После ссоры - Тодд Анна - Страница 52

• Предыдущая
• 52/131
• Следующая

Затем хватаю подушку и накрываю ей голову.

– Нет, я пока не собираюсь вставать.

– Мы и так проспали, нам пора собираться. – Она забирает у меня подушку и бросает на пол.

– Останься со мной в постели. Давай все отменим. – Я тянусь к ее руке, и она ложится на бок, прижимаясь ко мне.

– Мы не можем отменить Рождество. – Она смеется и целует меня в шею. Я придвигаюсь к ней и прижимаюсь своими бедрами к ее, но она игриво отстраняется. – Нет-нет. – Она упирается рукой мне в грудь, чтобы не дать мне забраться на нее сверху.

Она встает и оставляет меня в постели одного. Думаю, не пойти ли за ней в ванную – просто чтобы побыть рядом. Но кровать такая теплая, что я остаюсь лежать. Я все еще не могу поверить, что она здесь. Она простила и приняла меня таким, какой я есть, и это не перестает чертовски удивлять меня.

Это Рождество будет совсем другим. Меня никогда особо не интересовали подобные праздники, но, увидев, как лицо Тессы светится от счастья, когда она наряжает эту дурацкую елку дико дорогими игрушками, я понял, что все не так уж плохо. Как и то, что моя мама тоже здесь. Кажется, Тесса ее просто обожает, да и мама не в меньшем восторге от моей девочки, чем я сам.

Моей девочки. Тесса снова моя девочка, и я провожу Рождество с ней – и с моей ненормальной семьей. Серьезная разница по сравнению с прошлым годом, когда в этот день я просто напился до чертиков. Пару минут спустя заставляю себя встать и пойти на кухню. Кофе. Мне нужен кофе.

– С Рождеством, – поздравляет меня мама, когда я захожу на кухню.

– И тебя тоже. – Я иду к холодильнику.

– Я сварила кофе.

– Я вижу. – Я беру пачку хлопьев с холодильника и кофейник.

– Хардин, прости за то, что я сказала вчера. Знаю, тебя разозлило, что я согласилась с мамой Тессы, но ты должен понять, что это было обоснованно.

Дело в том, что я действительно понимаю, что у нее были на то основания, но не ей, черт возьми, решать, остаться Тессе или уйти. После всего, через что мы с Тессой прошли, нам нужно, чтобы хоть кто-то был на нашей стороне. Такое чувство, что все настроены против нас обоих, поэтому мне нужно, чтобы мама за нас вступилась.

– Просто ее место рядом со мной, мама, и нигде больше. Только со мной.

Я беру полотенце, чтобы вытереть пролившийся кофе. На нем остается коричневое пятно, и я уже представляю, как Тесса ругает меня за то, что я взял не то полотенце.

– Я понимаю, что это так, Хардин. Теперь понимаю. Прости меня.

– И ты меня. Прости, что я все время веду себя как засранец. Я не специально.

Похоже, ее поразили мои слова. Но в этом нет ничего удивительного: я никогда не извиняюсь, даже когда не прав. Видимо, такой у меня характер: совершаю идиотские поступки и не беспокоюсь о последствиях.

– Все в порядке, нам надо двигаться дальше. Давай хорошо проведем Рождество в прекрасном доме твоего отца. – Она улыбается, и в ее голосе явно слышен сарказм.

– Да, будем двигаться дальше.

– Да. Будем. Я не хочу, чтобы сегодняшний день был испорчен из-за того, что случилось вчера. Теперь я все понимаю, всю эту ситуацию. Я понимаю, что ты любишь ее, Хардин, и я вижу, как ты стараешься стать лучше. Она учит тебя этому, и это меня радует. – Мама прижимает руки к груди, и я закатываю глаза. – Правда, я очень рада за тебя, – говорит она.

– Спасибо. – Я отвожу взгляд в сторону. – Я люблю тебя, мам.

Странно такое говорить, но мамина реакция того стоит.

Она удивленно открывает рот.

– Что ты сказал?

Ее глаза тут же наполняются слезами – она наконец услышала слова, которые я никогда ей не говорю. Не знаю, почему я сказал это сейчас. Может, потому что она действительно желает мне лучшего. Может, потому что она приехала и сыграла важную роль в том, что Тесса меня простила. Я не знаю, но она смотрит на меня так, что я жалею о том, что не сказал этого раньше. Ей пришлось столько пережить, и она очень старалась быть для меня хорошей матерью – поэтому она заслуживает слышать, что ее сын любит ее, чаще чем раз в тринадцать лет.

Я просто был так зол – и все еще зол, – но это не ее вина. Она никогда не была в этом виновата.

– Я люблю тебя, мам, – повторяю я, слегка смущаясь.

Она притягивает меня к себе и крепко обнимает – крепче, чем я обычно ей позволяю.

– О, Хардин, я тоже тебя люблю! Очень люблю, сынок!

Решаю оставить волосы прямыми, чтобы попробовать новый образ. Но прическа кажется мне странной, и в итоге все равно завиваюсь, как обычно. Я собираюсь слишком долго, так что, наверное, нам уже скоро пора выходить. Возможно, дело в том, что я специально тяну время, беспокоясь, хорошо ли все пройдет.

Надеюсь, Хардин будет вести себя лучше, чем обычно, или хотя бы попытается.

Я крашусь не слишком ярко: только тональный крем, черная подводка и тушь. Я хотела нанести тени, но мне и так пришлось три раза стирать подводку, прежде чем линия получилась ровной.

– Ты там жива? – спрашивает Хардин через дверь.

– Да, я почти готова.

– Я быстро приму душ, но потом сразу пойдем, если ты не хочешь опоздать, – говорит он, когда я выхожу.

– Хорошо-хорошо. Пока ты будешь в ванной, я оденусь.

Он закрывает за собой дверь, а я иду к гардеробу и достаю темно-зеленое платье без рукавов, которое я купила специально, чтобы надеть на праздник. Оно из плотного материала и с высоким воротником. Бант, завязывающийся на талии, сейчас кажется мне больше, чем во время примерки в магазине, но сверху я все равно надену пиджак. Я надеваю браслет с подвесками и снова перечитываю прекрасную цитату.

Я никак не могу выбрать обувь: если надеть каблуки, то буду выглядеть чересчур нарядно. Останавливаюсь на черных туфлях на плоской подошве и надеваю белый пиджак; Хардин как раз выходит из душа, и на нем нет ничего, кроме полотенца.

Ну и ну! При виде его обнаженного тела у меня каждый раз перехватывает дыхание. Как раньше мне могли не нравиться татуировки, не понимаю.

– Охренеть, – говорит он, осматривая меня с ног до головы.

– Что? В чем дело? – Я тоже смотрю на свой наряд, пытаясь понять, что не так.

– Ты выглядишь… такой невинной.

– Погоди, это хорошо или плохо? Все-таки Рождество, и я не хочу выглядеть неподобающе. – Я вдруг начинаю сомневаться, правильно ли подобрала одежду.

– О, это хорошо. Просто прекрасно.

Он проводит языком по нижней губе, и я наконец понимаю, в чем дело. Краснею и отвожу взгляд прежде, чем мы приступим к чему-то, что не должны заканчивать. По крайней мере не сейчас.

– Спасибо. А ты в чем пойдешь?

– В чем обычно.

Я ловлю его взгляд.

– Вот как.

– Я не собираюсь наряжаться, чтобы пойти в гости к отцу.

– Я понимаю… Может, хотя бы наденешь рубашку, которую подарила тебе мама? – предлагаю я, хотя знаю, что он не согласится.

Он усмехается в ответ.

– Ни за что.

Он подходит к шкафу и сдирает джинсы с вешалки так, что она падает на пол, хотя он этого не замечает. Ничего не говорю, а лишь отхожу от шкафа, когда Хардин снимает с себя полотенце.

– Пойду пока посижу с твоей мамой, – выдавливаю я, стараясь не смотреть на него.

– Как хочешь, – с усмешкой отвечает он, и я выхожу из комнаты.

Триш – в гостиной: на ней красное платье и черные туфли на каблуках. Этот наряд сильно отличается от привычных спортивных костюмов.

– Вы такая красивая! – говорю я ей.

– Правда? Не слишком ярко, макияж и все такое? – взволнованно спрашивает она. – Не то чтобы меня это особо беспокоит, просто не хочу плохо выглядеть, встретившись со своим бывшим мужем после стольких лет.

– Поверьте мне, плохо – это точно не то слово, которым можно описать ваш вид, – отвечаю я, и она слегка улыбается.

– Вы готовы? – спрашивает Хардин, заходя в гостиную.

Его волосы еще не высохли, но он все равно выглядит идеально. Он одет во все черное, включая черные «конверсы», в которых он был в Сиэтле, – они мне очень понравились.

• Предыдущая
• 52/131
• Следующая