Опасные пути - Хилтль Георг - Страница 25

• Предыдущая
• 25/170
• Следующая

— “Если кто хочет мстить”… — повторил Сэн-Круа. — Да, да, Вы правы, маркиз! Это — опасная наука… Ах, вот мы уже и у главной квартиры!

Они подъехали к палатке Монтекукули, которую окружала толпа офицеров. Сэн-Круа и Бренвилье сошли с лошадей и смешались с группой товарищей.

Наступал рассвет.

Через четыре дня после описанных событий равнина при Сэн-Готарде представляла совсем иную картину. Ряды бесчисленных палаток по обоим берегам реки исчезли; бараки были разрушены; лагерные повозки длинной линией тянулись на горизонте, далеко позади обеих армий. На равнине, подобно колосьям, колеблющимся на хлебном поле, волновались, сверкая сталью, полки христианского и нехристианского войск. Из разных мест, раздавались десятки воинственных мелодий различных национальностей; веяли знамена и бунчуки.

Резкие звуки трубы пронеслись по линиям войск. Загрохотали орудия; турки ответили еще более частыми выстрелами; противники бросились друг на друга. Бой при Сэн-Готарде начался.

Правое крыло христианской армии занимали императорские регулярные войска; левое — французский вспомогательный отряд; в центре помещались итальянцы и соединенные отряды других наций, составлявших Австрийскую империю. Хотя переправиться через реку в том месте, где она круто заворачивает, однажды уже не удалось туркам, они все-таки пытались сделать это в этом месте. Неумолчный огонь их картечниц разносил смерть и гибель по неприятельским рядам. Густой дым стлался над волнами узкой реки, подобно огромному серому плащу окутывая авангард мусульманской армии. Порыв ветра, налетевшего с гор, разорвал эту плотную завесу, и тогда ясно обрисовались силуэты всадников, на конях переплывавших реку, с блестящим дамасским кинжалом в одной руке и ружьем — в другой; поводья они держали в зубах. За спиной каждого всадника сидел вооруженный с ног до головы янычар. Эта цепь безумцев стремилась перейти реку. Авангард императорской армии открыл по ним сильный огонь. Некоторые седла мгновенно остались без всадников; речные волны окрасились кровью, но сыны Пророка все приближались с дикими криками: “Алла иль алла!”.

Конские копыта коснулись дна, берег был близко! Вот первые отряды всадников поднялись на него; янычары спешились и образовали сомкнутую цепь.

Правоверные бросились на неприятеля, кривые сабли рассыпали смертоносные удары. Через несколько мгновений бой сделался всеобщим. Загремели мушкеты; копейщики бурным натиском бросились вперед; пушки неистово грохотали; ядра с раздирающим уши визгом врезывались в плотные ряды, и где за несколько минут бились грудь с грудью сильные, мужественные люди, там после орудийного выстрела виднелись кровавая масса, смешавшаяся с землей, исковерканное оружие и разбросанные куски тел.

Враги креста уже почти уничтожили нассауский батальон; первые ряды христианской армии еще раз бросились вперед на получивших подкрепление турок. Но последние, подобно демонам, все выползали и выползали из реки, так что христиане не выдержали их натиска. Пространство между врагами увеличивалось, но его тотчас же наполняли закованные в панцири кровожадные сыны ислама, которым легкая императорская пехота не была в силах противиться. После нескольких минут отчаянного боя обороняющиеся подались, их центр расстроился, рассеялся и обратился в бегство, увлекая за собой спешившие на выручку полки. Маркграф Зульцбахский пробился вперед во главе своего полка, но пал, сраженный стрелой, пущенной из лука сераскиром; маркграф Дурлахский едва успевал отражать удары кривых сабель; рассвирепевшие турки находились теперь всего на расстоянии пистолетного выстрела от главной квартиры христианской армии. В это время принц Карл Лотарингский, сражавшийся в первых рядах, бросился с главными силами правого крыла навстречу врагу. Бурное стремление было остановлено, битва продолжалась на одном месте. Каждая сторона употребляла страшные усилия выбить врага из его позиции. Великий визир и главнокомандующий турецкой армии, Коприли, издали увидел, что его войска замялись. Тогда он приказал новым силам ударить на неприятельский центр, и свежие отряды бросились в реку, чтобы переправиться на противоположный берег.

Опасность для войска Монтекукули росла с каждой минутой, но он берег силы своих флангов для решительного момента. Наконец он послал гонца к Колиньи с приказанием двинуть французский отряд на подмогу центру.

Грянул громовой крик радости, блеснули вынутые из ножен сабли, и земля дрогнула под копытами помчавшейся в бой конницы.

Французы бурным натиском атаковали неприятеля с фронта, а в это же время два императорских полка напали на него с правого фланга.

Коприли стоял на склоне Сэн-Готардского холма; французская конница, не только воинственным, но и нарядным видом привлекла на себя его внимание.

— Что это за девушки? — спросил он у своей свиты, увидя длинные, развевающиеся волосы несшихся кавалеристов.

В эту минуту воздух дрогнул от потрясающего воинственного клича французов: “Вперед! Вперед! Бей, руби!”

Им ответил не менее страшный крик: “Алла! Алла!”. Но криком нельзя было напугать этих “девушек”. Они были храбры не только за карточным столом, за стаканом вина, в объятиях любви; нет, они были также неустрашимыми бойцами; их мечи свистели в воздухе и густо сыпались их губительные удары. Несмотря на отчаянный натиск врага, они не поддавались.

Ла Фейяд на высоком коне был виден издали; он бился, как простой солдат, но ни один выстрел не задел его, так что турки прозвали его “Стальным”.

Началась страшная резня. Полк де Траси, в котором служил Сэн-Круа, занимал в наступавшей линии второе место. Анатолийский бей, искусным движением занял со своей пехотой пространство, разделявшее отдельные отряды французов. Драгуны пытались помешать этому маневру яростным натиском, и пехотинцы де Баньи поддержали их. В это время в голову пехотной колонны ударила турецкая граната и разорвалась с оглушительным треском, распространяя кругом смерть. Кони ближайших всадников взвились на дыбы и бросились в ряды пехоты. Сэн-Круа тщетно старался сдержать своего коня, который умчал его далеко от его товарищей, и он очутился в последних рядах пехотинцев, на которых обрушилась вся тяжесть нападения отряда бея.

Собрав все свои физические и душевные силы, поручик с величайшим трудом отражал сыпавшиеся на него со всех сторон удары. Пыль от взрытой гранатой земли поднялась таким густым облаком, что враги не отличали друг друга.

Сэн-Круа пришпорил коня, чтобы выбраться из этого водоворота, и, пригнувшись к луке, успел выскочить вперед; но вдруг его внимание привлекла небольшая группа отчаянно бившихся людей: два врага бешено нападали на конного офицера христианской армии; его шляпа свалилась, по лицу текла кровь; он все слабее отражал нападения врагов.

Сэн-Круа быстро повернул коня, дал ему шпоры и поскакал на помощь французу, в котором узнал маркиза Бренвилье. Однако огромного роста янычар преградил ему дорогу, так что поручику пришлось думать о своем собственном спасении.

Маркиз уже едва держался; нападавшие носились вокруг него, подобно двум дьяволам; его богатая одежда казалась им заманчивой добычей. Маркиз уже сорок раз отразил их удары; его рука дрожала, перед глазами мелькали кровавые искры. Ему казалось, что какая-то горячая волна заливает ему грудь. Он в последний раз описал своей шпагой широкий круг, и из его горла вырвался хриплый крик. Огромная рука ухватилась за узду его коня; раздалось жалобное ржание, и лошадь вместе с всадником рухнула на землю, маркиз почувствовал, что его схватили сзади, чья-то рука, как тисками, сжала его горло, а над его головой сверкнул клинок. Маркиз считал себя погибшим.

Вдруг страшный сабельный удар раскроил череп одному из нападавших на него врагов и отбросил другого; возле маркиза появился воин христианской конницы.

— Живо, живо, маркиз! — закричал он, — вставайте! Хватайтесь за мое стремя!

С этими словами он докончил еще живого мусульманина.

• Предыдущая
• 25/170
• Следующая