Аполлон на миллион - Донцова Дарья - Страница 33

• Предыдущая
• 33/55
• Следующая

– Фу! – заорал Гарик. – Сидеть!

Ага, с таким же успехом можно попросить пагля спеть партию Ивана Сусанина из бессмертной оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя».

Мафи присела, оттолкнулась задними лапами, как на пружинах взвилась вверх, и в эту секунду в столовую медленно и печально прошествовала Афина, на спине которой восседала парочка закадычных друзей: кот Фолодя и ворон Гектор. Умная птица и хитрый представитель семейства кошачьих давно сообразили: дом и сад велики, все лапы истопчешь и крылья устанут, пока из чулана или беседки до кухни доберешься, намного удобнее использовать в качестве трамвая безотказную Афину. Ворон (не путайте с вороной!) умеет разговаривать, а еще он мастер копировать чужие голоса. Например, Гектор, прикидываясь мной, зовет Афину, наивная собака думает, что ее зову я, и спешит к хозяйке. Птица садится псине на голову и приказывает идти, куда ему надо, а по дороге на «трамвай» вспрыгивает кот.

– Эй, ты куда? – крикнула Зоя Игнатьевна. – Блин! Дура! Дура! Блин!

Я вздрогнула. Но тут же поняла: это Гектор прикинулся ректором института проблем человеческого воспитания.

Высказавшись, ворон клюнул Афину в темечко. Псина шарахнулась в сторону и столкнулась с прыгающей вверх Мафи.

– Идиотка! – опять заорала птица голосом Зои Игнатьевны. – Казнить!

Мафуся упала на пол, толкнула Анфису, та пошатнулась, поднос выпал из рук горничной и полетел прямо на меня. Фиса с воплем рухнула на пол, а у меня в руках непонятным образом очутился фарфоровый чайник. Серебряный поднос шлепнулся на паркет и задребезжал, салфетка слетела, обнажилась металлическая ладья с кусочками кекса. Мафи взвизгнула и ринулась к лакомству, Роза с Кисой переглянулись и прогалопировали к месту крушения домработницы. Афина, у которой туго и с обонянием, и с соображением, замерла. Фолодя стек с ее спины и, демонстрируя полнейшую невозмутимость и презрение к окружающим, продефилировал к дивану. Наш Фолодя живет по принципу: люби меня, накорми меня, отстань от меня.

– Бедняжка ушиблась! – запричитала Лори, кидаясь к прислуге.

Я тоже поспешила к поверженной Фисе.

– Дура! Блин! – в том же духе и тем же голосом проорал Гектор. – Упала! Лежит! Казнить!

Потом ворон тюкнул Афину между ушей клювом и продолжил:

– Жрать иди! Вкусное!

Личный пони Гектора опешил, попытался понять, чего от него хочет водитель, и наконец сообразил: ба, на полу кекс, и от него уже мало что осталось. Громко залаяв, Афина ломанулась в стаю мопсов и пагля, но по дороге столкнулась с Глорией. Та вскрикнула и упала на руины кекса.

Роза, Киса и Мафи стали лапами откатывать мою будущую свекровь в сторону, пытаясь добраться до лакомства.

– Дуры! – заявил Гектор. – Все! Покоя нет!

Я подняла Фису, затем помогла встать на ноги Лори.

– Сейчас подмету пол, – простонала домработница.

– Не стоит беспокоиться, – сказала я, – Мафи последние крошки долизывает. Иди, умойся и больше не делай крендель, он слишком опасен, еще ногу сломаешь.

– Опять не смогла поступить как хорошая мадщен, – захныкала Анфиса, – стараюсь изо всех сил и ни фига не получается.

– Ты прекрасная домработница, – незаслуженно похвалила я Фису, – лучшей мне не надо.

– Зоя Игнатьевна так не считает, – заплакала Анфиса, – она меня только что сто раз дурой назвала и казнить хотела.

– Дура! – опять подал голос Гектор, сидевший на буфете.

Зоя Игнатьевна взяла чашку.

– Я не употребляю подобных слов.

– Это Гектор, – засмеялась Лори, – он так научился прикидываться мамой, что озноб пробирает.

– Сама коза! – на сей раз тоном Игоря произнес ворон.

– Во дает! – восхитился Петр Андреевич. – Помнится, мой дед, великий актер императорского театра…

Мне категорически не хотелось выслушивать очередную байку буйного фантазера, поэтому я без особых церемоний перебила актера:

– Зоя Игнатьевна, подтвердите, что Анфиса прекрасная горничная.

Бабушка Феликса прочистила горло.

– В связи с создавшейся ситуацией у меня есть одно замечание. При подаче кекса следовало использовать салфетку не белого цвета, а экрю. В остальном претензий нет. Изучая мой гениальный учебник, Анфиса делает прогресс в своем развитии. Слава богу, сейчас у нас все стало как у правильно воспитанных людей.

Я окинула взглядом разорванный подол платья, купленного Фисой в секс-шопе, осколки чашки на полу, радостно улыбающихся мопсов, облизывающуюся Мафи, Афину, которая от волнения устроилась писать у буфета, посмотрела на эрзац-папеньку, решившего жениться на бабушке моего жениха, вспомнила, что мне предстоит участвовать в парном бракосочетании, и кивнула. Да, да, у нас все, как у всех! Именно так и никак иначе воспитанные люди проводят тихие семейные вечера.

В столовой на мгновение воцарилась тишина, потом послышались шаги. В комнату вошел Феликс и сразу испугался.

– Что-то случилось?

Петр Андреевич встал.

– Пользуясь случаем, что семья в полом сборе, разрешите попросить руки Зои Игнатьевны.

Бабушка Маневина картинно прижала к груди ладони и изобразила изумление.

– Ах! Как неожиданно! Я сконфужена! Хо-хо-хо!

– Дорогая, ответьте «да», – попросил «папенька».

– Боже, я вся в волнении, – кривлялась Зоя Игнатьевна, – не знаю, как реагировать, смущена.

Бухтин молча смотрел на невесту.

– Дорогой, ты ничего не забыл? – свистящим шепотом спросила его престарелая возлюбленная.

– Вроде нет, – озадачился жених, – сделал все, как ты, моя любовь, велела.

– Кольцо, – подсказала невеста.

Петр Андреевич хлопнул себя ладонью по лбу.

– Старый идиот!

– Альфгеймер, – хихикнула я.

Зоя Игнатьевна величаво повернулась в мою сторону.

– Кто?

– Не обращайте внимания, – пробормотала я, – не отвлекайтесь.

«Папенька» вынул из кармана пиджака бархатную коробочку и откинул крышку.

– Даиний, чистый, как слюна младенца…

– Слеза, – поправила Зоя, – слюни тут при чем.

– Как слеза младенца камень, – покорно повторил жених, – олицетворяет мою бескорыстную вечную любовь. Дорогая, умоляю, ответь согласием.

Петр Андреевич обошел стол и опустился на колено перед бабушкой Феликса. Зоя Игнатьевна медленно поднялась и вытянула вперед правую руку. Бухтин замер перед ней с открытой коробочкой в руке.

Интересно, сколько времени они репетировали «неожиданное» предложение руки и сердца? Одним днем точно не обошлось.

– Жду, как решится моя судьба, – тоном престарелого провинциального актера, исполняющего на сцене заштатного театра в девятьсот сороковой раз роль деда трепетного Ромео, произнес мой эрзац-папенька[8].

Зоя Игнатьевна кокетливо улыбнулась, склонила голову, откашлялась…

И тут Афина, решившая, что Петр Андреевич предлагает даме нечто невероятно вкусное, выпала из привычного состояния черепашки в летаргическом сне, одним прыжком очутилась около актера и… проглотила перстень.

– Дура! – голосом Зои Игнатьевны завопил Гектор. – Дура!

– Немедленно выплюнь! – заорал Бухтин и схватил Афину за ухо.

– Не обижайте собачку! – возмутилась я. – Она ни в чем не виновата, вы слишком долго стояли на колене, следовало ускорить процесс обручения.

Афина издала громкий глотательный звук.

– Дрянь съела кольцо! – завопила Зоя Игнатьевна, разом забыв о безупречном поведении. – Петр! Как ты допустил сей пердюмонокль?!

Я начала отступать в сторону лестницы. Обожаю тихие семейные вечера! Сейчас невеста сделает из жениха телячью котлету. Хотя нет, учитывая возраст, характер и вес Петра Андреевича, из него получится фаршированный филей матерого кабана.

– Ее надо потрясти, – пискнула Лори, – тогда колечко из ротика Афиночки вывалится.

Я, никем не замеченная, весьма удачно достигла подножья лестницы и тут услышала голос Феликса:

– Нет, Лори. Даже если нам, в чем лично я здорово сомневаюсь, удастся перевернуть эту пони, то перстень через передние ворота не получить. Украшение вернется к бабушке завтра.

• Предыдущая
• 33/55
• Следующая