Кровавые вороны Рима - Скэрроу Саймон - Страница 70

• Предыдущая
• 70/90
• Следующая

Принц из племени катувеллаунов сидел, гордо выпрямив спину, и с вызовом смотрел на префекта. Он будто не слышал приказа.

– Подними пленных! – приказал Катон легионерам, которые зашли вместе с ним в конюшню.

Легионеры начали подгонять пленников сапогами и древками копий. Послышались крики возмущения и боли, но силуры стали торопливо подниматься и вскоре столпились посреди конюшни. Под суровым взглядом Катона крики умолкли, и слышались лишь звон цепей и шарканье ног по соломе. Катон с отвращением смотрел на прилипшие к одежде, коже и волосам экскременты. Среди пленных были старики, женщины и стайка перепуганных детей, которые прижимались к родителям. Их прискорбный вид вызвал в сердце Катона жалость, но он немедленно подавил это чувство.

Нужно выбрать десять человек, которых казнят завтра, если Каратак попытается пойти на штурм крепости. Кого же выбрать? К горлу подкатила тошнота. Власть над чужой жизнью и смертью ужасала. Но он сам пообещал вражескому вождю, и теперь надо держать ответ за свои слова. Так кого же выбрать? Может, стариков? Позади долгая жизнь, и уже нечего терять. Или молодых? Их смерть произведет гораздо большее впечатление на врага. Чья жизнь более ценна: умудренная опытом или на ее заре? И где здесь логика? А как быть с людьми, способными нести воинскую службу? Во время войны именно их смерть принесет больше пользы, так как они укрепляют силу и мощь своего народа, позволяя продолжать войну. Однако их смерть не произведет такого впечатления на сердца и умы соплеменников.

Один из легионеров осторожно кашлянул, и Катон понял, что раздумывает слишком долго. Он сердился на себя за переживания о судьбах этих людей, а правда заключалась в том, что ответа на вопрос, кого обречь на смерть, попросту не существовало. Он – солдат и должен исполнить свой долг, и нечего разводить философию там, где ей не место. Выступив на шаг вперед, он указал на первого попавшего под руку силура.

– Берите этого и еще девять. И выводите из конюшни. Прикуйте их цепью к караульной будке.

– Слушаюсь, господин префект, – отдал честь опцион, командующий охранниками.

– Маридия заприте в кладовой под штабом, снаружи поставьте часового. Глаз с него не спускать. Он для нас слишком важный пленник, нельзя, чтобы с ним что-то случилось. Если он попытается лишить себя жизни, часовой будет держать ответ за последствия. Понятно, опцион?

– Да, господин префект.

Катон в последний раз окинул взглядом пленных.

– Выполняйте приказ.

Как, оказывается, легко определить судьбу десяти людей. Выбрал наобум, отдал приказ и дело с концом. Казалось, бремя ответственности должно свалиться с плеч, но почему-то этого не произошло. Принятое решение могильным камнем давило на сердце, истирая в пыль душу.

Уже начали спускаться сумерки. Катон в последний раз обошел крепость, желая убедиться в готовности защитников достойно встретить любые происки врага наступающей ночью. Направляясь вдоль стены, выходящей на реку, он увидел внизу фракийцев, ведущих лошадей на водопой. Их товарищи стояли в дозоре на склонах, готовые в любую минуту подать сигнал тревоги. На фоне остальных выделялась мощная фигура Квертуса, который уже успел спуститься к реке и поил коня. Глянув на противоположный берег, Катон убедился, что силуры при всем желании не могут помешать фракийцам. Впрочем, очень скоро ситуация изменится, и Каратак поставит вдоль берега пращников, чтобы пресечь любую попытку осажденных напоить лошадей.

После обхода стены Катон снова поднялся в башню караульной будки, чтобы понаблюдать за действиями противника, а затем отправился перекусить в свое скромное жилище. Надо определить ночной пароль, а потом можно вздремнуть часок-другой. Командиром второй смены часовых Катон решил назначить Макрона, единственного человека в крепости, на которого можно положиться. Уж он-то вовремя подаст сигнал тревоги, если Каратак все же решится на очередной штурм ночью. Катон с трудом поднялся по крутой лестнице и только сейчас вспомнил, что почти двое суток не спал. Самым горячим желанием было поскорее добраться до походной койки в скромной комнате, которую занимал командующий гарнизоном.

Дождь прекратился, и вечерние сумерки озарял свет лагерных костров в долине. Катон заметил группу силуров, которые усиленно трудились, обтесывая стволы деревьев у края строевого плаца. Это зрелище не слишком обеспокоило префекта, но вдруг его взгляд задержался на второй группе воинов, связывающих ветки в большие пучки. Для вязанок хвороста, они слишком велики, а значит, Каратак отдал приказ заготавливать фашины, чтобы перейти по ним через ров. С наступлением ночи силуры заполнят ими ров, что позволит притащить тараны к нескольким участкам стены. Не оставалось сомнений, что крепости предстоит пережить еще один ночной штурм. Ничто не заставит силуров отказаться от намерения захватить Брукциум. Грустные мысли не давали Катону покоя. Вот так и закончится его командование фортом. В должности префекта он пробыл меньше месяца.

Что за ерунда лезет в голову! – в ярости одернул себя Катон, понимая, что не имеет права на пораженческие настроения. Ведь от его решений зависят жизни сотен людей. Стыдно поддаваться минутной слабости и впадать в панику. Самому делается противно от позорных мыслей! Уже не в первый раз у Катона возникло чувство, что он только играет роль префекта и до смерти боится разоблачения. Бывалых воинов не проведешь, они рано или поздно поймут его настоящую сущность.

Хуже всего, если истинное лицо Катона разглядит Макрон. Потеря уважения друга разобьет сердце. С самых первых дней их дружба казалась странной. Поначалу Макрон отчаялся обучить Катона солдатскому ремеслу, но со временем подопечный продемонстрировал достаточно мужества и изобретательности, завоевав симпатию ветерана. Именно поддержка и похвалы Макрона придавали сил в продвижении по служебной лестнице, и, в конце концов, ученик превзошел наставника. Макрон стал для Катона чем-то бoльшим, нежели отец или старший брат: их объединяло особое солдатское братство. Связь, которая гораздо прочнее семейных уз. Может, она уступает по силе такому чувству, как любовь, но залегает куда глубже и требует большей отдачи.

«Ну вот, опять взялся за старое! Снова бессмысленное копание в своих переживаниях, – рассердился Катон. – Дурные мысли лезут в голову от усталости, и самое главное сейчас – хоть немного отдохнуть. Поспать пару часов. И хватит разглядывать вражеский лагерь».

Выйдя из караульной будки, Катон направился к себе, где уже поджидал Децимус. Слуга принес остатки черствого хлеба и кусок местного козьего сыра. Скудная трапеза не вызывала особого аппетита, но Катон заставил себя поесть, понимая, что должен набраться сил, чтобы выдержать тяготы предстоящего штурма. Вечерний инструктаж офицеров стал формальностью, так как все знали свои обязанности, а докладывать пока было нечего. Катон быстро отпустил подчиненных и возвратился в свое жилище. Сняв портупею и кирасу, он решил не разуваться на случай тревоги и без сил опустился на кровать. Затем погасил горевшую тусклым светом масляную лампу и улегся на набитый соломой матрац. В темноте вырисовывались смутные очертания балок и плоская деревянная черепица. В который раз он мысленно представил оборонительные укрепления форта, но вскоре погрузился в глубокий сон без сновидений, впервые в жизни оглашая комнату раскатистым храпом под стать Макрону.

Катона разбудил звук рога, и поначалу он ничего не понял. Охваченный приступом паники, он вскочил на кровати, быстро приходя в себя. Спустив ноги на пол, схватил портупею и направился к двери. В тесном внутреннем дворике Катон увидел выбегающих из помещения писарей. В свете жаровни их лица казались расплывчатыми и бледными. На небе уже забрезжил рассвет, и Катона охватил приступ гнева. Почему Децимус не разбудил его часом раньше, как приказано? Катон огляделся в поисках слуги, чтобы тот принес шлем и доспехи. Но ветеран будто сквозь землю провалился, а времени на его поиски не оставалось. Из казарм уже дружно высыпали на улицу воины, держа в руках снаряжение, и спешили занять отведенные места на стене. За пределами крепости не было слышно воинственных криков, и в самом форте, похоже, никто не сражался. Раздавались лишь топот сапог да команды офицеров обеих когорт.

• Предыдущая
• 70/90
• Следующая