школа, институт, вся жизнь в конце концов, а я лежу и покорно жду, когда меня в петлю головой сунут!
- Предыдущая
- 62/107
- Следующая
