Опасные пути - Хилтль Георг - Страница 51
- Предыдущая
- 51/170
- Следующая
Лавальер проговорила эти слова с такой искренностью и приветливостью, что Атенаиса невольно покраснела и смущенно проговорила:
— Почем я знаю? Может быть, мое общество совершенно неприятно королю? Он приходит сюда, чтобы поделиться своими неприятностями и заботами с Вами, своей верной подругой, присутствие же третьего лица тут вовсе нежелательно.
— Как можете Вы думать это, Атенаиса? Король очень любит оживление и веселье, а Вы имеете способность оживлять всех своим жизнерадостным характером.
— Вы, кажется, хотите возвести меня в сан придворного шута? — засмеялась маркиза Монтеспан.
— Вы должны быть восхитительны, Атенаиса, в каком-нибудь фантастическом наряде, с хорошеньким колпачком на Ваших прекрасных волосах. Вы могли бы сделать массу добра, если бы с шутками и смехом говорили королю о важных вещах; я тоже делаю это, но у меня все выходит очень серьезно и тяжеловесно, а Вы своим умом сумели бы придать всему остроумную и интересную форму. Это — драгоценный дар у Вас, Атенаиса, и Вы могли бы достичь им многого.
Не подозревая, какие тайные струны она задевает в сердце своей подрги, Луиза продолжала болтать в том же роде. Маркизе все заманчивее рисовались мечты о том, как она могла бы быть важной пружиной в сложном государственном механизме и как в ее руке могло бы находиться решение судьбы множества людей.
В этот момент послышался стук подъезжавшего экипажа, и Луиза подбежала к окну.
— О, это — он, мой дорогой государь, мой господин, — радостно воскликнула она, хлопая в ладоши. — Останьтесь, Атенаиса!.. Я рассержусь на Вас, если Вы уйдете.
Атенаиса осталась, но встала за большим мраморным камином, чтобы король не увидел ее тотчас же при входе.
Дверь отворилась, и в нее с низким поклоном вошел гонец в своем бархатном костюме, опушенном мехом, и произнес:
— Его величество желает войти.
Лавальер поклонилась.
Очевидно король считал свое желание равносильным приказанию, и тотчас же вслед за докладом переступил порог гостиной.
Простота одежды короля еще сильнее выделяла его красоту. На нем был коричневый бархатный костюм, единственное украшение которого составляли большие золотые пуговицы. Он обыкновенно появлялся в подобных костюмах, не носил колец и только пряжки на шляпе и башмаках были украшены драгоценными камнями. На подвязках также красовались бриллианты.
— Приветствую Вас, дорогая Луиза, — сказал монарх, снимая шляпу, украшенную дорогими перьями.
Луиза Лавальер пошла навстречу своему властелину, а он поцеловал ей руку. В глазах красавицы светились радость и счастье. Король обвел взором комнату и, указывая на столик, уставленный фруктами, сказал с ласковой улыбкой:
— А, какое прекрасное угощение. Вы уже заранее позаботились о Вашем голодном госте.
Он подошел ближе и стал рассматривать приготовленные яства.
Людовик придавал большое значение хорошему столу и был, подобно всем членам своего рода, большим гастрономом; в то время как они рассматривали угощение, стоявшее на столе, его взгляд упал на маркизу де Монтеспан, прижавшуюся к камину.
— Смотрите-ка, — воскликнул Людовик с искренним удивлением, — вот еще сюрприз! Луиза, Вы превзошли сегодня самое себя. Маркиза де Монтеспан, если я не ошибаюсь?
Маркиза, с виду очень смущенная, с изящным поклоном вышла из своего угла.
— Красота, кажется, решила сегодня спуститься к нам на землю, — галантно проговорил король. — Ведь маркизу можно узреть лишь при свете парадных канделябр на придворных торжествах. Благодарю Вас, Луиза, что Вы показали мне сегодня этого кумира молодых и старых в домашней обстановке. Вы здесь столь же прекрасны, как и в Лувре, маркиза, — обратился он к Атенаисе.
— Ваше величество, — ответила Монтеспан, быстро овладев собой, — Вы всем владеете в совершенстве, а также и искусством смущать людей похвалой и снисходительностью.
— Вы, кажется, хотите сказать, что я преувеличиваю и что моя похвала несправедлива? А, маркиза, Вы укоряете своего короля в несправедливости? — засмеялся Людовик.
— Ваше величество, я обрадована и осчастливлена Вашими словами. К чему мне отрицать это? Я еще никогда не имела удовольствия разговаривать со своим кролем так, как сегодня. Я считала до сих пор свое выступление в блестящих кругах общества испытанием; теперь, благодаря милостивым словам Вашего величества, это время испытания закончилось, и отныне я могу поднять голову выше, так как Вы, Ваше величество, удостоили меня посвящения в рыцари.
— Ваше величество, наша маркиза теперь совсем возгордится, — шутливо заметила Лавальер.
— Вовсе нет, Луиза, — быстро подхватила Атенаиса. — Гордиться! Да, я горжусь этой похвалой, но думаю, что Вы знаете меня лучше! Неужели же я, благодаря милостивым словам нашего монарха, дам демону гордости обуять себя? Я осчастливлена, я горда, если хотите, но это чувство останется при мне. В минуты одиночества я буду вспоминать милостивые слова короля, но никогда не дерзну сделать из них вывеску: это — сокровища, которые я не стану показывать каждому. Когда я сказала, что могу поднять голову, это значило, что я преисполнена радости; до тех пор, пока я не удостоилась высочайшего одобрения, я робко и со страхом проходила сквозь толпу, теперь мне нечего бояться людских мнений. Если, паче чаяния, гордость завладела бы моим сердцем, я…
— Что Вы сделали бы тогда? — с интересы спросил король.
— Тогда, Ваше величество, я постаралась бы как можно чаще находиться вблизи Вас, чтобы при виде Вашего величия, Вашей славы и великолепия почувствовать, как ничтожна, в сравнении со всем этим, какая-то маркиза де Монтеспан. Эта бедная маркиза, попавшая в сияние, окружающее Вас, Ваше величество, из глуши лесов старого замка Мортемар, очень быстро излечилась бы от своей гордости, так как сияние Вашего величия опалит крылья тех, кто дерзает приблизиться к нему, и они, уничтоженные, падают в бездну.
Людовик ласково улыбнулся. Во время своей речи Атенаиса не спускала взора с короля, котрый не мог противиться его очарованию.
— Довольно всего этого, — сказал он, — не будем больше задерживать любезную хозяйку.
С этими словами, подав руку Лавальер, он подошел к столу и сам подвинул кресло маркизе Монтеспан. Затем, налив три стакана вина, он поднял один из них и проговорил:
— За здоровье прелестных дам дома Биран.
Дамы поклонились и поднесли к губам искрящуюся влагу.
— Вы, вероятно, были недовольны, Луиза, — начал король, — что я так поздно приехал?
— Ваше величество! Каждая минута, которую я провожу не в Вашем обществе, для меня потеряна, но как бы я посмела быть недовольной? Я умею ценить то счастье, которое выпадает на мою долю, когда Вы, Ваше величество, отрываете несколько часов от государственных дел, чтобы посвятить их своей Луизе.
— Сегодня меня задержали не государственные дела; я был занят семейными событиями, которые отняли у меня время.
— Надеюсь, что не случилось ничего неприятного, что могло бы огорчить Вас, Ваше величество?
— В известном отношении это беспокоит меня. Дело в том, что ее величество, королева-мать, из Валь де Грас будет перенесена в Лувр, чтобы подвергнуться особому новому лечению. Я знаю, что, несмотря на то, что королева-мать никогда не была особенно милостива к Вам, Вы, Луиза, горячо сочувствуете ее страданиям.
Сказав это, король тяжело вздохнул.
— Я молю Бога, чтобы Он избавил ее величество от страданий, продлил ее жизнь, — сказала Лавальер. — Ведь она — Ваша мать, государь. Имеете ли Вы еще надежду?
— Ждут нового знаменитого врача; это — итальянец по происхождению; он, как говорят, очень сведущ в различных тайных науках. Я забыл его имя; мне ежедневно называют массу врачей, которые желают выдвинуться; большинство из них шарлатаны, но если они возьмутся вылечить ее величество, то пусть лечат. Но довольно об этом; я не хочу больше предаваться печальным мыслям. — Король провел рукой по лбу.
— Расскажите мне что-нибудь новенькое! Какие туалеты Вы готовите к ближайшему вечеру у герцога Орлеанского? Чье сердце освободилось? Да, что я вспомнил! Но, прежде чем скажу Вам это, разрешите мне взять с Вас слово, что Вы не проболтаетесь. Хорошо?
- Предыдущая
- 51/170
- Следующая
