Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Монтвила Витаутас - Страница 42
- Предыдущая
- 42/152
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
42
121. СОН В ТЮРЬМЕ
Дочурка мне привиделась во сне.
Пришла, пригладила мне чуб ручонкой.
«Ой, долго ты ходил!» — сказала мне,
И прямо в душу глянул взор ребенка.
От радости кружилась голова,
Я крошку обнимал, и сердце пело.
И думал я: так вот ты какова,
Любовь, тоска, достигшая предела!
Потом мы с ней цветочные моря
Переплывали, по лугам блуждая;
Светло и вольно разлилась заря,
И сладость жизни вновь познал тогда я.
Проснулся я… Как прежде, я в тюрьме,
И камера угрюмая всё та же,
И те же кандалы, и в полутьме
Всё то же горе ждет, стоит на страже.
Зачем я жизнью сны свои зову?
Зачем так мир уродует темница,
Что боль и горе мучат наяву,
А радость только снится?
122. ЛЮБИМОЙ
Быть может, годы будут без письма,
Без вести обо мне.
Мои следы затянутся землей,
Мои дороги зарастут травой.
Быть может, в сны твои, печальный, я приду,
В одежде черной вдруг войду.
И смоет времени бесстрастный вал
Прощальный миг, когда тебя я целовал.
Так бремя ожиданья велико,
Так изнурит тебя оно,
Так убедит тебя, что «нет его»,
Как будто это было суждено.
Уйдет твоя любовь,
а у меня,
Быть может, нету ничего сильней.
Придется мне в один нежданный день
Уйти совсем из памяти твоей.
И лишь тогда, вот в этот самый миг,
Когда придется от тебя уйти,
Быть может, смерть тогда и победит,
Лишит меня обратного пути.
Я был силен, покуда ты ждала,
Смерть не брала меня в бою:
Твоей любви волшебный талисман
Хранил в походах голову мою.
И падал я. Но клятвы: «Поборю!»
Ничем не запятнал я на войне.
Ведь если б я пришел не победив,
«Спасибо» ты бы не сказала мне.
Солдатский путь извилист и далек,
Но ты надейся и люби меня,
И я приду: твоя любовь — залог
Спасенья от воды и от огня.
123. ДРУГУ
А. А.
Друг, не горюй, что рано мы уходим.
Кто жизнь свою, скажи, купил навек?
Ведь годы ограничены той жизнью,
Которую избрал сам человек.
Не время меж рождением и смертью
Одно определяет жизни срок,—
Быть может, наша кровь, что здесь прольется,
Прекрасного бессмертия исток.
Дал клятву я: жизнь посвятить народу,
Стране своей — отчизне всех отчизн.
Для этого, хотя бы жил столетья,
Ты разве бы свою не отдал жизнь?
Как долгой ночью — солнечного света,
Так жду в застенке с родины вестей!
Какое счастье — даже на чужбине —
Дыханье слышать родины своей!
Чем, шкуру сохранив, забыть о чести,
О, пусть я лучше стану мертвецом!
Какая это жизнь, когда Отчизна,
Как Каину, плюет тебе в лицо!
Такого счастья мне совсем не надо.
Уж лучше гибель — нет обиды тут!
Не стану чужаком в краю родимом,
Где даже мне воды не подадут.
Мой друг, жизнь наша — это только искра
Всей жизни родины — страны побед.
Пусть мы погаснем — от бесстрашной смерти
В отчизне нашей ярче вспыхнет свет.
И этой смертью подтвердим мы верность,
О смелости узнает вся страна.
Не этими ли чувствами большими,
О друг мой, наша молодость сильна?!
И если молодости ствол подрубят,
В народе корни не исчезнут ввек.
И скажут юные:
вот так отважно
Смерть должен встретить каждый человек!
124. ЛЮБОВЬ
Любовь так долго юношу томила,
Что как-то раз, дыханье затая,
«Люблю», — шепнул он робко. Но от милой
Капризницы не услыхал: «И я!»
Была ли то уловка страсти скрытой,
Иль вправду был он безразличен ей,—
Не всё ль равно? Любовь в душе
джигита
Всё ярче разгоралась, всё сильней.
Пришла война и увела нежданно
Джигита в пламя и водоворот.
Любовь жила и заживляла раны,
И за руку вела его вперед.
Сражался на переднем крае воин
За дом родной, за девушку свою.
Ведь имени джигита недостоин
Тот, кто не дышит мужеством в бою.
Любовь была и силой и опорой,—
Со страстной верой в битву шел боец.
Когда зажглась заря победы скорой,
Свалил джигита вражеский свинец.
Последнее дыханье в нем боролось
С угаром смерти. Бредил он, хрипя.
«Люблю…» — сказал он и услышал голос
Своей возлюбленной: «И я!»
42
- Предыдущая
- 42/152
- Следующая
