Кровавые вороны Рима - Скэрроу Саймон - Страница 18

• Предыдущая
• 18/90
• Следующая

Осторий направился на квартиру опциона, а трибуны и телохранители разошлись по казармам.

– Ну что, идем? – предложил Макрон. – У одного из губернаторских телохранителей есть кувшин с приличным вином, и я пообещал сыграть на него в кости. Присоединяйся, если хочешь.

Предложение друга прельщало Катона. Приятно отвлечься от мрачных мыслей и скоротать пару часов в компании Макрона и других воинов. Однако теперь он префект, старший по званию, и об этом не следует забывать ни самому Катону, ни легионерам даже в свободное от службы время.

– Нет, спасибо, – покачал головой Катон. – Мне нужно кое о чем подумать.

– Опять скучаешь по жене? – улыбнулся Макрон.

– Мне ее все время не хватает, – признался Катон.

– Ну, скоро тебе будет не до грусти. – Макрон хлопнул друга по плечу и направился к выходу.

Проводив Макрона, Катон взобрался на сторожевую башню и устремил взор на запад, туда, где за волнистой линией горизонта скрылось солнце. Там, в нескольких милях от заставы, находились священные каменные кольца и лагерь представителей местных племен, среди которых есть и друиды. От воспоминаний о друидах Темной Луны по спине пробежал холодок. Они с Макроном сражались против друидов во время предыдущей службы в Британии. Жестокость этих свирепых фанатиков по отношению к римлянам не знала предела. И если друиды решили приехать на сход племен, они, несомненно, приложат все силы, чтобы убедить остальных истреблять римские легионы и даже племена, которые в данный момент являются союзниками Рима. Вот реальная опасность, нависшая над римлянами. И вполне возможно, что призывы Остория к мирному разрешению конфликта закончатся всеобщим бунтом, который поставит находящуюся в затруднительном положении римскую армию перед необходимостью сражаться с превосходящими силами противника. Самое страшное, если перед племенами предстанет Каратак собственной персоной и уговорит племена принять участие в войне против захватчиков. От этих мыслей Катон зябко поежился.

– Что, холодно?

Катон оглянулся и увидел на верхней ступеньке лестницы Боудикку.

– Да, немного замерз. День выдался тяжелый, и я устал.

Боудикка зашла в сторожевую башню, но Катон уже успел справиться с расшалившимися нервами. Королева встала рядом и проследила за взглядом Катона.

– Завтра будет еще тяжелее и утомительнее. По-моему, губернатор Осторий совершает ошибку. Не надо было все это затевать. Никакие посулы не удовлетворят враждебные Риму племена, и, разумеется, хозяева губернатора в Риме не пожелают выполнять данные обещания.

Катон с тоской подумал, что королева права, но он не сомневался в искреннем стремлении губернатора избежать дальнейшего кровопролития.

– Возможно, так и есть, – нехотя согласился он.

– Тогда что мы тут делаем?

Катон быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что их не подслушивают, зашептал:

– Осторий – старый больной человек, изнуренный бременем высокой должности. И ему больше всего хочется поскорее вернуться домой к семейному очагу и насладиться остатком жизни в мире и покое. Еще одного похода ему не пережить. Боюсь, это место его окончательно доконало.

– Тогда пусть уезжает и заберет свои легионы.

Катона удивила прозвучавшая в голосе Боудикки ярость. Ведь в последние два дня отношения между римлянами и иценами были вполне дружелюбными.

– Ты же знаешь, этого никогда не произойдет.

– Тогда всем придется жить с последствиями его политики, – тихо промолвила Боудикка и вымученно улыбнулась. – Ну ладно, хватит. Старые друзья должны гнать печальные мысли прочь. Мы делили горе и радости, и нашу дружбу не так легко разрушить. Скажи, Макрон все еще сердится, что я тогда вышла замуж за Прасутага? Я пыталась объяснить, что выбора нет.

– Макрон остается верен себе и не носит в сердце обиды. Он испытывал к тебе сильные чувства, но когда ты отдала руку другому мужчине, он погрустил, посердился, да и забыл. Такой уж он человек. Едва ли он затаил зло на тебя или Прасутага.

– Мне бы твою способность к философствованию.

– Ну уж поскольку речь зашла о Макроне, вряд ли уместно упоминать философию, – хмыкнул Катон. – Если хочешь нанести ему смертельную обиду, назови в лицо философом.

Боудикка рассмеялась, а потом вдруг стала задумчивой.

– И все же хочется верить, Макрон не так быстро предал забвению нашу любовь, как ты пытаешься меня убедить.

В голосе королевы слышались нотки сожаления, и Катона обожгло чувство вины. Ему и в голову не приходило, что друг может вызвать в сердце Боудикки такие глубокие переживания. Макрон был замечательным воином, каких на свете мало, и преданным другом. Однако обладал он и некими иными качествами, которые, по мнению Катона, вряд ли могли понравиться женщине, если она не зарабатывает на жизнь известным древним ремеслом. Катон тут же устыдился гаденьких мыслей, ведь Макрон был его самым близким и верным другом, и префект испытывал к нему братские или даже сыновние чувства.

Внимание Катона привлекла вспышка света у невысокого хребта на горизонте, где в предзакатных лучах на фоне разъяснившегося неба сияло солнце.

– Как красиво, – прошептала Боудикка.

– Да, – кивнул Катон, но его мысль продолжала работать.

Невозможно определить, на чем зиждется дружба. То же самое можно сказать и о любви. Макрон обладал неким не поддающимся описанию качеством, которое привлекало Боудикку. Вероятно, это верно в отношении любого человека – в каждом есть черты характера, вызывающие отклик в душе представителя противоположного пола.

– Взгляни! – Боудикка подняла руку и показала на запад.

Катон прервал неуместные размышления, увидев во мраке яркий огонек недалеко от холма, за который село солнце. Потом загорелся еще один и еще, и вскоре пламя приняло форму узкого эллипса, от которого отходила в сторону огненная линия. Один из часовых тоже заметил огни и стал колотить острием копья по медному котлу, что висел у ворот заставы, подавая сигнал тревоги. Вскоре появился опцион и приказал занять позиции вдоль ограды. Дверь ближайшей казармы распахнулась настежь, и на улицу выбежал Макрон со шлемом в одной руке и кольчугой в другой. Следом за ним вышли остальные римляне, и один из них направился к Осторию. Прасутаг и его воины тоже покинули предоставленное им жилье, стали взбираться по покрытой дерном внутренней стене на устланную досками дорожку за изгородью из заостренных кольев. А часовой все грохотал по котлу.

– Черт бы тебя побрал! Перестань греметь! – рявкнул Макрон, надевая кольчугу. – Доложи обстановку! Что ты увидел?

Ответить часовой не успел, так как его опередил Катон.

– Вижу огни на западе! – крикнул он во весь голос со сторожевой башни.

Последний воин занял свое место у изгороди, и в этот момент на дорожку, тяжело дыша, взобрался Осторий. Теперь многочисленные огни были отчетливо видны, и над рядами воинов повисло тяжелое молчание.

– Что это? – решился, наконец, заговорить один из младших трибунов. – Похоже на армию на марше.

– Полагаю, это Авибарий, – откашлявшись, промолвил Осторий.

– Верно, римлянин, – раздался мощный голос Прасутага. – Это он.

Прасутаг глянул на сторожевую башню и, увидев жену, нахмурился. В следующее мгновение великан уже взбирался по лестнице наверх, и под его тяжестью вся конструкция слегка покачнулась. Взойдя на площадку, Прасутаг обменялся с Катоном краткими приветствиями на языке иценов и встал между префектом и супругой.

– Кострами отмечена граница священных камней, – сообщил Прасутаг. – Когда умирает солнце, мир освещает огонь. Когда жрецы отдадут приказ.

– Жрецы? – У Катона перехватило дыхание. – Ты говоришь о друидах?

Прасутаг кивнул в ответ.

– Они готовят место для встречи. Сначала нужно исполнить ритуалы и совершить жертвоприношение, чтобы умиротворить духов и задобрить наших богов.

– И какие приносятся жертвы? – тихо поинтересовался Катон, но Прасутаг не ответил. Он напряженно всматривался вдаль.

• Предыдущая
• 18/90
• Следующая