Опасные пути - Хилтль Георг - Страница 131

• Предыдущая
• 131/170
• Следующая

Филипп Орлеанский бросил на свою прелестную жену язвительный взгляд и со злобной насмешкой сказал:

— Та-та-та! Вот как мы заговорили! А я помню время, когда Вы очень охотно болтали с маркизой Бренвилье, когда эта опасная женщина была идолом всех гостиных, благодаря своим светским талантам, а также своему благочестию, когда д‘ Альбрэ, д‘Уданкуры и все, как их там звали, разрывались для нее, когда Вы даже в приемной королевы-матери целовали ее. Откуда же теперь такой страх? Подождите же, пока ее вина будет доказана. Видите, я снисходительнее к Вашим друзьям, нежели Вы были всегда к моим.

Герцогиня вспыхнула, как зарево.

Между тем король в это время шептал на ухо Атенаисе:

— Что случилось?

— Государь, мы говорили о маркизе Бренвилье.

— Не упоминайте ее имени! Оно наводит на меня ужас! — воскликнул Людовик.

— А на меня нисколько! — с несколько принужденным смехом сказала герцогиня Орлеанская. — О, у меня сильная душа, я нисколько не боюсь ядов!

— Смотрите, не вызовите злых духов, Генриетта, — поспешно прервал Людовик, — у нас и так довольно всяких ужасов!

— Обратите внимание: большая часть преступлений отравителей имела основанием или любовь, или месть, — прибавил герцог Орлеанский.

Король и его свита оставили галерею, и Атенаиса опять осталась наедине с отцом. Вдруг она слегка ударила себя веером по лбу.

— У меня явилась одна мысль! Скорее, отец! — воскликнула она, а затем поспешно спустилась во двор и подозвала пажа. — Попросите ко мне господина Пикара, вон он садится в свою карету.

Комиссар тотчас явился.

— Как Вы думаете, — сказала ему шепотом Атенаиса, — значу я что-нибудь при дворе?

— О, Вы, маркиза, — божество, перед которым преклоняется весь двор! — с низким поклоном ответил Пикар.

— Не преувеличивайте! Вот в чем дело: где заключен итальянец Экзили?

— В тюрьме Консьержери.

— Я хочу говорить с ним.

— Как? Вы? — Пикар отшатнулся.

— Без колебаний! Когда я могу видеть его?

— Послезавтра вечером, если уж Вы этого хотите.

— Моя благодарность не замедлит.

Пикар снова поклонился.

— Вы знаете дом, в котором живет вдова Скаррон? — продолжала Атенаиса.

— Знаю.

— Встретьте меня там послезавтра вечером. В котором часу это возможно?

— В девятом, маркиза.

— Итак, Вы придете к мадам Скаррон.

Пикар отвесил глубочайший поклон; когда же он поднял голову, маркиза уже исчезла.

— Ах, черт! — бормотал Пикар, садясь в карету, — я вижу на горизонте своей будущности золотые облака, из которых польется дождь дукатов… В Париж, и скорее! — крикнул он, и экипаж быстро выехал из-за железной решетки дворцового двора.

Экипаж маркизы Бренвилье мчался через Тиашский лес, по узким дорогам, среди холмов, густо заросших кустарником. При выезде из леса расстилалась огромная прогалина, замыкавшаяся вдали отрогами Арденских гор.

Экипаж приближался к крепости Рокруа; маркиза уже могла разглядеть блестящие каски часовых на валу. Часы пробили девять, когда она въезжала в город. Вскоре она была уже у почтовой станции.

— Лошадей до Живэ! — крикнула Мария, завидев содержателя почты.

— Лошадей? — повторил он, — невозможно!

— Почему невозможно? — с испугом спросила маркиза.

— Раньше трех часов нельзя получить лошадей, потому что архиепископ едет из Сэн-Кантена в Люттих и взял всех лошадей под свою свиту. В Шинэ они меняют лошадей, тогда наши лошади придут обратно. Угодно Вам подождать?

От гнева и беспокойства маркиза невольно стиснула руки.

— Друг мой, — сказала она почтальону, который ее привел, — не отвезешь ли ты меня дальше, до Живэ?

— Никак нельзя, сударыня: лошади не выдержат. Притом дорога через лес очень плоха.

— Вы знаете, я хорошо плачу.

— Да, но если лошадь падет?

— Я заплачу за лошадь.

— Мы можем не найти другой лошади: ждут войны, и лошади стали редким товаром.

— Тогда мне придется ждать, — сказала маркиза и вышла из экипажа.

— Только бы не напрасно, — заметил почтарь, — может быть, лошади воротятся из Шинэ порядочно усталые, и Вам придется прождать еще часа два лишних. Ведь и скотине надо дать вздохнуть.

Маркизу передернуло; ее озабоченность превратилась в настоящий страх; она считала минуты. Что-то теперь в Париже? Известно ли ее бегство? Преследуют ли ее? О, как ползут часы, минуты, секунды! Шинэ всего в двух милях, почему же лошади не возвращаются? Роковая судьба!

Она смотрела на церковные часы, старалась разглядеть, сколько они показывают; ее острые глаза следили за стрелками; она хотела бы заставить часовые колеса вертеться вдвое быстрее. Потом она вынула свои драгоценные часы и сверила время. Наконец она спросила, где здесь можно позавтракать, и пошла в дом напротив, который ей указали.

Она заказала себе завтрак и села к столу в комнате, пропитанной запахом пива, вина и табачного дыма. Но только что принесли завтрак, как на улице раздался стук копыт: это пришли лошади из Шинэ. Не дотронувшись до кушанья, маркиза побежала на почтовую станцию.

— Четверку лошадей до Живэ! — сказала она содержателю почтового двора, вежливо снявшему перед ней шляпу.

— Не знаю, возможно ли это, прекрасная госпожа: коням надо отдохнуть.

— Мне надо в Льеж!

Только что вернувшиеся почтальоны сердито заворчали:

— Неужели опять ехать!

Ужас маркизы возрастал; еще один час был потерян.

— Послушайте, — сказала она содержателю почты, — я так тороплюсь потому, что хочу застать еще живым умирающего родственника. Будьте милосердны, дайте мне лошадей! А ты, — обратилась она к стоявшему около нее почтальону, — получишь втройне, если повезешь меня сию минуту.

— Дама очень торопится… к умирающему, — сказал содержатель почты, — по-христиански следует ей помочь. Живо, Жан! Запрягай четверку и с Богом в путь!

— Тройная плата? — повторил Жан.

— Тройная, мой друг, — подтвердила Мария.

— Ну, так уж поедем, коли так! Только если что случится, так я не при чем.

Маркиза заплатила за лошадей, заплатила страшно дорого за тот завтрак, которого не съела, затем вскочила в карету, и колеса загремели по мостовой.

— Вишь как торопится! — засмеялся один из почтальонов. — Заметили ли Вы, как она побледнела, когда Вы сначала сказали, что нельзя дать лошадей?

— Как не заметил! Да и то сказать: спешит к умирающему.

— Она, по-моему, не похожа на опечаленную женщину, — возразил почтальон.

Когда маркиза проезжала ворота Рокруа, был уже полдень. Она потеряла три часа, — Дегрэ их выиграл.

Была поздняя ночь. По тихим улицам Рокруа мчалась карета. Она остановилась у почтового двора, и громкие удары посыпались в закрытые ставни, между тем, как почтальон звонил в колокол. Но обитатели почтового двора спали, по-видимому, мертвым сном и ничто в доме не шевелилось, хотя шум, поднятый проезжими, был так силен, что в противоположном доме, где помещалась гостиница, отворилось окно и слуга, высунув голову, закричал, заглушая своим голосом шум и стук:

— Господа, если Вам угодно отдохнуть и закусить, пожалуйте сюда! Здесь гостиница!

— Убирайся к черту! — ответил чей-то голос, — в твой кабак я не собираюсь. Мне нужно лошадей.

— Ну, достать их Вам будет трудно, — продолжал слуга, — уж очень большой нынче разгон. Еще третьего дня проезжала дама, которая сюда приехала в своем экипаже, а чтобы ехать дальше с почтовыми, должна была заплатить тройную плату. И то хозяин только потому дал ей лошадей, что она торопилась в Льеж к умирающему.

— Ага! — воскликнул вдруг проезжий, — тут была дама? Небольшого роста, красивая, бледная дама, которая приехала из Лана, сорила деньгами, спешила в Льеж, за границу?

— Все совершенно верно.

— Почтальон! — закричал проезжий, — отвори, не то разнесу твой дом! Отворяй же! — заревел он таким страшным голосом, что окна начали быстро отворяться и раздались голоса, испуганно спрашивавшие, не горит ли где.

• Предыдущая
• 131/170
• Следующая