Можно ли отказаться от мечты? (СИ) - Круглова Полина - Страница 30

• Предыдущая
• 30/44
• Следующая

— Тогда спи уже! А еще говорил, турецкие женщины много разговаривают! Можно подумать турецкие мужчины немые!

— Джаным, спим!

Они снова чмокнули друг друга и, переплетя пальцы рук, заснули.

На утро Лера думала говорить Кости о том, что глупостей так и не произошло или нет. Как-то Дэньку подводить не хотелось, хотя она сама заснула. Оставшись наедине с ней, Костя выпалил:

— Начальник, представляешь?!

— Ну?

— Заснули! И никакого секса! — он рассмеялся. — Ну вы-то хоть за нас отработали?

— Какой там! Обнялись, как старички и тоже заснули.

Оба хохотали еще минут пять, пока к ним не заглянул Озгюр.

— Что случилось? Вы хохочите на весь офис!

— Да так, тут по работе смешной случай вышел. Непереводимая игра русских слов.

Это выражение все русские взяли на вооружение, чтобы не переводить туркам то, что они не хотят, чтобы те знали.

Она ворвалась к нему в кабинет и, не обращая внимания на сидевших там людей, заявила с порога:

— Я больше не могу! У меня рвет крышу! Костя поехал за билетами на концерт. Я даже никогда не слышала о такой группе, но я пойду, потому что мне нужно отвлечься, а ты можешь работать хоть до скончания века!

Он внимательно смотрел на нее, нахмурив брови, еще несколько секунд, после чего сказал ровным тоном:

— Дорогая, конечно, мы идем на концерт. Попроси Костю взять еще два билета.

Правда, на концерт они чуть не опоздали. Он начинался в семь, а в двадцать минут седьмого Дэниз все еще сидел за своим столом, разговаривая с немецким разработчиком, тыкая пальцем в монитор компьютера, как будто тот мог видеть то, что показывал на чертеже Дэниз. Лера уже одетая стояла в дверях его кабинета, с немым укором поглядывая то на него, то на часы. Костя с женой уже уехали, а их уже двадцать минут дожидалось такси. Когда Лера демонстративно начала снимать дубленку, Дэниз быстро заговорил в трубку по-немецки, что его фрау сейчас его убьет, потому что они уже опаздывают на концерт, он очень извиняется, но вынужден перенести обсуждение на завтра.

— А нельзя было то же самое сказать полчаса назад?

— Джаным, я надеялся закончить за пять минут, — ответил он, на ходу натягивая куртку.

На концерт они успели, и получили массу удовольствия. Лера про себя решила устраивать такие походы каждый месяц, потому что это был действительно отдых: два часа, когда они оба не думали о работе.

— Валерия, своди его на другой концерт! — взмолился Озгюр, вваливаясь в ее кабинет. — Дэниз всех достал этими Банго, на концерте которых вы были! В его кабинете — Банго, в плеере на стройплощадке — Банго, ко мне приходит и у меня тоже Банго пытается включить.

(*Банго — выдуманная музыкальная группа. Примеч. Автора*)

Она рассмеялась:

— Хорошо, постараюсь.

Она сделала папку «Русская классика, которая мне нравится» и положила в его папку на сервере. К вечеру офис наполнился музыкой Рахманинова.

В следующий раз она взяла билеты на «Щелкунчика», гастроли Мариинки. Надо же было приобщать его к русской культуре!

Они как обычно в воскресенье с утра перебрались с подушками и одеялами из спальни в гостевую комнату с большим телевизором и валялись там на диване, лениво перещелкивая каналы, медленно пробуждаясь от сна, пока не начинали чувствовать голод.

— Я хочу сходить на балет, — сказала она самым будничным тоном в это воскресенье.

— Ну Валерьюшка, — законючил он, попытавшись заграбастать ее в объятия и зацеловать так, чтобы она забыла о своем намерении. На балет он идти точно не хотел!

— Милый, ну пожалуйста! Мы так давно нигде не были! А тут приезжает один из лучших российских театров. Я очень хочу сходить!

Странно ни у одного из них никогда не возникало фразы: «ну пойди с подругой» или «пойди с другом». Если идет один — это автоматически означало, что идет и второй. Их уже и на стройке начали воспринимать как нечто неразделимое. Если приглашали на день рождения, то подразумевалось, что придут оба.

— Ну джаныыыым!

— Но там билеты дорогие, — покривилась Лера.

— Сколько? — тут же откликнулся он.

Она назвала цифру.

— Да, дорого, — согласился он. И увидев ее широко раскрытые растерянные глаза, тут же добавил, подняв руки вверх, как бы сдаваясь в плен:

— Но мы пойдем! Пойдем! — повторил он, уворачиваясь от подушки, которой она собиралась его убить.

— Я возьму их за свои деньги! — гордо объявила она.

— Валерьюшка, джаным, я же сказал, мы пойдем! — сказал он, устало падая на спину, раскинув руки в стороны.

— Вот и отлично, потому что я уже взяла билеты! Через две недели! — она показала ему язык. Какое-то у нее было детское настроение с утра!

— Что? — он накинулся на нее с грозным видом.

— Black eyes (черные глаза), — успела прошептать она, прежде чем его губы завладели ее губами, и она утонула в волне страсти, тут же накрывшей ее тело. Ну как он мог зажигать ее одним прикосновением! Иногда она даже чувствовала какую-то ущербность от этого.

Спустя час, все еще нежась среди разбросанных подушек и одеял, он сказал грозно:

— Ты мне зубы не заговаривай! Женщина, марш на кухню готовить завтрак! — и он, видимо подражая суровым турецким мужчинам, насупил широкие черные брови и указал ей рукой на дверь.

Она не осталась в долгу, сложив из пальцев добрый русский кукиш и сунув его ему в нос. В ту же секунду, осознав свой жест, глаза ее расширились до предела и стали огромными от ужаса. Пронаблюдав смену эмоций на ее лице, он уткнулся головой ей в живот и начал истерически хохотать.

— Прости, — выговорила она, наконец, нерешительно улыбаясь. — Я не нарочно.

— Я… я знаю, джаным, — еле выговорил он, вытирая выступившие от смеха слезы.

За неделю до этого в офисе произошла неприятная ситуация: одна из девушек в отделе кадров показала дулю своему коллеге турку. Он перестал с ней разговаривать. Начались выяснения, что к чему. Оказалось, что у турков этот жест означает то же самое, что средний палец и даже хуже. Короче говоря, это очень сильное оскорбление, сильнее просто не бывает. Как ни объясняли русские, что это детский жест, совершенно невинный у русских, ну не совсем невинный, конечно, но точно не посыл на три буквы, им не верили. Через несколько дней страсти улеглись, но ситуация вошла в анналы сосуществования турков и русских в одном офисе.

— Давай договоримся, что ты можешь показывать мне свой детский жест, но только не при моих прорабах, им не объяснишь, что ты вовсе не посылаешь меня куда подальше, — все еще смеясь, сказал он.

— Договорились, — кивнула она. — Только с условием, что ты мне такое никогда не покажешь!

— Я не смогу, джаным, рука не поднимется, поверь, — и притянув ее к себе, провел губами по шее, от чего у нее мурашки побежали по спине. — Может мы все-таки поедим?…

Несмотря на то, что почти весь спектакль он наклонялся к ней и смешил фразами типа: «Все хорошо, а говорить сегодня будут?» Она шикала на него, давясь от смеха. «Ааа! Я понял! Не нашли переводчика, потому пока танцуем, тянем время» — она в ответ пихала его локтем вбок, не вынимая своей ладони из его руки. Вообще телесный контакт был им необходим как воздух. Они постоянно касались друг друга, иногда даже не замечая этого. Например, Костя как-то сказал ей, что когда они разговаривают постоянно касаются руки другого хоть пальцем, как будто привлекая внимание. Она этого никогда не замечала, но понаблюдав, с удивлением обнаружила, что так и есть.

Ей балет очень понравился. И она выжидала, когда они выйдут на улицу, чтобы спросить, понравилось ли ему. Он, конечно, шутил и был в приподнятом настроении, но она-то знала, что это совсем не означало, что ему понравилось.

Когда они, наконец, отстояв очередь в гардероб, вышли на улицу, он первым делом спросил:

— Кто приезжает следующий, когда пойдем в следующий раз?

Фух! Она выдохнула, значит, ему все-таки понравилось! В следующий раз они сходили на Башмета.

• Предыдущая
• 30/44
• Следующая