Жаркое лето 1953 года в Германии - Платошкин Николай Николаевич - Страница 56

А в это время в Москве шли оживленные дискуссии о том, как же все-таки укрепить ГДР. 21 апреля в СССР был срочно вызван политический советник главы СКК В. С. Семенов, который должен был помочь советскому руководству сформулировать новую линию в отношении ГДР. Дилемма виделась следующим образом: необходимо ли полностью сменить курс на строительство социализма в Восточной Германии или достаточно лишь некоторой его корректировки. Если Берия стоял за первый вариант, то Молотов склонялся ко второму. Однако мощный напор всесильного куратора советских силовых структур в апреле — начале мая стал приносить уже определенные результаты.

5 мая 1953 года Президиум Совета Министров СССР впервые детально обсуждал обстановку в ГДР. По итогам заседания Молотову было поручено подготовить проект решения по германскому вопросу. Но уже на следующий день Берия направил в Президиум ЦК КПСС докладную записку о положении в ГДР[221]. В ней констатировался резкий рост числа тех граждан ГДР, кто в последнее время бежал на Запад (84 034 человека за первый квартал 1953 года, по сравнению с 78 381 — во втором полугодии 1952 года; следует отметить, что в апреле 1953 года поток беженцев сократился по сравнению с мартом и составил «всего» 37 тысяч человек). Причем теперь Берия указывал в качестве причины такого развития событий уже не только происки вражеской агентуры, но и ошибки руководства ГДР (нежелание крестьян вступать в СХПК, притеснения частников в промышленности и торговле, стремление части молодежи избежать службы в армии и затруднения со снабжением населения продовольствием). Кроме того, западногерманские концерны, отмечал Берия, активно вербуют наиболее способных представителей научно-технической интеллигенции. Дезертирство из народной полиции Берия относил, в основном, на счет плохой политико-идеологической работы СЕПГ в ее рядах, а также на счет неудовлетворительного снабжения униформой и питанием.

В качестве вывода Берия предлагал поручить СКК подготовить предложения по борьбе с массовым бегством населения из ГДР, затем обсудить эти предложения на заседании Президиума ЦК КПСС и по итогам обсуждения высказать «немецким товарищам» необходимые рекомендации. В записке Берия критиковал плохую работу органов государственной власти ГДР, которые сводили проблему массовой эмиграции к существованию открытой границы с Западным Берлином.

В порядке подготовки будущего заседания советского руководства по проблемам ГДР Молотов 14 мая 1953 года направил в Президиум ЦК КПСС проект указаний Чуйкову рекомендовать руководству ГДР в тактичной форме пока прекратить вплоть до окончания осенних полевых работ прием в сельскохозяйственные кооперативы новых членов и приостановить образование новых СХПК. Основное внимание предлагалось сосредоточить на укреплении уже созданных кооперативов[222]. Это была абсолютно правильная рекомендация, хотя в Москве придавали проблеме коллективизации все-таки слишком большое значение. Уже через неделю, 21 мая, ЦК СЕПГ направил на места циркулярное письмо, в котором учитывались советские предложения.

А вот решение партийного руководства ГДР, которое и стало предлогом для массовых волнений, осталось в советской столице практически незамеченным. На 13-м пленуме ЦК СЕПГ 13–14 мая 1953 года Ульбрихт объявил о начале нового раунда партийной чистки: было принято решение об исключении из высшего партийного органа человека № 3 в иерархии СЕПГ Франца Далема за «политическую слепоту по отношению к вражеским агентам» и «не соответствующее партийным нормам отношение к своим ошибкам». Ульбрихт снова грозил «капитулянтам» и «вредителям» обострением классовой борьбы. «Делом Далема» была как бы подведена черта под партийной чисткой 1952 года, которая крайне ослабила СЕПГ, что и стало причиной столь откровенно слабой работы партийных функционеров в критические для страны недели июня 1953 года. Еще бы: ведь за прошедший год в некоторых районных парторганизациях четыре — пять раз были сменены первые секретари, а инструкторы в отраслевых отделах райкомов — восемь — девять раз. По данным за апрель 1953 года, в ходе партийных выборов своих постов лишилась одна треть секретарей комитетов всех уровней. Причем далеко не во всех случаях партийцы отстраняли от должности инертных работников или бюрократов. Чаще как раз стремились избавиться от слишком активных людей, досаждавших членам партии политучебой и другими общественными нагрузками. На их место выбирались люди, которые не вели за собой коллективы, а сами старались свести всю партийную работу к ритуальным и скоротечным партсобраниям.

И все же не исключение Далема стало, как оказалось позднее, основным решением 13-го пленума ЦК. Никто даже не предполагал, что судьбоносным для ГДР окажется скорее проходящая рекомендация ЦК о повышении с 1 июля 1953 года на 10 % норм выработки в промышленности в честь 60-летия Вальтера Ульбрихта. В Москве, да и в западных столицах на это вообще не обратили внимания. Но именно эти 10 % стали той каплей, которая переполнила чашу терпения рабочих ГДР, сделав их неожиданно авангардом социального протеста против «рабоче-крестьянской власти».

Конечно, эта неожиданность была весьма условной. Но для того чтобы понять, почему именно в целом незначительное повышение норм выработки привело к социальному взрыву, необходимо остановиться на некоторых особенностях положения рабочего касса в ГДР в начале 50-х годов.

В июле 1953 года из 18,2 млн. населения ГДР 7,9 млн. были заняты на производстве или в сфере управления. Из 7,9 млн. 4,8 млн. относились к рабочим, что было на 9,5 % больше, чем в 1936 году. В промышленности было 2367 тысяч рабочих, в строительстве — 385 тысяч[223]. 70,4 % всех рабочих были заняты на предприятиях народного сектора. Отличительной особенностью ГДР был высокий уровень концентрации промышленного производства: 55 % рабочих трудились на предприятиях с числом занятых свыше 500 человек. На 92 крупнейших предприятиях страны работали 20,8 % всего рабочего класса.

Как уже отмечалось выше, ГДР дала рабочим много социальных прав и льгот, которых не было ни у пролетариев времен Веймарской республики, ни в ФРГ. К концу 1952 года в ГДР была почти ликвидирована безработица (на биржах труда были зарегистрированы 84,3 тысяч человек). С 1952 года в период временной нетрудоспособности рабочие получали 90 % чистого заработка. Все простои по вине администрации свыше 15 минут оплачивались в размере 90 % тарифного заработка. Минимальные пенсии (для мужчин после 65 лет, для женщин после 60 лет) составляли 2/3 чистого заработка. По сравнению с 1946 годом в начале 50-х годов в два раза увеличилось количество домов для престарелых и инвалидов (65 861 место). Труд молодежи и женщин (их было 38 % всех рабочих и 44 % служащих) охранялся государством.

Рабочие в целом чувствовали заботу государства, выражавшуюся в неуклонном повышении их уровня жизни.

Однако было много и тревожных моментов, заставлявших власти ГДР внимательно следить за настроениями в рабочей среде. Прежде всего, восточногерманские рабочие начала 50-х годов были по своему составу довольно оригинальным социальным слоем. После войны на заводы устроились много бывших офицеров вермахта, функционеров НСДАП и других нацистских организаций. К ним добавились сотни тысяч переселенцев из Польши и Чехословакии. Все эти люди в своей массе плохо относились к социализму и СССР, причем вне прямой зависимости от своего материального положения. На отдельных заводах концентрация «бывших» была весьма ощутимой. Так, из 2070 рабочих трансформаторного завода в Дрездене были 148 бывших офицеров, 31 бывший полицейский, 55 бывших членов СС и СА. Бывших членов НСДАП насчитывалось 301 человек. На судоверфи «Варновверфт» в городе Варнемюнде 20–25 % рабочих были бывшими госслужащими времен «третьего рейха», а более 400 человек ранее состояли в НСДАП. На флагмане химической индустрии заводе «Лойна» из 21 тысячи рабочих были 3545 бывших нацистов и 124 бывших офицера[224]. В июне 1953 года именно на предприятиях с наибольшей прослойкой «бывших» состоялись самые радикальные по выдвигаемым требованиям и способу действий акции протеста.