Источник силы - Форчун Дион - Страница 7

— Нынешний Пьерро не будет ничего делать, — ответил Тавернер, — поскольку он не знает как. Но его подсознательная память — это память грамотного оккультиста, которая под действием моих требований осуществит эту работу. Вероятно, она отправится в ту эпоху, когда манускрипт был передан Медичи, и проследит его последующую историю с помощью памяти народов — подсознательной памяти Природы.

— И что он будет делать, чтобы найти его?

— Как только подсознание найдет свою добычу, оно пошлет сигнал в память сознания, приказав ему отправить тело на поиски, и тогда современный молодой человек может оказаться в затруднительном положении.

— Откуда он узнает, что делать с манускриптом, когда найдет его?

— Однажды получивший Посвящение остается Посвященным навсегда. В трудные моменты или когда грозит опасность, Посвященный обращается к своему Учителю. Что-нибудь в душе этого юноши потянется, чтобы вступить в контакт, и он вернется в свое Братство. Рано или поздно он встретится с одним из своих Собратьев, который будет знать, что с этим делать.

Я был бы вполне признателен за пару часов сна на диване, пока горничная не будет вынуждена разбудить меня, а Тавернер, на которого «пребывание в подсознании» всегда, казалось, оказывало тонизирующее воздействие, объявил о своем намерении полюбоваться восходом солнца с Лондонского моста и предоставил меня самому себе.

Он вернулся как раз вовремя, чтобы отправиться завтракать, и я обнаружил, что он успел распорядиться о доставке к нам всех утренних и наиболее популярных вечерних газет. Весь день к нам шли нескончаемым потоком печатные издания, которые нужно было просматривать, так как Тавернер ждал известий об усилиях Пьерро делла Коста в поисках ритуала.

— Его первая попытка определенно будет какой-ни- будь слепой безумной вспышкой, — сказал Тавернер, — и она, вероятно, приведет его в руки полиции, а нашим долгом хороших Братьев будет спасти его, но это все равно послужит его цели, потому что он должен как бы «взять след» манускрипта, подобно охотничьей собаке.

На следующее утро наша бессонная работа была вознаграждена. Мы прочитали сообщение о необычной попытке ограбления в Сент-Джонс-Вуде. Известный до этого примерным поведением молодой банковский клерк попытался проникнуть в дом мистера Джозефа Коатса, для чего взобрался по наружной лестнице на подоконник столовой и на виду у всей улицы выбил стекло. На шум выбежал сам мистер Коатс, вооруженный палкой, которая ему, однако, не понадобилась, так как будущий грабитель (который так и не смог объяснить своего поведения) смиренно ждал, пока полицейский, которого тоже привлек учиненный им шум, отведет его в полицейский участок.

Тавернер немедленно позвонил в полицию, чтобы узнать, когда это дело будет рассматриваться в полицейском суде, и мы тотчас же отправились на поиски приключений. Мы заняли места за барьером, где было отведено место для публики, когда рассматривались дела об избиении жен и пьяных нарушителях порядка, и я принялся рассматривать соседей.

Недалеко от нас сидела девушка, резко отличающаяся от остальной жалкой публики. Ее бледное овальное лицо, казалось, принадлежало к иной расе, чем грубые лица кокни. Она напоминала святую со средневековой итальянской фрески, и др полного сходства ей не хватало лишь тяжелых парчовых одежд.

— Взгляните на женщину, — услышал я голос Тавернера у самого своего уха. — Теперь мы знаем, почему Пьерро делла Коста опустился до подкупа.

На скамье подсудимых, куда обычно попадали одни отбросы человеческого общества, сидел заключенный совсем другого типа. Молодой человек, утонченный, крайне напряженный, смущенно оглядывался в непривычном окружении и, поймав наконец взгляд оливковой мадонны на галерее, собрался с духом.

Он отвечал на вопросы судьи достаточно собранно, сказал, что его зовут Питер Робсон и что его профессия — клерк. Он внимательно слушал показания арестовавшего его полицейского и мистера Джозефа Коатса, а когда его попросили дать объяснения, ответил, что дать их не может. Отвечая на вопросы, он утверждал, что никогда прежде не был в этой части Лондона, у него не было никаких причины для того, чтобы здесь оказаться, и он не знает, почему он пытался влезть в окно.

Судья, который, казалось, вначале был настроен отнестись к подсудимому снисходительно, по-видимому, начал думать, что за этим упорным отказом от каких бы то ни было объяснений кроется злой умысел, и решил применить к нему более жесткие меры. Казалось, что дело оборачивается совсем плохо, когда Тавернер, нацарапав что-то на обороте визитной карточки, кивком головы подозвал судебного пристава и передал послание судье. Я видел, как тот прочитал написанное и перевернул карточку обратной стороной. Ученые звания Тавернера и адрес на Харли-Стрит удовлетворили его.

— Мне кажется, — сказал он подсудимому, — что у вас здесь есть друг, который может предложить объяснение вашему делу и готов поручиться за вас.

На лице подсудимого появилось удивление, он начал искать в зале знакомое лицо, и забавно было видеть его недоумение, когда к месту для дачи свидетельских показаний подошел весьма внушительный и прекрасно одетый Тавернер. Но затем, несмотря на замешательство, в глазах юноши внезапно промелькнула вспышка света. В его мозг проник какой-то проблеск из подсознания, и он молча стал ждать развития событий.

Мой коллега, представившись Джоном Ричардом Тавернером, доктором медицины, философии, естественных наук, магистром гуманитарных наук, бакалавром права, сообщил, что он дальний родственник подсудимого, который болен своеобразной болезнью, известной под названием раздвоение личности. Он уверен, что этого обстоятельства вполне достаточно для объяснения попытки ограбления причудой «другого я» юноши, склонного к преступлениям.

Да, Тавернер совершенно готов поручиться за юношу, и судья, явно почувствовавший облегчение от такого оборота дела, тут же взял с подсудимого подписку явиться в суд по первому требованию, и через десять минут после появления Тавернера на сцене мы уже стояли на ступеньках здания суда, где к нам присоединилась флорентийская мадонна.

— Я не знаю, сэр, ни кто вы, — сказал юноша, — ни почему вы мне помогли, но я вам очень благодарен. Могу я представить вам свою невесту, мисс Феннер? Она тоже вам очень признательна.

Тавернер пожал руку девушки.

— Я думаю, вам было не до завтрака, когда этот суд свалился вам на голову? — сказал он. Они согласились, что это действительно так.

— В таком случае, — заявил он, — я приглашаю вас на ранний ланч.

Мы сели в такси и прибыли в ресторан, где властвовал метафизический метрдотель. Здесь Питер Робсон сразу же решительно обратился к Тавернеру.

— Послушайте, сэр, — сказал он. — Я безгранично благодарен вам за все, что вы для меня сделали, но мне очень хотелось бы узнать, почему вы это сделали?

— Вы когда-нибудь грезили наяву? — спросил Тавернер совершенно не к месту. Робсон уставился на него в недоумении, но стоявшая рядом девушка внезапно воскликнула:

— Я знаю, что вы имеете в виду. Ты помнишь, Питер, истории, которые мы с тобой сочиняли, когда были детьми? О том, что мы принадлежим к секретному обществу, штаб-квартира которого в сарае, и стоит только сделать определенный знак, и люди узнают, что мы его члены, и будут бояться нас? Я помню, когда однажды нас заперли в судомойне за наши шалости, ты сказал, что если бы ты сделал этот знак, то пришел бы полицейский и приказал бы отцу выпустить нас, потому что мы принадлежим к могущественному Братству, которое не позволит запирать своих членов в судомойне. Именно так все и случилось, твой сон наяву осуществился. Но какое все это имеет значение?

— Что, в самом деле? — спросил Тавернер. Потом он повернулся к юноше. — Вы часто видите сны?

— Как правило, нет, — ответил он, — но позавчера я видел очень странный сон, который в свете последовавших за этим событий я бы назвал пророческим. Мне приснилось, что кто-то обвинил меня в преступлении, и я проснулся в ужасном состоянии.