Слуги Государевы - Шкваров Алексей Геннадьевич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/58
• Следующая

— Его надо продлить. Готовьте, Пипер, большое посольство в Москву. Как вернется царь Петер из Европы, им следует ехать к нему.

Карл резко повернулся к генералам:

— Что скажете о боеспособности русской армии?

— Она ничтожна, ваше высочество — первым откликнулся Реншельд. — Царь Петер затеял реформы, но он не знаком с европейскими методами ведения войн. Одно дело воевать с такими же азиатами-турками, как сами московиты, другое дело профессионалы. Царь терпеть не может свое старое стрелецкое войско, которое уже несколько раз бунтовало против него. В его двух походах на Азов создалось впечатление, что он обдуманно посылал стрелецкие полки на убой.

— У него есть неплохие советники из числа иноземцев. — подхватил Стюарт, — Среди них шотландец Гордон и швейцарец Лефорт. Но полков нового строя очень мало. И они совершенно не обучены. Кавалерия, можно сказать отсутствует. Считать таковой поместную дворянскую конницу или диких калмыков с казаками нельзя. У московитов неплохая артиллерия, с нашей помощью, — усмехнулся горько, — но количество пушек пока недостаточно. Нет своих хороших мастеров-литейщиков, нет железа. Плоха русская армия, одним словом плоха.

Карл выслушал генералов. К окну подошел, одной рукой на подоконник оперся, другой эфес шпаги стиснул:

— Мы будем стремиться к миру. Но для этого нужно быть готовым к войне. И мы дадим урок любому, кто посягнет на нашу Швеции. Ну а сами будем помнить, что сказано в Евангелии: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложиться вам»[3]. Я же король милостью Божьей, править буду по своей воле державой нашей и вести ее к славе! Идите, господа. И да поможет нам Бог!

Карл дождался, когда все выйдут, и опустился на колени перед распятием:

— Господи, всевышний Бог, дарующий мудрость и разум, от всего сердца молю Тебя, пошли ее мне со Святых Твоих небес, чтобы была она при мне и трудилась со мною, чтобы мог я понять, что Твое благоугодие, и стал достоин сидеть на троне отца моего и достойно судить народ Твой. Господи, Боже мой, иже держишь мое сердце в руке Своей и склоняешь его, куда захочешь, склони его к страху перед Тобою, чтобы творил я Тебе угодное, и осознал истину заповедей Твоих, веди меня по Своей воле, и исполни меня Своей милостью, чтобы я во всех делах моих проникся словом Твоим.

Истово и долго молился кронпринц. В грехах каялся, десять заповедей Господней перечел, Символ веры[4], «Отче наш», «Бодрствуй над нами» и завершил молитву:

— Господи, Боже мой, Твой Дух Святой да направит меня по пути прямому. Благослови меня!

В ноябре 1697 года шведский риксдаг направил Карлу петицию, в которой просил будущего короля взять на себя всю ответственность за судьбы страны. 14 декабря он вышел из своей резиденции с королевской короной на голове и со скипетром в руках. Король направлялся в главный собор страны — Стурчурка. Накануне все сословия риксдага присягнули на верность Карлу XII. Сам король от присяги отказался. Помазание совершил архиепископ Бенцелиус. Тронная речь Карла XII была краткой и больше напоминала молитву:

— О Боже моих отцов, милосерднейший Господи, ты избрал меня королем над Твоим народом, и судьей над Твоими сыновьями и дочерьми. Подай мне мудрость, изобилующую у Твоего престола. Чтобы я мог постичь, что тебе будет угодно!»

Празднества были скромными, но как водиться все сословия обратились к новому королю с просьбами. Год случился неурожайный, потому горожан-бюргеров беспокоил возможный голод. Они попросили хлеба. Священники попросили отпечатать побольше Библий, ведь на них лежала ответственность за грамотность в приходах, и тоже хлеба — они отвечали за попечение о бедных.

Представители дворянского сословия, в основном лифляндцы и эстляндцы, напомнили Карлу об обещании смягчить редукцию. Тут надо дать пояснения. Вопрос то очень важный! В 1680 году было постановлено, что все земли, некогда принадлежавшие казне и отчужденные тем или иным путем, начиная с XVI века, вернуть обратно в казну, и использовать для содержания войска. (Постановление риксдага о редукции.) На самом деле это вызвало большой переполох среди дворянства. То есть, говоря современным языком, началась национализация земли, а так как это сопровождалось генеральным межеванием всей страны, то с дворянства потребовали документальное подтверждение на право владения их участками. А поскольку многие из них утратили сии бумаги, или за древностью, или по другим каким причинам, и не могли их представить, в таких случаях, земля просто изымалась в казну. Полностью были переданы в казну земли, полученные дворянами на новоприсоединенных территориях, а также те, где владеющие ими со времен рыцарских орденов (Лифляндия, Эстляндия и т. д.), не смогли представить необходимые документы. Дарения земли на старых шведских землях после 1604 года объявлялись условными, а наиболее крупные из них (приносившие доход свыше 600 талеров серебром в год), подлежали изъятию. До проведения редукции дворяне владели 2/3 земли, после их доля сократилась до 1/3. Здесь, кстати, кроется очень многое. И та легкость, с которой дворянство прибалтийских провинций принимало присягу русскому царю, подтвердившему при занятии бывших шведских территорий, за исключением Выборгского лена, права дворянства на их имения. И то недовольство собственным шведским королем, которое выразилось в ограничении риксдагом королевской власти сразу после смерти Карла XII. И как апогей всего — это возникновение заговоров — аньяльской конфедерации и, в конце концов, убийство монарха — Густава III собственным дворянином в марте 1792 года.

Король лишь усмехнулся. Шепнул Пиперу:

— Не смягчить, а усилить! Мне нужны солдаты, и солдатам нужна земля. — вслух выкрикнул, — хлеб выдавать всю зиму со складов, а вот за изданием Библии я прослежу сам. — и помахал всем рукой приветливо.

И Швеция почувствовала твердую руку короля. Лишь немногие пытались предостеречь народ. И еще меньше было тех, кто осмелился сказать об этом вслух. Простой священник из Муры, Якоб Боэцилиус заявил в воскресной проповеди:

— Горе ждет страну, где правит отрок! — Его взяли сразу, в понедельник. Приговор был:

— Смерть!

Карл улыбнулся, не разжимая губ. Сжалился:

— Не хочу начинать правление с казни. Пусть посидит, подумает!

— Двенадцать лет тюрьмы хватит, ваше величество?

— Думаю, вполне!

Будто законы Моисеевы теперь правили Швецией. И чем жестче был суд, тем лучше. Особенно если это касалось нравственности. За прелюбодеяние или двойное прелюбодеяние, когда оба согрешивших состояли в законном браке, приговор был один — смерть. Граф Фалькенберг, один из советников, как-то не выдержал и выступил против:

— Во всем христианском мире такой грех не наказывается смертью, да и в нашей державе такого много лет не было!

Король улыбнулся холодно. Он всегда теперь отвечал с улыбкой. Одними губами. И кратко:

— Божий закон гласит, что и развратник и развратница должны умереть!

Но нельзя сказать, что король был несправедлив. Жестокость в наказании соседствовала с требованием тщательного расследования.

— Лучше отпустить виновного в сомнительных делах, чем покарать безвинного! — частенько приговаривал король.

Когда Дерптский совет запросил разрешения у Стокгольма о применении пытки в каком-то деле, Карл вмешался:

— Признание под пыткой не имеет ценности!

Но главным его детищем стала армия. Как он любил ее! Король-мальчишка играл в солдатиков и наслаждался игрой. Еще бы солдатики были настоящие!

Он раз за разом водил эскадроны в атаку.

— Быстрей, еще быстрей! — требовал король скорости. Атака только галопом, никакой рыси. Противник даже опомниться не должен, как будет сметен кавалерией.

— Никакого оружия, кроме холодного.

— Никакой стрельбы! Пистолеты выкинуть, кирасы снять! — раздавался звонкий голос молодого короля. — Только галоп, только галоп.

• Предыдущая
• 10/58
• Следующая