Мегрэ и ленивый вор - Сименон Жорж - Страница 13

• Предыдущая
• 13/28
• Следующая

Комиссар взял ее в больницу. Мужа она видела лишь несколько секунд, больше врачи, несмотря на ее настойчивые просьбы, не позволили.

Надо было разобраться по порядку в путанице часто противоречивых свидетельских показаний. Одни знали слишком мало, другие, наоборот, слишком много… Некоторые отказывались от показаний.

— Если буду говорить, они меня найдут…

Однако Мегрэ удалось довольно точно воссоздать облик тех двоих, которые взяли в кольцо кассира, и того, который вырвал у него чемоданчик.

Один из официантов кафе напротив места нападения сразу распознал на показанных ему фотографиях Фернана.

— Он вошел в наше кафе за десять — пятнадцать минут до нападения и заказал кофе со сливками. Сидел за столиком рядом с дверью на застекленной веранде…

Через какое-то время Мегрэ на основании показаний свидетелей установил, что Фернан 31 января был одет в толстое коричневое пальто.

На первый взгляд, это не имело большого значения, но укрепляло комиссара в убеждении, что главой банды был именно он, бывший заключенный Сен-Мартен-де-Ре.

Тяжело раненный участник нападения, лежавший в больнице, на несколько секунд пришел в себя, но смог только прошептать:

— Моник…

Так звали его младшую дочь.

Комиссару Мегрэ бросилась в глаза одна подробность: оказывается, теперь люди в банду Фернана набираются не из профессионалов-преступников, а из новичков и любителей гангстерского ремесла.

Из прокуратуры ему звонили каждый час и присылали один рапорт за другим.

У выхода из здания его окружила толпа журналистов.

В пятницу в одиннадцать часов коридор наконец-то опустел. Мегрэ в это время как раз беседовал с Люка, который вернулся из больницы и рассказывал, что знаменитый хирург намерен провести операцию раненому, когда кто-то постучал в дверь.

— Войдите! — нетерпеливо буркнул Мегрэ.

Вошел Фумель, но когда он понял, что пришел не вовремя, весь съежился, стал как бы меньше ростом. Он был явно простужен, глаза у него слезились, нос покраснел..

— Может быть, я приду попозже?

— Входи!..

— Мне кажется, я напал на след… Точнее, не я лично, а люди из следственной бригады обнаружили… Я знаю, где жил Кюэнде в течение последних пяти недель.

Мегрэ слушал его со вздохом облегчения: наконец-то он сможет узнать что-то новое о таинственном швейцарце.

— В маленьком, довольно дрянном отелике на улице Нев-Сен-Пьер…

— Где это? В каком районе?

— В том самом, где он жил и раньше. Сен-Поль.

— За церковью святого Павла?

— Это маленькая улочка, очень старая, между набережной Сены и улицей Сент-Антуан. Там есть пара магазинчиков и почти никакого автомобильного движения.

— Рассказывай дальше.

— Гостиничка не наилучшей репутации, вроде бы из тех, где комнаты сдаются на часы. Но живут там и дольше, у них есть несколько комнат, снятых на длительный срок. Кюэнде жил там почти месяц, мало кто его видел, он почти не выходил, разве только затем, чтобы перекусить в ресторанчике, который называется «Пети-Сен-Поль».

— Что находится напротив этой гостинички?

— Дом восемнадцатого века, несколько лет назад его отремонтировали.

— Кто там живет?

— Одинокая особа, если не считать прислуги. Некая мадам Вильтон.

— Ты собрал сведения о ней?

— Начал собирать, но в районе о ней никто ничего не знает.

С недавнего времени — лет примерно десять тому назад — стало модным среди людей, конечно, очень богатых покупать старые дома в районе Маре, на улице Фран-Буржуа, например, и восстанавливать, придавая им тот же вид, какой они имели в семнадцатом или восемнадцатом веке.

Мода на реставрацию старых домов или маленьких дворцов началась с острова Святого Людовика, и теперь все еще был спрос на здания этого типа, даже если они находились на улицах очень безлюдных.

— Перед этим домом очень большой двор, — сообщал дальше Фумель, — посредине высокое дерево… В этом районе деревья, пожалуй, редкость.

— Хозяйка вдова?

— Разведенная. Я видел ее с одним журналистом, которому время от времени оказываю мелкие услуги, сообщаю пораньше некоторую информацию, конечно, не секретную, а лишь такую, которую можно сообщать… А на сей раз он мне оказал услугу. Рассказал об этой женщине. Разведена и, хотя не живет с мужем, часто с ним видится, они даже вместе ходят в гости…

— Как фамилия ее мужа?

— Вильтон. Стюарт Вильтон. С его согласия она после развода оставила фамилию мужа. Ее девичья фамилия — как я проверил в районном комиссариате — мадемуазель Ленуар. Флорен Ленуар. Мать ее была гладильщицей, отец — полицейским. Они жили на улице Де-Ренн. Сама она не то актриса, не то балерина. Мой журналист утверждает, что она была танцовщицей в «Казино де Пари». Стюарт Вильтон влюбился в нее, развелся со своей первой женой и женился на ней…

— Когда это было?

Мегрэ рисовал какие-то каракули карандашом на промокашке, а перед глазами его был образ Оноре Кюэнде, сидевшего у окна гостинички с подозрительной репутацией.

— Лет десять — двенадцать назад… Дом купил Вильтон. У него есть еще второй, не менее шикарный, в Отейе, а также маленький замок в Бесс, неподалеку от Мезон-Лафитт…

— Он играет на скачках?

— Насколько мне известно, постоянно посещает скачки, но собственной конюшни у него нет.

— Американец?

— Нет, англичанин. Но очень давно живет во Франции.

— Откуда у него столько денег?

— Я говорю только то, о чем узнал сам. Он происходит из семьи крупных промышленников и получил в наследство ряд патентов и лицензий. Это приносит много денег без всяких усилий с его стороны. Он путешествует почти по полгода, на лето снимает виллу на мысе Антиб или Ферра, состоит в нескольких фешенебельных клубах. Мой журналист утверждает, что человек он очень известный, но в кругах скорее закрытых, и поэтому его имя редко можно встретить в прессе.

Мегрэ встал, шею обернул шарфом, надел пальто.

— Идем! — бросил он коротко. А Люка сказал:

— Если кто-нибудь будет меня спрашивать, я буду через час.

Мороз и гололед привели к тому, что улицы были почти такие же, как это случается в августе, пустые. На узкой улочке Нев-Сен-Пьер никого не было видно, далее играющих детей.

Над полуоткрытыми дверями отеля «Ламбер» висел шар из молочного стекла с лампочкой внутри, а на месте портье в холле, где пахло затхлостью, сидел старый человек, который, Опершись спиной о калорифер, читал газету.

Он сразу узнал инспектора Фумеля и, вставая, буркнул себе под нос:

— Начинается… Я с самого начала знал, что будут неприятности!

— У вас не будет никаких неприятностей, если вы умеете держать язык за зубами. Комната Кюэнде еще никем не занята?

— Нет. Он заплатил за месяц вперед. Я мог бы, правда, сдать комнату после 31 января, но поскольку этот господин оставил свои вещи, я решил подождать.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Сейчас, постараюсь вспомнить… Если не ошибаюсь, то в субботу… а может быть, в пятницу… Лучше всего спросить горничную.

— Он предупреждал вас, что надолго оставляет комнату?

— Он мне ничего не говорил. Он вообще никогда ничего не говорил.

— А в ту субботу или пятницу… во сколько он ушел?

— Не знаю. Это не я, а моя жена его видела. Ночью, когда кто-нибудь из наших жильцов приходит с девушкой, им не нравится, чтобы их видел мужчина… Это их смущает. Поэтому ночью дежурит моя жена.

— Она вам ничего не говорила?

— Вы можете сами с ней поговорить. Через минуту она придет.

В холле воздух был нагретым, застоявшимся, спертым и при этом насыщенным каким-то странным запахом, и все это вместе напоминало запах, царящий в метро.

— Если не ошибаюсь, жена говорила, что в тот вечер он вообще не выходил.

— Это часто случалось?

— Иногда. Он покупал себе что-нибудь поесть и возвращался наверх в свою комнату. Мы видели, как он поднимался по лестнице с газетой и покупками. Он говорил «спокойной ночи» и не показывался до утра.

• Предыдущая
• 13/28
• Следующая