Аполлон на миллион - Донцова Дарья - Страница 39
- Предыдущая
- 39/55
- Следующая
– Ты прямо как моя мама, – рассмеялся парень. – «Овсянка, сэр…»
И в эту минуту Маргарита поняла: она готова на что угодно, лишь бы остаться с Прошей на всю жизнь. Не надо думать, что нищая студентка изучила, пока любовник спал, загородный дом, поняла, как хорошо обеспечены его родители, и приняла решение влезть в семью, в которой нет материальных проблем. Рита в самом деле влюбилась без памяти. Предложи ей Прохор жить в подвале, спать на трубах и есть из помойного ведра, она бы с восторгом согласилась.
То, что встреченный на вечеринке принц не отличается верностью, Маргарита сообразила быстро – вокруг ее Ромео роились бабы разных возрастов. Но, с другой стороны, Прохор ничего Марго не обещал, в любви ей не клялся. Он мог не звонить ей неделями, а потом вдруг прорезывался и спрашивал:
– Соскучилась? На фазенду скатаемся?
Рита бросала все дела и кидалась на вокзал, надеясь, что не придется томительно долго ждать электричку. Проша встречал ее на платформе и вел в дом. Повсюду Маргарита натыкалась на следы пребывания в особняке других красавиц. В расческе, лежавшей на раковине в ванной, застряли длинные белокурые волосы, на бачке в туалете валялись чьи-то колготки, от халата, который Прохор предлагал ей надеть, несло чужими духами, на кухне на плите стояла кастрюлька с остатками кем-то приготовленного жаркого, в гостиной кто-то нарисовал пальцем на пыльном комоде сердце, пронзенное стрелой… Ревность хватала Риту за сердце и сжимала его ледяными пальцами, но девушка лишь улыбалась. Потому что понимала: закатит она Проше сцену, и тот сразу перестанет звонить любовнице-скандалистке.
У Ермакова был мотоцикл. Рита до жути боялась всего, что катится на двух колесах, но когда любимый заводил своего железного коня, с готовностью устраивалась у него за спиной, изображая радость. Проша гонял, как сумасшедший, на шоссе вилял между машинами, закладывал крутые виражи, в поворот входил так, что Рита почти падала на дорогу. У нее желудок от страха подлетал к горлу, но она ни разу не попросила любовника ехать осторожнее. Наоборот, встав на землю нетвердыми ногами, Марго бодро восклицала:
– Супер! Когда еще поедем?
И однажды, в очередной раз услышав этот вопрос, Прохор прищурился.
– Тебе разве не страшно? Все, кого я катал, хнычут и велят остановиться.
– Не, мне в кайф, – соврала Рита, – люблю скорость.
– А хочешь почувствовать настоящий драйв? – обрадовался парень. – Сейчас покажу. Садись обратно.
Когда мотоцикл понесся по шоссе, Марго хотелось взвыть от ужаса, но она удержалась. Уткнула лицо в спину своего ненаглядного Проши и стала про себя молиться, повторяя слова, которые ее покойная бабушка произносила перед иконами. Может, Господь услышал Риту? Иначе чем объяснить, что она осталась жива после того, как байк вдруг упал на бок и помчался по проезжей части уже в лежачем положении? Прохор сломал ногу, обе руки и челюсть, повредил позвоночник, у Марго же оказались только ссадины и сильные ушибы. Беда случилась ночью на пустой дороге. Каким образом сорокапятикилограммовая девушка, у которой на разных частях тела до крови содрало кожу, ухитрилась дотащить здоровенного парня, потерявшего сознание, до поста ДПС, расположенного в километре от места происшествия, не понял никто.
Их привезли в больницу. Окровавленная Рита села у дверей кабинета, где оперировали Прошу, и неожиданно заснула. Разбудил ее мужской голос:
– Деточка, это вы привезли нашего сына в клинику?
Марго открыла глаза, увидела хорошо одетых людей, поняла, что перед ней родители Прохора, испугалась и от смущения, смешанного со страхом, по-детски пролепетала:
– Да, дяденька и тетенька.
– Господи, как вам удалось дотащить Прохора до гаишников? – изумился мужчина.
– Не знаю, дяденька, – прошептала Рита, – на спину его взвалила и пошла.
Весть о том, что Ермаков покалечился, быстро разлетелась по многочисленным его приятельницам, и одна из них через неделю явилась навестить любовника. Положила на тумбочку пакет орехов, пару яблок, окинула взглядом прикрепленные к вытяжке ноги-руки, лицо, на котором было нечто вроде птичьей клетки, и, бормотнув: «Ну ты, того, выздоравливай», – унеслась.
Наверное, эта девица растрепала всем, что Прохор теперь инвалид с изуродованной внешностью. По крайней мере больше никто из бывших возлюбленных Дон Жуана порога отделения травматологии не переступил. А Рита поселилась в палате, спала на полу, выносила судно не только за Прошей, но и еще за двумя лежавшими там мужиками, мыла любимого, кормила его, веселила.
Однажды Алексей Константинович, в очередной раз приехавший к сыну, сказал Марго:
– Я говорил с врачом, дело плохо.
Рита схватилась за стену.
– Проша умрет!
– Нет, но ему светит инвалидная коляска, – пояснил старший Ермаков. И, увидев улыбку на лице девушки, сердито поинтересовался: – Что смешного я сказал?
– В кресле на колесах, но живой, – объяснила Маргарита, – это же счастье.
Старший Ермаков хмыкнул и более ничего не произнес.
Глава 30
Из больницы Прохора выписали на костылях. Но парень, хоть и с большим трудом, шел сам. Отец приехал за сыном, велел его подружке тоже сесть в машину, привез их в двухкомнатную квартиру и заявил:
– Живите здесь спокойно. Рита, даже если мой обалдуй захочет от тебя сбежать, ты мне навсегда родная дочь. И Надежда Васильевна того же мнения.
Вот так Маргариту приняли в семью Ермаковых. Алексей Константинович сделал для нее много хорошего. И сразу полюбил появившуюся на свет внучку. Прохор в конце концов поправился и слегка остепенился. На мотоцикле он больше не гонял, ездил на подаренной отцом машине, продолжал учебу в институте, занятия в котором прервал из-за аварии и длительного восстановительного периода. А Рита получила диплом, занималась домом, дочкой и чувствовала себя счастливой. Ложкой навоза в кастрюле с наваристым борщом оказалась неверность Проши.
Да, гражданский муж постоянно бегал налево. Марго делала вид, будто ничего не знает, и утешала себя мыслью, что любовницы – временное явление. Главное, Проша всегда возвращается к ней, она его супруга, пусть и без штампа в паспорте. О настоящей свадьбе Рита не заговаривала. А Прохора такое положение вещей вполне устраивало, он пользовался всеми правами женатого мужчины, не неся при этом ни малейших обязанностей человека, обремененного узами брака. Надежда Васильевна была приветлива с Ритой, забирала на лето Любочку на дачу, но сыну не говорила: «Пора тебе оформить отношения с матерью дочери». Рита на квазисвекровь не обижалась, давно поняв: Надежда Васильевна своеобразная личность, относится к ней хорошо, но навряд ли любит.
Мать Прохора была не жадной, но деньги считать умела. Накануне дня рождения Риты она звонила ей и предупреждала:
– Завтра поедем в магазин.
Дама заранее озвучивала сумму, на которую собиралась сделать подарок, и Рите следовало строго придерживаться бюджета. Как-то ей очень понравились сережки, которые стоили на рубль дороже оговоренной суммы, и она спросила у Надежды Васильевны:
– Может, эти?
– Ты же знаешь, какими деньгами располагаешь, – прозвучало в ответ.
Но пытаться сэкономить тоже не разрешалось. Если Марго показывала на некий дешевый вариант, мать Прохора строго говорила:
– Присмотрись к другой витрине, используй все выделенные средства.
Однажды Надежда Васильевна разоткровенничалась и объяснила свое поведение:
– Добытчик в семье Алексей Константинович, я приношу копейки, в бюджет семьи их не вкладываю, поэтому обязана строго следить за финансами.
И это было на самом деле так. У дамы была толстая зеленая книжечка, куда она каждый вечер маниакально записывала дневные траты, не забывая даже о самых пустяковых.
Надежда Васильевна всегда казалась спокойной, никогда не повышала голоса, с Любой беседовала как со взрослой, не ссорилась с Ритой, угождала Алексею Константиновичу. Домработницу Ермаковы не держали, хотя вполне могли нанять прислугу, хозяйка предпочитала сама вести хозяйство. В любое время года, в будни и праздники, даже будучи больной с высокой температурой, Надежда Васильевна вставала в шесть утра, готовила завтрак, провожала мужа на работу, а вечером его ждал обед из трех блюд. Квартира сверкала чистотой, постельное белье было идеально отглажено, на подоконниках буйно цвели герани, на буфете стояло блюдо со свежеиспеченными булочками. Ермакова, казалось, никогда не уставала. Она не кричала и не скандалила, ничего не требовала от членов семьи, разговаривала приветливо, но болтливостью не отличалась и могла дать умный совет. Ну просто робот, а не женщина.
- Предыдущая
- 39/55
- Следующая