Коновод с баржи Провидение - Сименон Жорж - Страница 21

• Предыдущая
• 21/22
• Следующая

Умирающий опять заметался. Но у него не было сил. И он снова упал, обмякший и опустошенный.

— Должно быть, она взбунтовалась. Она не могла долго выносить подобную жизнь. Вы пришли в ярость и задушили ее: вам это было легче, чем отпустить ее. Вы отнесли труп в конюшню… Верно я говорю?

Вопрос пришлось несколько раз повторить, пока, наконец, коновод не подтвердил это равнодушным движением век.

С палубы донесся шум. Полковник отстранил бельгийку, которая хотела подойти ближе. Она послушалась, растерявшись при виде столь импозантной фигуры.

— Бечевник… Снова прежняя жизнь на канале. Но вы тревожились. Вы боялись смерти, боялись вторично пойти на каторгу. И особенно боялись, что вам придется покинуть ваших лошадей, конюшню, солому, этот уголок, который стал вашим миром. И вот однажды ночью вы взяли велосипед смотрителя шлюза. Я вас уже допрашивал. Вы тогда догадались о моих подозрениях. Вы стали бродить по Дизи, вам хотелось сделать что-то, все равно что, лишь бы отвести от себя подозрения.

Теперь Жан был спокоен. Могло показаться, что он уже покинул этот мир. Впрочем, веки его еще раз опустились.

— Когда вы пришли туда, на «Южном Кресте» было темно. Вы решили, что все спят. На палубе сушилась морская шапочка. Вы взяли ее и пошли в конюшню, чтобы спрятать в солому. Этим способом вы хотели изменить ход расследования, направить его в сторону обитателей яхты.

Вы не могли знать, что Вилли Марко, который был на берегу, видел, как вы взяли шапочку, и следовал за вами шаг за шагом. Он ждал вас у дверей конюшни и там потерял запонку. Ему хотелось узнать, в чем дело, и он пошел за вами, когда вы вернулись к каменному мосту, где оставили велосипед. Окликнул он вас? Услышали ли вы за спиной какой-то шум? Началась борьба. Вы убили его своими страшными лапами, которыми уже задушили Мэри Лэмпсон. Дотащили тело до канала. Потом, вероятно, пошли по дороге, опустив голову. На бечевнике вы заметили что-то блестящее. Это был значок Яхт-клуба Франции. Вы знали, кому принадлежит этот значок — вероятно, видели на лацкане полковника, — и бросили его там, где происходила борьба. Отвечайте, Даршамбо. Все было так, как я рассказал?

— Эй, «Провидение», у вас что, авария? — снова раздался голос с баржи, прошедшей так близко, что можно было видеть, как на уровне открытой крышки люка мелькнула чья-то голова.

И вдруг глаза Жана наполнились слезами. Это было и странно, и трогательно. Он быстро заморгал, словно признавался во всем, чтобы скорее покончить с допросом. Он слышал, как его хозяйка ответила с кормы:

— Жан у нас поранился!

Мегрэ встал, заключил:

— Вчера вечером, когда я рассматривал ваши сапоги, вы поняли, что я непременно узнаю правду. И вы решили покончить с собой, бросившись в водоворот у шлюза.

Но коновод был так близок к концу, ему так трудно было дышать, что комиссар даже не стал ждать ответа. Он подал знак Люкасу, в последний раз огляделся вокруг.

В тот момент, когда Мегрэ и Люкас выходили — прибавить к допросу было нечего, — Жан еще раз отчаянно, невзирая на боль, попытался заговорить и с безумными глазами приподнялся на своем ложе.

Мегрэ не сразу занялся полковником. Он поманил к себе бельгийку, которая издали наблюдала за ним.

— Ну, что? Как он там? — спросила она.

— Побудьте с ним.

— За ним не приедут?

Она не посмела закончить фразу. Она вся застыла, услышав неясный зов Жана: он боялся умереть в одиночестве.

Она побежала в конюшню.

Владимир, сидевший на лебедке яхты с сигаретой во рту, в белом берете набекрень, скручивал канат.

На набережной комиссара ждал полицейский. Мегрэ, еще не сойдя с баржи, осведомился:

— Есть новости?

— Получен ответ из Мулена.

Он подал Мегрэ конверт. Записка гласила:

«Булочница Мари Дюпен заявляет, что в Этампе у нее была двоюродная сестра по имени Селина Морне».

Мегрэ окинул взглядом полковника. На голове у него была белая фуражка с большим гербом. Глаза были не очень мутны, и это означало, что англичанин выпил сегодня не так уж много виски.

— Вы подозревали кого-то на «Провидении»? — неожиданно спросил комиссар.

Это было так очевидно! Разве сам Мегрэ не понял бы этого сразу, если бы его сомнения не были на короткое время направлены на обитателей яхты.

— Почему вы мне ничего не сказали?

Ответ оказался достойным диалога между сэром Лэмпсоном и следователем в Дизи.

— Я хотел доказать сам, — сказал полковник.

Этого было достаточно, чтобы выразить презрение к полиции.

— Что вы скажете о моей жене?

— Как вы сами сказали, как сказал и Вилли Марко, ваша жена была прелестной женщиной.

Мегрэ говорил без иронии. Он прислушивался к разговору. Из конюшни доносился приглушенный шепот хозяйки, и казалось, что она утешает больного ребенка.

— Когда она вышла замуж за Даршамбо, ей уже хотелось жить в роскоши. И, конечно, из-за нее бедный врач, каковым был тогда Жан, помог умереть своей тетке. Я не хочу сказать, что она была сообщницей. Я говорю, что он сделал это — ради нее. И она знала об этом, почему и поклялась на суде, что поедет вслед за ним. Прелестная женщина! Но это не то же самое, что героиня. Желание жить красиво было сильнее. Вы должны понять это, полковник.

Светило солнце, и одновременно пул ветер. На небе собрались угрожающие облака. С минуты на минуту мог хлынуть теплый весенний ливень.

— С каторги возвращаются редко. А она была красива.

Все удовольствия были ей доступны. Стесняла ее только фамилия. И вот на Лазурном берегу, где она в первый раз встретила поклонника, готового жениться на ней, ей пришло в голову потребовать в Мулене выписку о рождении кузины, которую она помнила. Это нетрудно. Настолько нетрудно, что теперь поднимается вопрос о том, чтобы ставить на документах записи гражданского состояния отпечатки пальцев новорожденных. Она развелась с первым мужем. Стала вашей женой. Прелестная женщина! И я уверен, добрая. Иногда в душе ее разгорался огонь и толкал ее на необъяснимые поступки. Я уверен, что она последовала за Жаном не из-за его угроз. Она хотела просить у него прощения. В первый день, укрывшись в конюшне, где стоит неистребимый запах, ей, наверное, было приятно сознавать, что она искупает свою вину. То же испытывала она на суде, когда кричала, что поедет за мужем в Гвиану. Бывают такие прелестные существа, у которых первый порыв души — от доброты. Они сотканы из добрых намерений. Но только жизнь с ее низостями и компромиссами оказывается сильнее.

Мегрэ говорил с воодушевлением, но не переставая прислушиваться к звукам, доносившимся из конюшни. И следил за движением судов, входивших в шлюз или выходивших из него.

Полковник стоял перед ним с поникшей головой. Потом он поднял ее и впервые за все время посмотрел на Мегрэ с очевидной симпатией, может быть, даже со сдержанным волнением.

— Пойдемте выпьем, — предложил он, указывая на яхту.

Люкас стоял в стороне.

— Вы дадите мне знать, — бросил ему комиссар.

Они понимали друг друга с полуслова. Инспектор остался бродить вокруг конюшни.

«Южный Крест» был в порядке, как будто ничего не произошло. В каюте на переборках из красного дерева — ни пылинки. На столе бутылка виски, сифон и стаканы.

— Оставайтесь на палубе, Владимир.

В отношении Мегрэ к обитателям яхты появилась теплота. Сейчас он пришел на «Южный Крест» не затем только, чтобы окончательно приблизиться к правде. Сам он был теперь не так напорист и груб, как в первый раз.

И полковник обращался с ним так, как недавно с г-ном Клерфонтеном де Ланьи.

— Он скоро умрет, правда?

— С минуты на минуту. Он и сам знает об этом со вчерашнего дня.

Из сифона с шипением брызнула газировка.

Сэр Лэмпсон торжественно произнес:

— Ваше здоровье!

И Мегрэ выпил с не меньшим удовольствием, чем хозяин яхты.

— Почему он ушел из больницы?

Разговор шел в замедленном темпе. Прежде чем ответить, комиссар огляделся, примечая в каюте малейшие детали.

• Предыдущая
• 21/22
• Следующая