Абсолютная власть - Балдаччи Дэвид - Страница 81
- Предыдущая
- 81/110
- Следующая
Салливан медленно вышел из кабинета, выключив за собой свет. Конечно, президент Алан Ричмонд почувствовал лишь небольшую боль, когда пальцы Салливана погрузились в его плоть. Но, как это бывает во время сердечного приступа, за небольшой болью зачастую следует гораздо более сильная. Салливан широко улыбнулся. Теперь он точно знал, что будет делать.
С вершины холма Уолтер Салливан смотрел на маленький деревянный домик с зеленой жестяной крышей. Он плотнее обмотал шею шарфом и оперся на толстую трость, помогавшую его слабым ногам. В это время года на холмах юго-западной Вирджинии было довольно морозно, и синоптики уверенно предсказывали обильные снегопады.
Он начал спускаться вниз, ступая по ставшей твердой, как камень, земле. Дом был превосходно отремонтирован благодаря его неограниченным финансовым возможностям и глубокому чувству ностальгии, которое, казалось, овладевало им все сильнее и сильнее по мере того, как он приближался к той черте, за которой становишься частью прошлого. Хозяином Белого дома был Вудро Вильсон, а мир был охвачен огнем Первой мировой войны, когда Уолтер Патрик Салливан впервые увидел свет при помощи повивальной бабки и благодаря непреклонной решимости его матери, Милли, которая до этого потеряла всех троих своих детей, причем двоих из них во время родов.
Его отец, шахтер – тогда в этой части Вирджинии, кажется, у всех отцы были шахтерами – дожил до двенадцатого дня рождения своего сына, а потом скоропостижно скончался от множества болезней, вызванных переутомлением и постоянным вдыханием угольной пыли. В течение многих лет будущий миллиардер наблюдал, как его папа, полностью обессиленный, с лицом, черным, как шерсть их большого Лабрадора, пошатываясь, входит в дом и почти падает на маленькую кровать в дальней комнате. Он бывал слишком утомленным, чтобы есть или играть со своим малышом, который каждый день надеялся, что ему уделят немного внимания, но не получал его от отца, на постоянную изможденность которого было больно смотреть.
Его мать прожила достаточно долго, чтобы увидеть, как ее сын превращается в одного из богатейших людей мира, и исполненный сознанием долга Уолтер обеспечил ее всеми благами, которые можно было купить на его огромные деньги. Отдавая дань памяти безвременно ушедшему из жизни отцу, он выкупил убившую его шахту. Пять миллионов наличными. Выплатив каждому из шахтеров премию в пятьдесят тысяч долларов, он торжественно закрыл шахту.
Он открыл дверь и вошел внутрь. Газовый камин наполнял комнату теплом, так что печного отопления не требовалось. Запасов еды в кладовой хватило бы на полгода. Здесь он был обеспечен всем необходимым. Он никогда никому не позволял жить здесь вместе с ним. Это был его родной дом. Все, кто когда-либо имели право жить здесь, за исключением его самого, уже умерли. Он был одинок и хотел быть одиноким.
Он долго не притрагивался к приготовленному им самим незамысловатому ужину, задумчиво глядя в окно, где в свете угасающего дня едва мог различить облетевшие вязы, растущие вокруг дома; их ветви помахивали ему как бы в такт неслышимой музыке.
Он помыл посуду и прошел в маленькую комнату, где когда-то была спальня его родителей. Теперь в ней находились стол, удобное кресло и несколько книжных полок, заполненных тщательно подобранной литературой. В углу стояла узкая кровать, поскольку эта комната служила ему и спальней.
Салливан взял хитроумный сотовый телефон, лежавший на столе. Потом набрал номер, известный лишь очень узкому кругу людей. На другом конце линии раздался голос. Затем Салливана попросили подождать, и через мгновение зазвучал другой голос.
– Боже мой, Уолтер, я знаю, у тебя свой собственный – и довольно странный – распорядок дня, но мне все же кажется, тебе стоит сбавить темп. Где ты находишься?
– В моем возрасте нельзя сбавлять темп, Алан. Иначе можно остановиться окончательно. Я с большим удовольствием сгорел бы в огне работы, чем согласился бы медленно тлеть. Надеюсь, я тебе не очень помешал?
– Ничего, мировые кризисы подождут. Что-нибудь нужно?
Салливан приставил к телефону маленький диктофон. На всякий случай.
– У меня к тебе только один вопрос, Алан.
Салливан замолчал. Ему пришло в голову, что это доставляет ему удовольствие. Затем он вспомнил, как выглядело лицо Кристи в морге, и помрачнел.
– Что именно?
– Почему ты так долго его не убивал?
В воцарившейся тишине Салливан слышал ритм дыхания на другом конце линии. Надо было отдать должное Алану Ричмонду: оно не участилось, а оставалось равномерным и спокойным. На Салливана это произвело глубокое впечатление и слегка разочаровало.
– Повтори, пожалуйста.
– Если бы твои парни промахнулись, ты теперь встречался бы со своим адвокатом, планируя защиту против импичмента. Признайся, ведь ты уже близок к этому.
– Уолтер, с тобой все в порядке? С тобой что-то произошло? Где ты?
Салливан на мгновение отнял телефон от уха. В аппарате было антипеленговое устройство, которое обрекало на неудачу любые попытки определить его местоположение. Если они теперь стараются запеленговать его, а он по понятным причинам был в этом уверен, то обнаружат, что сигнал может поступать из дюжины различных точек, ни одна из которых не была близка к тому месту, где он в действительности находился. Это устройство обошлось ему в десять тысяч долларов. Но это были всего лишь деньги. Он вновь улыбнулся. Он мог разговаривать так долго, как ему будет нужно.
– Напротив, я давно не чувствовал себя лучше, чем сейчас.
– Уолтер, ты говоришь каким-то загадками. Кто кого убил?
– Знаешь, я не очень удивился, когда Кристи не захотела лететь на Барбадос. Честно говоря, я предполагал, что она хотела остаться, чтобы развлечься с несколькими молодыми людьми, которых взяла на заметку в течение лета. Когда она сказала, что плохо себя чувствует, это меня позабавило. Помню, я сидел в лимузине и думал, какой предлог она изберет. Она была не слишком изобретательной, бедное дитя, и кашляла абсолютно ненатурально. Судя по всему, в школе она злоупотребляла объяснениями типа “мою домашнюю работу съела собака”.
– Уолт...
– Странно, но когда полицейские спросили меня, почему она не поехала вместе со мной, мне неудобно было заявить им, что Кристи сказалась больной. Может, помнишь, в то время в газетах ходили слухи о разных интрижках... Я знал, что, если сообщу о ее болезни, то бульварные газетенки тут же объявят ее беременной от другого мужчины, даже если вскрытие этого не подтвердит. Людям нравится делать самые худшие и самые пикантные выводы, Алан, ты это знаешь. Когда тебя сместят с поста президента, о тебе, конечно, тоже сделают самые худшие выводы. И правильно делают.
– Уолтер, скажи, пожалуйста, где ты находишься? У тебя явно не все в порядке со здоровьем.
– Хочешь послушать эту запись, Алан? Запись с той пресс-конференции, где ты с большим участием сказал мне о событиях, которые происходят без всякого смысла? Очень тактичное высказывание. Частная беседа двух старых друзей, которую записали несколько теле– и радиостанций, но которая не была никем замечена. Полагаю, что именно благодаря твоей популярности никто не придал этому значения. Ты был таким обаятельным, таким сочувствующим, никто и внимания не обратил, что ты сказал о болезни Кристи. Но ты сказал это, Алан. Ты говорил мне, что если бы Кристи не заболела, то не была бы убита. Она бы полетела со мной на остров и осталась в живых. Кристи лишь мне одному сказала о своей мнимой болезни. И я не стал сообщать этот факт полиции. А как ты узнал об этом?
– Должно быть, ты сам мне и сказал.
– Я не разговаривал с тобой до пресс-конференции. Это можно легко подтвердить. Моя жизнь расписана по минутам. Твое местонахождение и контакты как президента, как правило, хорошо известны в любое время. Я говорю “как правило”, потому что в ту ночь, когда убили Кристи, ты явно не был ни в одном из обычно посещаемых тобою мест. Ты оказался в моем доме, а если точнее, в моей спальне. На пресс-конференции нас постоянно окружали десятки людей. Все, о чем мы говорили, записано на пленку. Ты не мог узнать об этом от меня.
- Предыдущая
- 81/110
- Следующая