Революция без насилия - Ганди Мохандас (Мохандус) Карамчанд - Страница 32

Кроме того, я не изучал индийского права и не имел ни малейшего представления ни об индусском, ни о мусульманском праве. Я не знал даже, как вчинять иск. Я слышал, что сэр Фирузшах Мехта рыкает, как лев, во время заседаний в суде. Каким образом сумел он научиться этому искусству в Англии? О такой проницательности в юридических вопросах, какой обладал он, я не смел и мечтать. У меня были серьезные опасения, смогу ли я, занимаясь адвокатской практикой, заработать себе на жизнь.

Меня терзали подобные сомнения и беспокойство, еще когда я изучал право в Англии. Как-то я рассказал об этом друзьям. Один из них посоветовал мне обратиться к Дадабхаю Наороджи. Я уже говорил о том, что, уезжая в Англию, запасся рекомендательным письмом к нему, но счел неудобным беспокоить столь великого человека. Когда объявляли о его лекции, я садился, бывало, где-нибудь в уголке и по окончании уходил, насладившись виденным и слышанным. Чтобы сблизиться со студентами, Дадабхай основал ассоциацию. Я часто приходил на заседания ассоциации, восхищался его заботой о студентах. Они в свою очередь платили ему уважением. Наконец я осмелился вручить ему рекомендательное письмо. Он сказал: «Можете зайти ко мне в любое время». Но я так и не воспользовался этим приглашением, так как не счел возможным беспокоить его без особой на то необходимости. Поэтому я не решился внять совету своего друга и не обратился тогда к Дадабхаю. Не помню, кто мне порекомендовал встретиться с м-р Фредериком Пинкаттом. Он был консерватором, но его отношение к индийским студентам было чистым и бескорыстным. Многие студенты обращались к нему за советом. Я также попросил его о встрече, и он дал согласие. Никогда не забуду беседы с ним. Он встретил меня как друг и посмеялся над моим пессимизмом.

– Не думаете ли вы, что все должны быть похожи на Фирузшаха Мехту? Такие, как Фирузшах и Бадруддин, встречаются редко. Будьте уверены, можно стать рядовым адвокатом, не обладая особым мастерством. Честности и трудолюбия вполне достаточно для того, чтобы заработать на жизнь. Не все дела сложные. Расскажите мне о том, что вы вообще читали.

Когда я назвал то немногое, что прочел, он был, как я мог заметить, весьма разочарован. Но это длилось недолго. Вскоре его лицо озарилось приятной улыбкой, и он сказал:

– Я понимаю ваше беспокойство. Вы читали явно недостаточно. У вас нет глубоких знаний о мире, которые являются sine qua non (непременным условием) для вакила. Вы не знаете даже истории Индии. Вакил должен знать природу человека. Он должен уметь читать мысли человека по его лицу. И каждый индиец обязан знать историю Индии. Она не имеет прямого отношения к юридической практике, но знание ее необходимо. Насколько я понял, вы даже не читали историю восстания 1857 года Кея и Маллесона. Прочтите сначала ее, а потом еще две книги для того, чтобы понять природу человека.

Это были книги по физиогномике Лаватора и Шеммельпенника.

Я был чрезвычайно благодарен моему высокочтимому другу. В его присутствии все мои страхи исчезли, но как только я ушел, тревога вернулась. Как узнать человека по его лицу? Этот вопрос не давал мне покоя на обратном пути домой. На другой день я приобрел книгу Лаватора. Книги Шеммельпенника в магазине не было. Я прочел книгу Лаватора и нашел, что она гораздо труднее, чем «Право справедливости» Снелла, и мало интересна. Я изучал лицо Шекспира, но не мог понять, откуда взялась у Шекспира привычка бродить по улицам Лондона.

Книга Лаватора не дала мне новых знаний. Совет м-ра Пинкатта практически мне ничего не дал, но его доброта оказала мне хорошую услугу. Его улыбающееся открытое лицо сохранилось в моей памяти. Я положился на его мнение о том, что проницательность, память и способности как у Фирузшаха Мехты совсем не обязательны для того, чтобы стать преуспевающим юристом: вполне достаточно честности и трудолюбия. А поскольку этого у меня было достаточно, я стал чувствовать себя увереннее.

Я не смог прочесть фолиантов Кея и Маллесона в Англии, но сделал это в Южной Африке, так как решил прочесть их при первой возможности.

Итак, с каплей надежды, смешанной с отчаянием, я сошел с парохода «Ассам» в Бомбее. Море в гавани было бурным, и пришлось добираться до причала на катере.

В последней главе я говорил, что море в бомбейской гавани было бурным, это обычная картина для Аравийского моря в июне-июле. Оно было неспокойным все время, пока мы плыли из Адена. Почти все пассажиры страдали морской болезнью; один я чувствовал себя превосходно и, стоя на палубе, глядел на бушующие валы и наслаждался плеском волн. За завтраком, кроме меня, было еще два человека; они ели овсяную кашу из тарелок, которые держали на коленях, стараясь не вывалить содержимое.

Шторм на море был как бы символом моей внутренней бури. Но я спокойно переносил шторм, и, думаю, мои волнения также не отражались на моем лице.

Беспокоила каста, которая могла противодействовать моей деятельности. Я уже говорил о мучившем меня чувстве беспомощности. Я не знал, как приступить к делу. Но меня ожидали гораздо большие испытания, чем я предполагал.

Старший брат пришел встретить меня на пристани. Он уже познакомился с д-м Мехтой и его старшим братом, и так как д-р Мехта настаивал, чтобы я остановился у него в доме, мы отправились к нему. Таким образом, знакомство, начавшееся в Англии, продолжалось и в Индии, вылившись затем в постоянную дружбу между нашими семьями.

Мне очень хотелось увидеть мать. Я не знал, что ее уже нет в живых и она не сможет вновь прижать меня к своей груди. Только теперь мне сообщили эту печальную весть, и я совершил полагающиеся омовения. Брат не сообщил мне в Англию о ее смерти, так как не хотел, чтобы удар постиг меня на чужбине. Но и на родине весть эта была для меня тяжелым потрясением. Я переживал потерю матери гораздо сильнее, чем смерть отца. Большинство моих сокровенных надежд рухнуло. Но помнится, внешне я никак не проявлял своего горя и смог даже сдержать слезы и жить, словно ничего не случилось.

Д-р Мехта познакомил меня с некоторыми своими друзьями и братом Шри Ревашанкар Джагдживаном, с которым мы подружились на всю жизнь. Но особенно я должен отметить знакомство с зятем старшего брата д-ра Мехты поэтом Райчандом, или Раджачандрой, участвовавшим на правах компаньона в ювелирной торговой фирме, носившей имя Ревашанкара Джагдживана. Райчанду было тогда не более 25 лет, но уже с первой встречи я убедился, что это человек большой учености, с сильным характером. Было известно, что он шатавадани (человек, обладающий способностью одновременно запоминать или следить за сотней вещей). Д-р Мехта посоветовал мне испытать его исключительную память. Я исчерпал свой запас слов из всех известных мне европейских языков и попросил поэта повторить эти слова. Он повторил и даже точно в том же порядке, в каком я их назвал. Я позавидовал такой способности, но не это очаровало меня. Черты, действительно восхитившие меня, я открыл позже. Это были его глубокое знание священных книг, безупречность характера и горячее стремление к самопознанию. Впоследствии я убедился, что в самопознании он видел единственный смысл своей жизни. Следующие строки Муктананда никогда не сходили с его уст и всегда жили в его сердце:

Коммерческие операции Райчандбхая выражались в сотнях тысяч рупий. Он был знатоком жемчуга и бриллиантов. Он умел разрешить любой, даже самый запутанный деловой вопрос. Но не это было основным в его жизни. Главным у него была страсть к созерцанию бога. На его рабочем столе всегда лежали религиозные книги и дневник. Закончив дела, он тотчас брался за них. Многие из его опубликованных сочинений представляют собой воспроизведение записей из дневника. Человек, который сразу после разговора о важной коммерческой сделке начинал писать о сокровенных тайнах духа, был, разумеется, не дельцом, а подлинным искателем истины. Не раз и не два, а очень часто я наблюдал, как в разгар коммерческих дел он погружался в благочестивые размышления. Я никогда не видел, чтобы он выходил из себя. Нас не связывали ни деловые, ни другие эгоистические отношения, я испытывал удовольствие от самого общения с ним. Я был в то время всего лишь адвокатом без практики, но где бы мы ни встретились, он всегда заводил со мной беседы на религиозные темы. Я шел тогда ощупью, нельзя сказать, что у меня был серьезный интерес к религии, но беседы с ним захватывали меня. С тех пор я встречался со многими религиозными деятелями, стремился увидеться с главами различных религий, и должен сказать, что ни один из них не произвел на меня такого сильного впечатления, как Райчандбхай. Его слова проникали мне глубоко в душу. Я преклонялся перед его умом, его высокой нравственностью и был уверен, что он никогда не стал бы преднамеренно сбивать меня с пути, что он вверяет мне свои сокровенные мысли. Поэтому в моменты духовного кризиса я неизменно искал прибежища у него.