День лошади. (Сборник) - Коркищенко Алексей Абрамович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/21
• Следующая

— Сильный, наелся утят. Давай и мы чуток отдохнем, — сказал Антон, тяжело дыша. — А потом ка-ак рванем!.. И выволочем на берег.

Отдохнув немного, снова потянули сома, но тот словно за корягу зацепился — ни на сантиметр не подвигался.

— Сом уперся мордой в дно — вот такие дела! — с досадой сказал Антон. — Видишь, хвост выставил?.. Что же делать?.. Он же сейчас уйдет… Оборвет губу и уйдет. — Он огляделся, поднял сучковатую палку. — Наташа, ты держи леску. Крепче держи, а я пойду к нему…

— Антоша, не ходи! — взмолилась она. — Я боюсь…

— Ты держи шнур, я тебе сказал! — строго повторил Антон. — И натягивай, как следует, не попускай. Когда я его тресну палкой, ты сразу дергай. Ясно?

— Ясно, — ответила Наташа, облизывая пересохшие губы — от волнения.

Держа наготове палку, по-журавлиному ставя ноги, Антон тихонько побрел к сому. Тот сильно двигал хвостом. От него по заливу уходили крутые круги. Антон с размаху хлопнул тяжелой палкой по хвосту. Разбойная рыба вскинулась над водой, будто хотела разглядеть, кто ее ударил, с огромной силой бухнула хвостом и свалила Антона.

Наташа растерялась, закричала что-то и не дернула вовремя леску. Сом все вскидывался и бил хвостом. Антон никак не мог встать на ноги. Он забарахтался во взбаламученной воде, захлебываясь, но не выпустил палку из рук. Вдруг почувствовал, как острые мелкие зубы впились в ногу, судорожно дрыгнул другой ногой, попал в мягкий холодный живот сома и освободился, поднялся. И в это мгновение, наконец-то, дернула шнур перепуганная Наташа. Широкая плоская голова речного хищника показалась на поверхности. Антон с силой опустил на нее палку. Сом замер и всплыл животом вверх. Не мешкая, Антон схватился за шнур и закричал:

— Тяни, Наташа! Тяни!..

Они торопливо выволокли сома на берег. Он был большой — больше метра в длину.

— Вот это зверина! — восхищенно сказал Антон. — Он ка-ак даст хвостом, я та-ак и полетел кувырком…

— Ой, Антоша, у тебя кровь на ноге! — вскрикнула Наташа.

Антон мельком взглянул на ногу, небрежно махнул рукой:

— Это сом укусил. Как собака, схватил за ногу, думал, я испугаюсь. Потащим сома к дедушке. Он из него балык сделает. Тако-ой балык будет!.. На всех хватит.

Он просунул палку сому через жабры, и они, горбясь от натуги, поволокли его в хутор. С уважением глядя на Антона, Наташа сказала:

— Ну, Антон, а я и не знала, что ты такой!

— Какой такой?

— Ну, такой… отчаянный! — Наташа замялась, подумав, а не чересчур ли она его хвалит. — Ну, и еще работящий… Я теперь тебя очень уважаю.

— Ну, прям-таки… — смущенно пробормотал Антон, не привыкший к похвалам. — Я тебя очень, очень уважаю… Ты такая… боевая. Мне такие девчонки нравятся.

Наташа была рада услышать такие слова от задиры Антона, но, скрывая радость и смущение, сказала:

— Интересно проходят у нас каникулы, правда, Антон?

— Еще как интересно! — подтвердил он и покосился на сома. Тот пялил на него белесый глаз. — А если в заливчике появится еще один сом, я и того поймаю… Нашим утятам будет спокойно.

В Старом лесу под землей жил крот Сивый Отшельник. Он не любил показываться на глаза лесным жителям. Возможно, потому, что сам почти ничего не видел, а может быть, потому, что и в самом деле был отшельником. Все время рылся он в темноте, выискивая на ощупь личинки и сладкие корешки.

Но иногда очень скучно становилось кроту под землей. Тогда он замирал в норе, прислушиваясь к голосам и шорохам Старого леса. Слух у Сивого Отшельника был замечательным. Он слышал, как пела и шумела крыльями иволга Желтая Роза, как бродили по кустам и хрустели желудями его враги — дикие свиньи; слышал, как росла трава и звенели паутинки, когда на них падала роса. Многое слышал Сивый Отшельник.

Однажды теплым солнечным утром он не удержался и выполз из норы.

— Чему ты радуешься? Для кого поешь? — спросил он у иволги Желтой Розы.

— Я радуюсь яркому солнцу, синему небу, цветам, что растут на поляне! — восторженно ответила она. — Я пою для всех. Я пою оттого, что люблю все это!

— Разве есть такое, что можно любить? — хмуро удивился он.

— Конечно! — воскликнула Желтая Роза. — Ты только присмотрись…

— Я плохо вижу, — оборвал ее Сивый Отшельник.

— Это, должно быть, оттого, что ты живешь в темноте. Посиди среди цветов на поляне, твои глаза привыкнут к солнечному свету, станут зоркими, и ты увидишь, как красиво все вокруг! — предложила простодушная Желтая Роза.

— Не знаю, что ты называешь красивым, — раздраженно сказал Сивый Отшельник. — Что оно такое — красивое? Это, наверное, то, которое вкусное?

— Нет, нет! — горячо возразила Желтая Роза. — Красивое — это такое!.. Когда ты видишь его, радуешься всему на свете…

— Я радуюсь только вкусному! — прервал ее крот. — Ладно, я посижу, посмотрю, что у вас тут наверху есть вкусного.

— Посиди подольше, а я спою для тебя. — Иволга перелетела ближе к нему.

— Ну, пой, если ты уж не можешь не петь, — равнодушно согласился Сивый Отшельник.

Он уселся на свежем земляном холмике у норы и, отвернувшись от солнца, водил головой туда-сюда, щуря крошечные глаза.

Шло время. Желтая Роза разливалась чудесной флейтой: она старалась, думая по наивности, что Сивый Отшельник прозреет от ее песен, увидит утренний Старый лес, сверкающий в росе, и поймет, что такое красота.

— Ну как, лучше видишь? — спрашивала она после каждой песни.

Крот напрягал зрение, глаза у него слезились, перед ними колыхались, расплываясь, смутные тени. Это раскачивались на ветру цветы. А Сивый Отшельник с досадой думал: «И это Желтая Роза называет красивым?!»

— Лучше вижу! — отвечал он, злясь все больше. — Но ничего вкусного, как ты говоришь, красивого, я не вижу.

— Посиди еще, я спою самую лучшую свою песню, и ты обязательно…

— От твоих песен у меня в голове мутится — ты слишком громко поешь.

Вдруг Сивый Отшельник насторожился. Какой-то огромный зверь, страшно шумя и топоча ногами, шел по лесу, приближаясь к поляне. Жутко стало кроту: на поверхности земли он чувствовал себя беззащитным и беспомощным. Испуганно пискнув, Сивый Отшельник нырнул в нору.

— Куда ты? Погоди! — закричала Желтая Роза. — Это же лошадь идет. Старая добрая лошадь! Она приходит в лес пить родниковую воду и есть траву. Смешной, пугливый Отшельник, лошади испугался! Лошади кротов не едят… Вернись!

Забившись глубоко под землю, Сивый Отшельник долго приходил в себя. Бранился: «Дурень, послушался совета глупой Желтой Розы, перегрелся на солнце и совсем испортил глаза… Все наврала она про красивое! Ничего там наверху вкусного нету!»

Хозяин Желтого ерика, свирепый рак Стальные Клещи, отец пяти тысяч двухсот тридцати семи сыновей и дочерей, выбросил на берег жука-плавунца, которого не зря прозвали Коричневым Пройдохой. Жук опасно проказил и обижал рачат, катаясь на их спинах.

Коричневый Пройдоха треснулся о песок и простонал:

— О, Стальные Клещи, разве так шутят, как ты!

На него тотчас кинулись с дерева три трещотки, три бездельницы сороки: Терка-Перетерка, Крячка-Раскорячка и Тыр-Пыр-Растопыра. Самая проворная из них, Терка-Перетерка, схватила Коричневого Пройдоху, положила на пень, чтобы расклюнуть его броню и полакомиться.

— Не торопись, не торопись, Терка-Перетерка! — затрещала Крячка-Раскорячка. — Я первая увидела жука, и я его съем!

— Зря стараешься, зря кричишь! — затараторила Тыр-Пыр-Растопыра. — Не будь я Тыр-Пыр-Растопырой, если не съем этого жирного жука!

И она, растопырив крылья и хвост, полезла в драку.

— Прочь, прочь, прочь! — прострочила Терка-Перетерка, идя на них грудью и щелкая клювом.

Коричневый Пройдоха лежал на спине и беспомощно сучил ногами, пытаясь перевернуться и удрать от сумасшедших трещоток. Но тяжела была броня на спине, не мог жук встать на ноги и развернуть крылья — не за что было зацепиться ему. Потому и лежал он на пеньке, как приклеенный.

• Предыдущая
• 19/21
• Следующая