Удар шпаги - Бальфур Эндрю - Страница 54

• Предыдущая
• 54/82
• Следующая

Я влил в него пинту красного вина, Джереми, почти утратив надежду на то, что он придет в себя; однако в его искалеченном и израненном теле таился могучий дух, и спустя несколько минут старик продолжил свое повествование, не разрешив приближаться к нему ни одной живой душе, кроме меня, и взяв с меня клятву не посвящать в эту тайну никого, кроме самых верных и надежных людей, да и то в случае крайней необходимости. Я сам удивляюсь, приятель, как мне удалось запомнить все эти странные имена, но тут мне в значительной степени помог наш общий знакомый, любитель подслушивать под дверью, который долгое время прожил среди индейцев и знал их древние обычаи и верования. Я не могу, конечно, дословно передать тебе слова старика, но смысл их заключался примерно в следующем:

— Итак, я дал клятву, и меня провозгласили королем над остатками некогда великого народа, и в течение многих дней в наших долинах звенело оружие и слышалась тяжелая поступь людей, собиравшихся под наши знамена; новость распространялась повсюду со скоростью степного пожара, и дикие обитатели гор спускались со своих заоблачных высот, чтобы присоединиться к нам, а отупевшие от безделья и ленивые испанцы ничего этого не замечали, ибо у нас были свои шпионы среди них и они нам обо всем докладывали. Пять из драгоценных камней я обменял на оружие, но жрец запретил мне даже прикасаться к двум огромным рубинам в глазницах черепа, пока я не взойду на трон великого Монтесумы.

Увы! Все мои планы, мечты и надежды развеялись как дым, о белый человек! Я был уничтожен, опозорен и унижен благодаря коварству женщины, которую я любил больше жизни: пользуясь моим чувством к ней, она выведала все мои секреты, в том числе и тайну бесценного черепа, а затем выдала планы нашего заговора и местонахождение сокровища одному из испанских военачальников, назначенному наместником вице-короля в городе на берегу озера Тескоко.

Таким образом, заговор провалился, драгоценный череп был похищен, а воины, узнав об этом, прогнали меня прочь; жрец проклял меня страшным проклятием, и все мои честолюбивые замыслы пошли прахом. Но я дал обет отомстить лживой предательнице и испанцу, которого звали Педро де Гонзалес. Сейчас не место и не время описывать, как я сумел выполнить свою клятву; достаточно сказать, что я убил женщину — да-да, убил, несмотря на ее отчаянные мольбы о пощаде! — а испанец бегал от меня с места на место, постоянно преследуемый мною по пятам, пока в отчаянии он не сел на корабль и не уплыл в открытое море, навстречу солнечному восходу. Но он не знал, что я плыл вместе с ним на том же корабле. Таким образом, белый человек, мы побывали во многих землях и странах, и я играл с ним как кошка с мышью: я давал ему возможность улизнуть и затем вновь неожиданно появлялся перед ним в безлюдных местах, когда он считал меня мертвым или думал, будто окончательно сумел запутать свои следы. Он сильно похудел, осунулся и преждевременно постарел, превратившись в жалкую тень человека. Наконец мы прибыли на большой остров, где находится удивительное озеро из расплавленной смолы, где много лесов и высоких гор, и здесь, пресытившись своею местью, я убил его и вернул себе череп Монтесумы; добрая половина сокровищ пропала, но остались его огромные красные глаза, и при взгляде на них надежда снова вернулась ко мне, и я поверил, что смогу занять принадлежавшее мне по праву место на троне в белом городе посреди озера 45. Однако этому не суждено было осуществиться: испанцы проведали об убийстве Педро де Гонзалеса и принялись охотиться за мной с собаками. Когда я понял, что мне не спастись, я спрятал сокровище, чтобы оно не досталось проклятым насильникам и грабителям. А теперь слушай, белый человек, слушай и запоминай!

На северном берегу острова, который носит название Тринидад, там, где сходятся вместе три горных хребта, стоит высокое дерево сейба; ты сразу увидишь это могучее дерево, так как оно возвышается над всеми остальными. Внутри оно пустое, потому что на него однажды упал небесный огонь, и здесь — о, белый человек! — я спрятал череп великого императора Монтесумы, надежно укрыв его от недостойных глаз и алчных рук. Чтобы найти сокровище…

И тут, Джереми, на этом самом месте силы старого индейца внезапно покинули его. Он пытался еще что-то сказать, с трудом ловя воздух широко раскрытым ртом, но не смог. Я поднес флягу к сморщенным губам старика, но вино бесполезно потекло по его подбородку, и несколько минут он не проявлял никаких признаков жизни. Наконец по его телу прошла легкая судорога, краска вернулась на его щеки и он снова взглянул на меня.

— Скорее! — поторопил я его. — Как найти сокровище?

Однако старый воин, казалось, вовсе не слышал меня: с огромным трудом поднявшись на колени, он вытянул вперед длинные тонкие руки и поднял к небу изможденное лицо, окруженное, точно нимбом, растрепанной копною седых волос.

— Вижу! Я вижу! — закричал он по-испански, вперив свой единственный глаз в пространство. — Слушай, о белый человек, ибо в моих словах кроется истина: с севера придет раса белых людей, подобных тебе, но из другого племени; они придут во множестве, конные и пешие, и огнем и железом поразят испанских дьяволов и изгонят их из нашей древней страны, точно так же, как те изгоняют сейчас поклонников Белого Бога! 46 И так будет, будет, хотя ни ты ни я не увидим этого! Так говорю я, Чиапас, в чьих жилах течет кровь королей Ануака!

Знаешь, Джереми, вид старого индейца, произносящего свое пророчество, был настолько необычен, что я буквально остолбенел от неожиданности и молча, в изумлении, уставился на него: от чрезмерного напряжения многочисленные раны на теле старика открылись вновь, и кровь из них заструилась по нему, собираясь в небольшую лужицу вокруг его колен. Я видел, как он упал, лишившись последних сил, но каково было мое удивление, когда спустя некоторое время старик снова поднялся, шатаясь из стороны в сторону, и, выпрямившись на нетвердых ногах, издал громкий призывный клич на незнакомом языке — клич, способный воодушевить любого на смертный бой! Затем он воздел руки к небесам и рухнул на землю как подкошенный — он был мертв. Признаться, смерть старого воина потрясла меня, хоть мне и не раз приходилось видеть, как люди отдают Богу душу.

Осталось досказать лишь самую малость, приятель: став обладателем таких бесценных сведений, я не собирался упускать свой шанс, не приложив надлежащих стараний для розысков загадочного сокровища, тем более что по воле Провидения у нас в руках оказалось прочное, надежное суденышко, отлично экипированное и снабженное всем необходимым. Мы похоронили мертвого индейца на лесной опушке и стали держать совет. Разумеется, я не был настолько наивен, чтобы сообщить моим товарищам о сокровище, так как помнил слова старого воина, сказанные мне перед смертью: не раскрывать тайны никому, кроме самых верных и надежных людей, — и поэтому столкнулся с определенными трудностями, прежде чем мне удалось уговорить их отправиться со мной на Тринидад. По счастью, в трюме у нас образовалась небольшая течь, и мой рассказ об асфальтовом озере, где можно было бы основательно просмолить днище, решил вопрос. Итак, мы вышли в море и направились на юг. Погода нам благоприятствовала, и за всю дорогу с нами не произошло ничего существенного, кроме того, что на одном из пустынных островков, куда мы зашли за пресной водой, мы неожиданно обнаружили нашего теперешнего знакомца, любителя подслушивать у замочных скважин. Он жил здесь отшельником, построив себе примитивную хижину и разбив огород, но при виде нас безмерно обрадовался, сообщив, что зовут его Ионас Сквобблз и что его бросили здесь взбунтовавшиеся матросы судна, на котором он служил, поскольку он отказался к ним присоединиться. Однако уже тогда я усомнился в его искренности, Джереми: уж слишком он хорошо знал здешние места и рассказывал множество легенд об ацтеках, той самой расе, к которой принадлежал старый индейский воин; услыхав о последнем, он насторожил уши, так что я счел более благоразумным держать язык за зубами и поменьше болтать, но повнимательнее приглядывать за нашим «отшельником». Вскоре я понял, что был прав, так как Сквобблз оказался смутьяном, склонным к интригам и невоздержанным на язык; он даже пытался вступать со мной в пререкания, и я рад, что случай позволил мне преподать ему надлежащий урок! Пусть он только посмеет встать на пути Саймона Гризейла, и ему очень не поздоровится, приятель, можешь мне поверить! А теперь выпей-ка вот это, потому что мне пора на палубу. Мы должны уже находиться в виду «Дракона» и сэра Джаспера, если он все еще жив!

• Предыдущая
• 54/82
• Следующая