Отпуск Мегрэ - Сименон Жорж - Страница 16
- Предыдущая
- 16/33
- Следующая
В светло-голубых глазах уже не было и намека на робость, а сквозило откровенное беспокойство. Мегрэ прошел в кабинет, и дверь за ним закрылась. Маленький комиссар уставился на него с немым вопросом во взгляде.
Но Мегрэ слишком был занят своими мыслями, чтобы беспокоиться о реакции других. А маленький комиссар, казалось, испытывал благоговейный страх перед этим плотным человеком, который накануне, когда еще жива была девочка, как-то настойчиво занимался ею и давал тщательное описание ее внешности, едва ли не за несколько часов до того, как она была зарезана в собственной постели.
– Полагаю, что вы хотите отправиться туда? – спросил он охрипшим голосом.
В Сабль еще не приходилось наблюдать подобного зрелища, и он никак не мог прийти в себя. Об этом можно было догадаться по тому, как он произнес туда.
– Я говорил по телефону с прокурором из Ла-Рош-сюр-Йон. Он пошлет прокурорских работников, которые должны подъехать к одиннадцати часам, если не раньше.
И еще поднял по тревоге мобильную бригаду из Пуатье.
Они должны прислать двух инспекторов. Я не сказал им, что вы здесь. Правильно поступил?
– Очень даже правильно.
– Вы будете заниматься расследованием?
Мегрэ, не отвечая, пожал плечами и почувствовал, что разочаровывает Мансюи. Но что он мог сказать?
– Несмотря на раннее время, вокруг домика толпился народ. Весь квартал состоит из маленьких домишек с садиками. Он располагается хотя и в границах города, но ближе к окраине. Папаша Дюфье работает ночным сторожем на верфи. Перешел он на эту работу после того, как ему ампутировали руку. Вы его увидите. Для него все случившееся – кошмар, – рассказывал маленький комиссар, упершись локтями в крышку стола. – Он ушел с работы в шесть утра, когда прибыла первая смена. Утром все шло как обычно. Человек он спокойный и педантичный. Хозяйки, которые рано встают, могут проверять по нему часы, когда он проходит мимо их домиков. Возвращается к себе, стараясь не шуметь, в шесть двадцать. Он мне все это рассказывал, как сомнамбула. Входя в домик, сначала попадаешь в кухню. Слева стоит стул, а в глубине другой, плетенный из лозы. Возле того приготовлены Домашние туфли.
В общем, вы сами все увидите. Так вот, он снял уличную обувь тихонько, чтобы никого не разбудить. Сунул горящую спичку в плиту, где уже были подготовлены лучина, бумажки и поленья.
Молотый кофе засыпан в фильтр, вода приготовлена.
Налить кипяток и положить сахар в чашу с цветочком – вот и все дело. На стене часы с медным маятником.
Стрелки показывали половину седьмого, когда он с чашкой в руке, как всегда бесшумно, вошел в спальню к жене. У них так заведено уже много лет.
Мегрэ открыл окно, несмотря на то что утро было довольно свежим.
– Продолжайте…
– Мадам Дюфье – женщина худая и бледная, плохо себя чувствует после последних родов, что не мешает ей с утра до вечера сновать по дому. Она довольно нервная, всегда в напряжении. В общем, из тех нервных особ, которые всю жизнь проводят в ожидании каких-то неприятностей, если не катастроф.
Она одевалась, пока муж снимал рабочую одежду. Сказала: «Дождь прошел, лило целый час…»
Как раз при этих словах Мегрэ взглянул на небо, которое так и оставалось серым.
– Вдвоем они провели с полчаса. Это было единственное их интимное, так сказать, время. Потом мадам Дюфье пошла разбудить дочь. Было ровно семь.
Домик у них маленький, ставней нет. Как всегда широко открытое окно выходит в садик за домом.
Люсиль лежала в постели мертвая с каким-то бледно-голубым лицом и перерезанным горлом.
Так вы пойдете туда?
Однако, говоря это, он из-за стола не встал. Но ждал.
Все еще надеялся. Мегрэ опять промолчал.
– Пошли, – вздохнул Мансюи.
Улица в предместье была точно такой, как он ее и представлял по рассказу Мансюи. Именно на таких улицах жили девчонки вроде Люсиль. На углу лавочка, где торгуют овощами, бакалеей, керосином и конфетами. На порогах женщины, на тротуарах играющие дети. Сейчас эти женщины стояли группками у порогов в пальто, наскоро накинутых поверх ночных рубашек.
Человек пятьдесят топталось у маленького домика, похожего на все остальные, вход в который охранял полицейский в форме. Машина остановилась, и оба комиссара вышли из нее.
Уже тогда Мегрэ почувствовал, что у него сжалось сердце.
– Войдете?
Он кивнул. Толпа любопытных расступилась, пропуская их. Мансюи тихонько постучал в дверь. Открыл мужчина. Хотя глаза у него и не были красны, вид был ошеломленный, а движения машинальными. Глянул на Мансюи, которого узнал, и больше не обращал на них внимания.
В этот день собственный домик как бы ему не принадлежал. Дверь в одну из спален была открыта, и на постели вытянувшись лежала женщина, монотонно стеная и всхлипывая, как скулящее животное. У изголовья сидел врач из квартала, а в кухне у плиты хлопотала какая-то старая женщина с большим животом, видимо соседка.
Чашки, наполненные кофе с молоком, так и стояли на столе. Одну из них мадам Дюфье, вероятно, и несла в семь часов утра дочери.
Домик состоял из трех комнат. Справа кухня, которая служила и гостиной, поскольку была достаточно велика, чтобы вместить всех, одно ее окно выходило в садик, другое – на улицу.
Слева две двери спален, одна родителей, с окном на фасад, другая с окном в садик.
Стены были увешаны фотографиями. Некоторые в рамках стояли на полке.
– У нее только один ребенок? – тихонько спросил Мегрэ.
– Есть еще сын, который, как я полагаю, сейчас отсутствует в Сабль. Признаюсь, что у меня не хватило совести их подробно расспрашивать. Скоро приедет прокурорская группа и еще бригада из Пуатье. Они и сделают все, что следует…
Таким образом, Мансюи еще раз засвидетельствовал, что не рожден для такой профессии. Он украдкой поглядывал на Мегрэ, который тоже, казалось, испытывал колебания, прежде чем войти в спальню.
Там ничего не трогали? – машинально спросил он, поскольку это была стандартная профессиональная фраза.
Мансюи жестом показал, что нет.
– Ну что ж, войдем…
Он открыл дверь и сразу же удивился, поскольку из комнаты пахнуло табаком. Но тут же заметил на фоне открытого окна человека, который обернулся к ним.
– Я из предосторожности, – объяснил комиссар, – оставил здесь одного из своих людей.
– Вы обещали сменить меня, – напомнил тот.
– Потерпите, Ларруи.
В комнате стояли две железные кровати, а между ними ночной столик. Тень от железных прутьев спинок рисовалась темными полосами на голубоватых обоях. Кровать у левой стены была не разобрана. На другой, покрытое простыней, лежало съежившееся тело.
У противоположной стены высился большой платяной шкаф и стол, покрытый салфеткой, а на нем белый эмалированный таз, гребень, зубная щетка и мыло в мыльнице. Под столом находились белое эмалированное ведро и кувшин для воды. Вот и все. Это была комната Люсиль, которую она делила с братом.
– Вам известно, кто эта старая женщина на кухне?
– Сегодня утром ее не было, или я ее просто не заметил, поскольку набилось полно любопытных и нам с трудом удалось выставить их.
– Мать ничего не слышала?
– Ничего.
– Судебный врач уже был?
– Должен подойти, я ему звонил прежде, чем пришел сам. Вызову его потом к себе в кабинет.
Мегрэ наконец сделал то, чего от него ждали: медленно поднял простыню у изголовья трупа. Длилось это всего несколько секунд, и он вернулся к окну.
Мансюи присоединился к нему. Все трое, включая инспектора, заглянули в садик, огороженный кольями, связанными колючей проволокой. В углу находился крольчатник, в другом – сарайчик, где Дюфье, должно быть, держал свои инструменты и что-нибудь мастерил в свободное время. На песчаной почве торчали ростки каких-то овощей, салат и капуста. Небольшая груша с редкой листвой. Краснели плоды на помидорных кустах, привязанных к подпоркам.
Говорить было не о чем. В садик легко мог проникнуть любой, перешагнув через проволоку, а уж в комнату через подоконник пролезть было совсем легко. За садиком простирался пустырь. На горизонте виднелись какие-то ветхие строения, там раньше был заводик.
- Предыдущая
- 16/33
- Следующая
