Голуби - Крутиков Дмитрий Иванович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/3

Ванька любопытно следил.

— Что написано-то?

Савелич вместо ответа взглянул поверх очков.

— Полковничий, говоришь?

— Турман? А чей же. Кроме во всем городе таких нет.

— Та-та-та. — Савелич щелкнул пальцами. — Теперь понимаем.

Быстро сдернул фуражку с гвоздя, нахлобучил на голову, Ваньку за руку схватил.

— Пойдем.

— Куда? — испугался Ванька.

— Пойдем, говорю. Не бойся, ничего не бойся!

— А как же турман?

— Турман? Мы его под кровать пока. Вот так. Не уйдет!

В Военкомате Савелич торопил дежурного:

— Да ты звони, звони скорее. Разговариваешь.

— Ну, вы, не очень-то! — оскорблялся дежурный.

— Чего не очень? А это видишь? — Савелич совал ему в нос бумажку. — Тут, брат, вон какое, секретно военное дело. А ты путаешься. Тут, может, всей революции судьба. Можешь понимать?

Военкома ждали недолго. Вошел он быстро, словно влетел по лестнице.

— В чем дело?

Савелич к нему.

— Дело секретное, на людях нельзя.

— Пожалуйте в кабинет.

Захлопнул двери на ключ.

— Ну?

Рассказал Савелич. Передал бумажку. Военком прочитал, перечитал и быстро подошел к телефону.

— Срочно ко мне начальника штаба и политкома. Да, да. Жду.

— Присядьте, — предложил военком Савеличу и указал на широкий кожаный диван.

Потом запер записку в стол. Ключ в кулак зажал и выбежал за дверь.

Савелич присел на край дивана.

— Ну, брат, концы. Подвели мы полковнику итоги.

— А записка-то от кого? — спросил Ванька.

— От кого? Ах ты, птенец! От белых записка.

— И на турмане?

— То-то, что на турмане. Почтовые, турмана-то.

Старик поднял вверх палец и покрутил в воздухе.

— Черных туда, белых сюда, — вот и почта. Ну и хитер полковник. Какую штуку удумал.

Скрипнула дверь. За военкомом вошли еще двое. Встревоженные, запыхавшиеся. Один низкий, широкоплечий, в кожаной куртке. Другой высокий, белобрысый, в шинели с красным значком на груди.

Савелич встал.

Военком вынул из стола бумажку. Прочитали все трое, молча переглянулись.

Белобрысый расспросил Савелича, как было дело.

Савелич отвечал бойко:

— Так и так.

На Ваньку показывал.

— Вот Ванюшка поймал турмана-то.

Белобрысый внимательно выслушал. Отошел к стене, где висела карта с разноцветными флажками. Кивком головы подозвал товарищей. Рассматривали, тихо переговаривались.

Савелич подмигивал Ваньке.

— Понимай, какое дело.

Обернулся белобрысый.

— Ну-с, товарищи. С вами мы после говорить будем. Теперь нам некогда. Сперва с полковником счеты сведем да с его друзьями. А пока...

Белобрысый протянул Савеличу руку.

— Спасибо, старик. Большое товарищеское спасибо.

Савелич расчувствовался.

— Я-то? Да я всегда... Потому пролетарий, и сын у меня Сашутка на баррикадах в пятом году...

Белобрысый и Ваньке руку пожал.

— Спасибо и тебе, малыш. Нечего сказать, откопал ты дельце. Ну и голубятник.

Хотелось Ваньке спросить, что в записке написано. Побоялся.

Белобрысый спросил где живут, записал.

— Теперь идите. Я вас вызову, когда придет время.

Выходили из комиссариата сквозь строй любопытных лиц.

В коридоре навстречу — толпа. Ванька вгляделся и уцепился за Савелича.

— Гляди-ка!

Впереди шагали полковник и Корней Давыдыч, а сзади и по бокам красноармейцы с винтовками в руках.

Ванька и Савелич посторонились.

Вышли на улицу.

— Видал? — спросил Савелич.

— Да. Что же им теперь будет?

— Им-то? Не помилуют за эти дела.

— А белых победят теперь?

— Белых?

Савелич свистнул.

— Фью. Теперь белым конец. Вишь как начальники радовались. Теперь у них пики-козыри в руках. Небеспременно быть белым битыми.

Возле полковничьего дома — толпа. Улица встревожена, улица галдит, улица шушукает.

— Обыск.

Конвойные цепью возле дома. Верховые во дворе. Ворота настежь.

Ваньку и Савелича окружают соседи. Слух о записке успел добраться до них.

— Как, да что, да почему?

Савелич рассказывает.

— Так и этак. Переписку вел полковник с белыми. Наши планы, выходит, им открывал или еще что... Смотрел я записку-то, да мелко написано, неразборчиво.

Возмущаются соседи.

— Ах он такой сякой. Примазался, значит, да и пакостил.

По адресу полковника ругань. Ваньку одобряют.

— Вот так Ванька. Молодец. Подцепил почтальона.

Передрягин Силантий Григорьич голову в толпу сунул, пробовал говорить.

— Может, полковник-то не виноват. Мало ли откуда голубь залетел.

Не дали говорить Передрягину.

— Не он? Нет, ты, гражданин Передрягин, оставь защищать. Знаем мы — не он.

Из толпы выкрик.

— Все на один лад сшиты, — что полковники, что купцы.

Плюнул Передрягин, отошел. А вдогонку ему посвистали.

— Так-то лучше.

Всю ночь шли по городу аресты. Всю ночь до зари неслись из-за леса гулкие орудийные выстрелы. Не спалось Ваньке.

А тут мать ноет:

— И надо тебе было с этим голубем путаться. Ну что, как придут белые. Они нас за полковника со свету сживут.

Ванька прислушивался к орудийному гулу.

Уверял:

— Не придут. У начальников теперь пики-козыри в руках.

Утром чуть свет Ванька на улицу, а Савелич уже навстречу спешит. Радостный.

— Эй, оголец, отбили белых.

Ванька обрадовался.

— Ну!

— Разбили в пух и прах. Я сейчас в Военкомате был. При мне вестовой приехал с донесением. Отступили белопогонники.

— А полковник?

— Полковник сидит. Всю его шайку сцапали. Они, вишь, восстание задумали в городе. С белыми переписку вели, планы военные им передавали. Это мне дежурный в комиссариате объяснил. Ну, да теперь кончено. Попались, голубчики.

Ванька засиял от радости.

— Эх, и утру я нос Митьке-поповичу!

Засмеялся Савелич.

— Утри. Беспременно утри. Покажи ему каков пролетариат.

• Предыдущая
• 3/3