Дети-404. ЛГБТ-подростки: в стенах молчания - Климова Елена - Страница 7

– Бывает, я думал, что я ненужная часть общества. Я могу провести жизнь с девушкой, любя парней, но лучше жить в позоре, чем без истинной любви.

Илья (Уфа):

– В основном страх и самонеприязнь, я просто ненавидел себя за эти чувства.

Аня, 16 лет (Миасс):

– Я думала, что это неправильно, что мне должны нравиться мальчики, и всем говорила, что бисексуалка. Хотя на парней не заглядывалась вообще.

Дмитрий, 15 лет:

– Осознание пришло в 14 лет, и это было самое ужасное время в моей жизни. До сих пор перед глазами тот день, когда на меня свалилось: «ты – гей!», «ты – гей!», «ты – гей!» Два летних месяца прошли, как в страшном сне. Но потом мне удалось преодолеть этот психологический барьер и принять себя таким.

Без подписи, 17 лет (Красноярск):

– Первое время было не по себе от таких мыслей. Мол, как я мог вообще влюбиться в парня? Это же неправильно! Да и рос я в довольно гомофобной семье.

Без подписи, 15 лет:

– Я долго не мог себе признаться, что я гей. Я думал, это простое увлечение и дань моде, которое вскоре пройдет, но нет. Когда я все-таки решил для себя, кто я, вот тогда и был полный п***ц. Я где-то еще неделю мучился и сам себе задавал вопрос «Кому я такой нужен, гребаный педик?!»

Если говорить об отрицательных чувствах, то преобладающим был страх – по многим причинам.

Настя, 16 лет (Ярославль):

– Боялась быть непонятой.

Юлианна, 15 лет (Москва):

– Поначалу испытывала страх, смятение, желание излечиться. «Я? Лесбиянка? Нет, так нельзя». Потом поняла, что ничего ужасного в моей ориентации нет.

Ярослав, 15 лет (Воронеж):

– Чувствовал страх открыться, сказать кому-то.

Ксения, 16 лет (Калининград):

– Это было пугающе и неприятно. Я боялась будущего, думала, что у меня никогда не будет семьи с любимым человеком.

Алиса, 14 лет (Санкт-Петербург):

– В девять лет моим местом жительства был детский дом на окраине Петербурга. Думаю, многим известно, что в таких местах выделяться из толпы есть что-то непростительное и непременно наказуемое, посему первым чувством был страх. Страх, что кто-то может об этом разузнать, заставил меня обходить всех сверстников кругом, избегать лишних разговоров.

Оля, 15 лет (Зеленогорск):

– Страх был связан не с ориентацией, а с тем, что убьют. В буквальном смысле. Сейчас улицы полны «борцами за здоровый генофонд», основная цель которых – уничтожить опасных, по их мнению, для будущего поколения людей иной расы, нерусской национальности – или ЛГБТ. Сами эти «борцы», кстати, почти непрерывно пьют и курят, очевидно не считая такой образ жизни опасным для генофонда планеты. И нередко нападают на улицах, в подъездах, общественных местах. Страшно за будущую жизнь – пока нас считают детьми, нас реже трогают, надеясь, что «само пройдет» (будто речь идет о болезни!).

Некоторых страх не отпускает постоянно.

Без подписи, 16 лет:

– Всю жизнь так страшно. Кому-то страшно в темноте, а я боюсь держать за руку человека, которого люблю, боюсь даже подумать о том, что будет, если все узнают о моей ориентации. И это ужасно. Ужасно каждый день слышать по новостям о всяких запретах, милоновых, протестах… Каким я должна видеть свое будущее после этого? А я ведь ничем не отличаюсь от других, я тоже хочу семью, хочу работу, друзей, а не страх того, что меня могут убить за углом. Этот тупик, в который загоняет нас общество, похож на газовую камеру. Так хочется подойти ко всем этим депутатам, протестующим и спросить, чем же таким жутким я от них отличаюсь. Разве что ненависти во мне не так много – больше отчаяния. Они защищают каких-то детей, но мы ведь тоже дети! Почему нас никто не защищает? Запретили бы лучше браки без любви. Вот это извращение. А когда два человека друг друга любят, то вряд ли они могут сделать что-то плохое обществу.

За что нас ненавидят? Почему даже к убийцам относятся лучше? Почему, даже если какой-нибудь депутат прочитает любой из наших рассказов, ему по-прежнему будет наплевать? В школе на литературе нас учат любить все вокруг, но, как только речь заходит о гомосексуальности, вся человечность уходит, появляется ненависть.

Это ужасно – жить в страхе. Надеюсь, когда-нибудь это все закончится.

Артем, 13 лет (Волгоград):

– Убийство Влада Торнового20 повергло меня в ужас и страх. И не только меня, а все ЛГБТ-сообщество и даже некоторых гомофобов (моих родителей, например). Равнодушные говорили либо: «Ну и что?», либо: «Ну, он же гей, так ему и надо». Черт, как ужасно учиться в кругу таких людей.

М. Н., 15 лет:

– Мне страшно признаться родителям, что я лесбиянка. Такое чувство, что они меня возненавидят.

Саша, 17 лет:

– Если честно, я боюсь. Смотрю новости, видео с гей-парадов, видео избиения геев, и мне страшно. Страшно открыто заявлять о себе, боюсь, что когда-нибудь будет страшно держать любимую за руку на улице.

Анастасия, 15 лет:

– С каждым днем мне становится все страшней. Я смотрю новости, где рассказывают о гомофобных законах, когда в Америке разрешают однополые браки. Я слышу высказывания окружающих. В них столько злобы и непонятной ненависти… Не могу понять, что им такого плохого сделали гомосексуалы.

Кати, 18 лет:

– Мне страшно. У нас маленький тихий городок. Недавно, гуляя с подругой, я наслушалась насмешек и оскорблений только из-за того, что держала ее за руку. Кучка подростков орала нам вслед, что мы лесбиянки, уродки и так далее.

Ал:

– Я живу в Москве, в центре страны. И мне страшно. Страшно, что я в метро не смогу спокойно обнять любимого человека, взять за руку, о поцелуях речи не идет. Косые и презрительные взгляды, насмешки. Все бы ничего, но этот чертов закон покоя не дает. Вызовут милицию – и дело с концом. А камин-аут я пока что не планирую. И это все при том, что так называемые «традиционные» парочки могут спокойно обжиматься прямо на эскалаторе.

Дио, 15 лет:

– Я боюсь. Боюсь, ведь теперь я и все мы вне закона. Как будто я что-то плохое делаю. А я всего-то полюбила человека. Разве это так плохо? Противно? Ужасно? Нет. Это чудесно. И какое дело этим глупым дядькам и тетькам из правительства, чьи губы я хочу целовать каждый день?

Большинство подростков заявили, что сейчас не считают себя больными или ненормальными.

Л. В., 17 лет (Свердловская область):

– Все люди равны. Их делают плохими и хорошими их поступки, а не то, с чем они родились. Я привык судить о людях по внутреннему содержанию. Это касается и внешних данных, и ориентации.

Маргарита, 16 лет (Сургут):

– Я не лаю, как собака, по утрам, не представляюсь Наполеоном или Иваном VI. Все у меня в порядке. Просто я люблю свой пол. Разве любовь – это отклонение?

Оля, 16 лет (Бийск):

– Любить и влюбляться – прекрасно, девушки – красивые и понимающие, так разве ориентация может быть болезнью?

Саша, 16 лет (Санкт-Петербург):

– В этом нет ничего плохого, к тому же права человека заканчиваются там, где начинается свобода другого. Ничью свободу я не затрагиваю.

Алиса, 15 лет (Москва):

– Мы немного отличаемся от других, но это не значит, что мы ненормальные.

Дима, 16 лет (Ейск):

– Это не приносит никому вреда. Если бы не было гомофобии, то ЛГБТ точно бы не сходили с ума от дискриминации, не прыгали с крыш, не травились таблетками, а жили бы спокойно.

Вита, 17 лет (Воркута):

– Сегодня у меня слабость, кашель и болит горло. Сегодня я больна, да. Но буквально пару дней назад я была совершенно здорова, при этом целуя не любимого, а любимую.